Вьетнамский иммельман - Алексей Гребиняк

— Я ее стирала. Грязная была.

Капитан улыбнулся:

— Еще раз спасибо, Ната…

— Не за что. Ты хороший, — она вдруг проворно соскочила с постели и, стянув через голову платье, скользнула к нему под одеяло.

— Ты меня не ругал вчера, как другие, — шепнула девчонка. Джонсона бросило в жар, когда Ната прильнула к нему, — а потом их губы соприкоснулись, и он забыл обо всем…

…Потом они долго лежали, обнявшись, и молчали. Давно уже Роберту не было так хорошо. Даже грустные вести из дома уже не казались такими ужасными, как накануне. Он не шевелился, боясь спугнуть происходящее, как предрассветный сон. Час так прошел, или больше — капитан не знал, да и не хотел знать. Но все-таки он сказал:

— Ната, мне пора…

— Уже? — огорчилась девчонка. — Так быстро?

— Я вернусь. Завтра, — шепнул он. — Ты будешь тут?

— Да, — она снова прильнула к нему. — Приходи…

На базу капитан не шел — летел. Выговора за пьянку и драку он не получил — военная полиция его не задерживала, — наблевав в их джип, он ушел из бара через черный вход, пока копы на первом этаже мутузили морпехов. Единственное, к чему придрался полковник, было пятиминутное опоздание из увольнения.

На следующий день Джонсон вместе со штурманом совершили налет на электростанцию в Хоабине. Будя ревом двигателей крестьян, бомбардировщик пронесся над Таиландом и Лаосом и вошел в воздушное пространство Северного Вьетнама. Самолет радиоэлектронного противодействия, круживший над Лаосом близ вьетнамской границы, включил свое хитроумное оборудование, и радары северян тотчас словно ослепли. Вместо отдельных отметок целей на экранах операторов мерцало сплошное марево, и разглядеть что-либо сквозь него было почти невозможно.

— Черт, все в дыму… — выругался кто-то из операторов в расчете капитана Зунга.

— Усиливай сигнал! — рявкнул в ответ капитан. Когда-то он учился у Горелова, и потому возможности своей техники знал неплохо.

Оператор усилил сигнал радара. На фоне марева стала просматриваться одинокая отметка — к Хоабиню со стороны Лаоса быстро приближался самолет.

— Есть цель! Курс два-четыре-ноль, скорость тысяча сто, высота сто метров, следует курсом ноль-шесть-ноль!

— Тысяча километров в час? — оторопел капитан. — На бреющем? В темноте? Это ошибка!

— Ошибки нет, — покачал головой радиометрист.

— Тогда сбейте его!

Зенитчики попытались навести ракеты на приближающийся самолет, но ничего не вышло. Системы наведения не захватывали столь низколетящую цель.

— А-а, дит мэ! — выругался командир.

В дело вступили зенитные орудия, расставленные на подступах к электростанции. Их расчеты открыли огонь вслепую, надеясь, что приближающийся самолет нарвется на сплошную стену разрывов, вставшую на его пути, или отвернет. Судьба, однако, хранила экипаж Джонсона — ни один осколок даже не задел бомбардировщик. Они прорвались сквозь завесу разрывов, и компьютер автоматически сбросил бомбы. Две с лишним тонны фугасок, снабженных замедлителем взрывателя, попали в здание, где стояли генераторы, и через пару секунд оно взлетело на воздух. Крылатая тень с оглушительным ревом унеслась прочь.

— Дьявол! — произнес командир дивизиона, глядя на зарево пожара.

F-111 тем временем удалился километров на тридцать к северо-востоку, после чего автопилот развернул его на обратный курс, в обход ощетинившегося зенитками Хоабиня. В половине шестого утра Джонсон взял управление на себя и мягко посадил самолет в Тахли.

— Как слетали? — осведомился командир эскадрильи, полковник Майкл Гаррисон.

— Бабахнуло — будь здоров, — усмехнулся капитан.

— Чудесно, — кивнул полковник. — Пиши рапорт, — и спать.

— Есть, сэр.

Наскоро описав вылет, Джонсон завалился спать в комнате отдыха. Когда он проснулся и пришел к командиру, тот, не отрываясь от бумаг, бросил:

— Можешь рисовать на борту еще одну бомбу.

Это означало, что налет оказался успешным, и разведка подтвердила уничтожение цели.

Глава 6

На распутье

Словно на крыльях, мчался капитан в гостиницу, где жила Ната. По пути он купил ей красивые бусы, цветы, фрукты; подумав, захватил и бутылку вина. Метрдотель проводил его взглядом, когда Джонсон пересекал холл, но ничего не сказал.

Вбежав на второй этаж, где жила Наттайя, капитан постучался в дверь.

