Чума из космоса - Гарри Гаррисон

Капсула. Сэм протер торец спиртом и ввел иглу – она прошла удивительно легко. Что там, внутри? Лекарство от болезни Ренда? А может быть, яд?.. Перевернув капсулу, он оттянул поршень шприца до упора. Стеклянный цилиндр наполнился жидкостью соломенного цвета.

Вручив капсулу Бэку и строго наказав: «этим концом вверх!» – он осторожно вытащил из-под одеяла руку Ниты и протер ее на сгибе локтя. Кожа была сухая, обжигающе горячая. Ее покрывали красные нарывы… «Нита!»… Он заставлял свой мозг воспринимать ее как обыкновенного пациента… Помассировав вену, он ввел иглу, решив для начала ограничиться дозой в пять кубиков.

Регистрирующее устройство показывало температуру 41 и 1, что в сочетании с другими факторами означало приближение смерти.

Но вот тяжелое дыхание прервалось, и Нита, выгнувшись под одеялом, издала протяжный стон.

Неужели он убил ее?

Бросив испуганный взгляд на регистратор, Сэм увидел, что температура чуть – на полградуса – снизилась, а потом…

А потом произошло чудо. В считаные минуты болезнь была побеждена. Нормализовалась температура, нарывы усохли, дыхание стало ровным.

Нита открыла глаза, взглянула на него и улыбнулась.

– Сэм, милый… Что ты делаешь здесь с таким чумазым лицом?

Глава 15

– Меня прислал доктор Мак-Кей, – сказал Эдди Перкинс, когда Сэм обернулся и, к удивлению своему, увидел множество людей.

– Вот, Эдди… Возьми этот шприц и капсулу, которую держит генерал… Смотри, она должна быть именно в таком положении… Скажи, что это лекарство от болезни Ренда… Будь осторожен – больше его нет… Я сейчас позвоню Мак-Кею и расскажу, что тут у нас произошло…

– Он принял снотворное – придется подождать до завтра… Мы были очень напуганы тем, с какой энергией он организовывал ваше вызволение… – Перкинс направился к выходу, бережно неся в сложенных лодочкой ладонях шприц и капсулу. Задержавшись в дверях, он тихо произнес: – Послушай, Сэм… Спасибо тебе.

…Нита крепко спала, а Сэм смывал с рук и лица черный крем, когда вновь появился генерал.

– У тебя целых пять минут, – сказал он. – Ясумура просит нас немедленно прибыть туда. Полицией я уже сыт по горло, поэтому подождем мой транспорт. Он уже в пути… Ну что, Сэм, как там дела со снадобьем? Выручит оно нас?

– Не знаю, – ответил Сэм, вытираясь. – Юпитерианин дал очень хорошее средство – вы сами видели, как оно подействовало на Ниту… Хорошее, но этой капсулы не хватит и на полсотни человек. А случаев уже в тысячу раз больше. Но я надеюсь, что в лаборатории разгадают секрет лекарства.

– Какова вероятность?

– Может быть, нулевая, а может – стопроцентная. Увидим… Стэнли не сказал, что ему нужно от нас?

– Я не разговаривал с ним. Передали.

Когда они вышли на вертолетную площадку, Сэм удивился, что уже светло, на западе тают последние звезды, а небо – как свежевымытое.

Гул моторов, возникший где-то в южной части города, превратился скоро в рев, и они увидели в небе звено самолетов вертикального взлета, один из которых стал снижаться над площадкой.

– Когда вы сказали о транспорте, я решил, что это будет вертолет! – крикнул Сэм. – Кто ж мог такое предположить!

Самолет с громким ревом коснулся площадки и довольно быстро утих. Высунувшийся пилот протянул Бэку ремень и кобуру с хромированным пистолетом.

– Дело, понимаешь ли, в том, Сэм, что меня уж очень достали эти полицейские. И подумал я: игривое помахивание здоровенной дубиной может, хотя бы ненадолго, образумить этих ребят…

Перед тем как забраться в самолет, он с удовлетворением хлопнул по кобуре, привычно висевшей на боку.

Сэм последовал за ним и оказался в очень тесной для троих кабине.

Когда они поднялись в воздух, остальные самолеты симметрично их окружили, и весь этот узор помчался в сторону аэропорта Кеннеди, где вскоре мягко опустился неподалеку от «Перикла».

…На этот раз в пристальных взглядах полицейских начисто отсутствовал даже намек на угрозу.

– Кто-то поднимался туда? – спросил генерал.

– Нет, сэр! Получен приказ…

– Отлично. Выполняйте его. Беспрекословно.

Так и не узнав подробностей приказа, он стал пружинисто подниматься наверх по удобной металлической лестнице, оглушая своей чеканной поступью идущего за ним Сэма.

Стэнли Ясумура, утонувший в капитанском кресле, приветствовал их взмахом руки.

– Все записано на пленку… Записи велись до самого конца… Такое не каждому под силу…

– Что вы имеете в виду? – спросил Сэм.

– «Перикл» угодил там в ловушку сразу же после посадки. В созданное юпитерианами мощнейшее магнитное поле… Я быстро прокрутил начало, но вы можете все прослушать… А затем местные, так сказать, жители вступили в контакт с экипажем, изучили английский и убили капитана, точнее, разрезали на две равные части и назвали это разговором…

– Это именно то слово, которое употреблял и наш юпитерианин! Какой же смысл они в него вкладывают?

– Я хотел разузнать об этом у нашего гостя, но он что-то не хочет общаться… По-моему, для юпитериан это означает некое всеобъемлющее понимание, постижение основных жизненных процессов… У них, очевидно, никогда не было технокультуры, но вот что у них есть – так это биокультура, и еще какая. С живыми клетками они могут творить все… Когда туда прилетел наш «Перикл» и привез иную форму жизни, юпитерианам захотелось сделать то, что делают дети со своими новыми игрушками: вскрыть и посмотреть, что там внутри…

– Ад холоден, как говаривал Данте, – пробурчал Бэк, нервно барабаня пальцами по кобуре. – Это же сущие дьяволы – ни души, ни чувств! Ничего, скоро этот корабль полетит туда во второй раз… Набитый водородными бомбами!

– Вы не правы, Кливер, – сказал Сэм. – Они – это другая форма жизни, с другими мыслями и другими чувствами – если с чувствами! Да, они не спрашивали людей, хотят ли те быть разъятыми на куски, но ведь и мы не спрашиваем об этом лабораторных крыс!

– Что за чушь! Мы не могли бы спросить об этом крыс, даже если б захотели!

– Возможно, и юпитериане не могут задать людям такой вопрос. Или не хотят. Кто знает – не рассекают ли они и друг друга без всякого разрешения…

– Так думали и некоторые на «Перикле», – кивнул Ясумура. – Уик, первый офицер, всегда рассуждал как бесстрастный датчанин, но у него было неукротимое воображение, какое и должно быть у физика-теоретика… В этих записях есть изложенная им теория, по которой юпитерианские особи являются не индивидами в строгом смысле слова, а частичками единого разума… Если это действительно так, то их ни в малейшей степени не должен тревожить факт гибели одной такой частички, и саму эту частичку подобная перспектива не беспокоит ничуть! Допустим, что это единственно известный им способ существования. Разве усомнятся они в том, что и мы такие же? И расчленяй нас на здоровье!

– Это лишь теория, – сказал Бэк.

– Но она многое объясняет! Либо каждый юпитерианин гениален, либо существует единый разум, достаточно мощный, чтобы управлять всем. Они – или он – осваивали английский так быстро, как им только успевали его преподавать. Они – или он – никогда не сталкивались с техническими проблемами, но смогли схватить все это на лету, в несколько дней, и устроили себе на корабле уютное гнездышко, а также научились этим кораблем управлять…

– Неужели люди не оказали им никакого сопротивления?

– О каком сопротивлении вы говорите… – Ясумура включил запись и стал искать нужное ему место. – До того как юпитериане обосновались на корабле, что-то, наверное, еще можно было сделать, хотя трудно сказать, что именно. Вспомните, ведь они не могли даже взлететь, не взорвав себя!.. Вот она, последняя запись, сделанная Рендом…

«…Двадцать четвертое мая, согласно бортовым часам, хотя мы уже не следим за временем… Мне не следовало говорить „мы“ – совсем недавно захвачен Андерсон, а он был последним – не считая меня, конечно… Эти усики проходят сквозь любой металл, они повсюду, и никуда от них не скрыться. Одно касание – и ты парализован, а потом… Я видел, что они сделали с Андерсоном. Сейчас он внизу, на уровне С, в одном из резервуаров, и, кроме него, там еще двое… Всех их сначала сделали больными, потом вылечили, хотя после этого они уже не выглядели так, как прежде… Ну, а потом они умерли… Я никогда не видел ничего подобного. Должно быть, эти болезни конструируются из обнаруженных в наших организмах микробов или еще как-то…»

Что-то зашумело, затем послышался звон разбитого стекла, и когда Ренд начал говорить снова, в голосе его прибавилось хрипотцы…

«…Если мой голос звучит так, как голос напившегося человека, то… так ему и положено звучать…. Потому что трудновато выдерживать, знаете ли, и с каждым разом все… Но я разбил бутылку, потому что не должен быть пьяным!.. Чтобы сделать то, что я должен… Послушайте, кем бы вы ни были, я надеюсь, что вы никогда этого не услышите… Наверное, я смогу пробраться в машинное отделение и сделать то, что задумал… А задумал я следующее… Вывести из строя аварийную систему и поиграть с реактором… Это будет уже обыкновенным самоубийством – так как остальные мертвы или почти мертвы… Эти твари такие пронырливые… Они изучат нас, нашу технику, и… да мало ли какие у них планы… Но я хочу остановить их. Я – Ренд, второй офицер „Перикла“, заканчиваю запись двадцать четвертого мая…» – Дальше был только фоновый шум…