Никто не отозвался. Капитан постучал еще раз и прислушался. За дверью раздались торопливые шаги, а потом она приотворилась, и Джонсон увидел испуганное лицо Наттайи. На ней был только шелковый халатик, который она придерживала рукой, чтобы он не распахивался.

— Роберт? — удивилась она. — Ты не вовремя… — она покосилась вглубь комнаты. На что, капитан не видел: мешала дверь.

— Что такое? — округлил он глаза. — Я думал, ты сегодня не занята…

— Кто там, детка? — раздался из комнаты ленивый мужской голос. У капитана потемнело в глазах от мгновенно вспыхнувшей ненависти; выронив подарки, он рывком распахнул дверь и ворвался в номер.

На кровати лежал голый мужчина, жевавший апельсин. Мускулистый, чуть ниже ростом, но шире в плечах, с татуировкой на левой руке — по виду типичный десантник или морской пехотинец. При виде разъяренного Джонсона, несущегося на него, словно бык на тореадора, он сел и ухмыльнулся:

— Наттайя, ты не говорила, что еще кто-то будет!

Он был чуть ниже капитана, но шире его в плечах. Когда Джонсон с ревом бросился на него, мужчина увернулся и вскочил с кровати, позволив противнику рухнуть на нее. Кровать не выдержала и развалилась, капитан упал на пол, — и прежде, чем он успел вскочить, морпех принялся избивать Джонсона ногами. Пропустив несколько ударов, капитан все-таки сумел схватить его за ногу и повалить. Противники сцепились и покатились по полу, рыча и отвешивая друг другу удары. Наттайя, забившись в угол, с ужасом взирала на потасовку.

Закончилось все не в пользу морпеха — капитан сумел несколько раз приложить его затылком об стену, потом еще разбил о его голову вазу. Десантник потерял сознание и остался лежать в луже крови. Тяжело дыша, Джонсон поднялся на ноги и исподлобья взглянул на девушку:

— Кто он?

Ему очень хотелось ударить ее, но каким-то шестым чувством он понимал, что это ни к чему хорошему не приведет.

— Не знаю, — нехотя призналась Наттайя. — Познакомились, я его привела к себе, он меня угостил… За что ты его так?

— Ты моя, — процедил сквозь зубы капитан. — Не смей спать с другими!

— Почему?

— Потому что ты моя! — заорал Джонсон. — Я буду тебе платить за гостиницу и все прочее, но ты будешь только моей, поняла? — он рванулся к ней, и, хотя девушка попыталась увернуться, он схватил ее и прижал к себе. — Поняла?

— Пусти, больно… — вскрикнула она.

— Собирайся, поехали, — он ослабил объятья, и Наттайя, оттолкнув его, отскочила в сторону.

— Куда?

— В другую гостиницу.

— Зачем? Тут хорошо!

— Пора начинать новую жизнь, — бросил он. — Я люблю тебя, понимаешь?! — вдруг выпалил он.

— Правда? — удивилась Наттайя. Ей не впервой было выслушивать такие признания от американских военных, но так искренне и горячо это получилось лишь у Джонсона.

— Правда. Собирайся, быстрее!

— Сейчас! — она распахнула шкаф и побросала в небольшой чемодан свои платья и побрякушки. — Все, я готова, Робби.

— Пойдем, пока этот сосунок не очухался, — презрительно сплюнул Джонсон, отметив про себя, что «сосунок» все-таки изрядно потрепал его.

Они спустились вниз. Расплатившись с угодливо улыбающимся метрдотелем за номер и причиненный ущерб, капитан поймал такси и велел водителю ехать на другой конец города, в относительно тихий и спокойный район. Там он снял для Наттайи номер в недорогой и уютной гостинице. Его метрдотель исправно получал свою мзду и за это не интересовался настоящими фамилиями постояльцев, а капитан приезжал к Наттайе исключительно в гражданской одежде, чтобы не привлекать излишнего внимания. Обычно это происходило после его вылетов во Вьетнам. Он оставался у нее на всю ночь, уезжая лишь утром. Они развлекались допоздна, а потом она, утомившись, засыпала на его груди, — а он лежал, глядя в потолок, и напряжение постепенно отпускало его.

Ему было очень хорошо с ней. Хорошо было молчать, смотреть друг на друга и улыбаться.

— Сколько тебе лет, Ната? — спросил он как-то, развалившись на кровати и наблюдая за тем, как она расчесывает свои длинные волосы.

— Мало знаешь, хорошо спишь, — улыбалась она, глядя в зеркало. — Я большая, Роб. Больше, чем ты думаешь…

Потом она легла рядом с ним, и он, скосив глаза, увидел в разрезе голубого платья, так хорошо подчеркивавшего загар, ее небольшую упругую грудь. И, не выдержав искушения, с притворным рычанием подмял ее под себя. Она смеялась и отбивалась, но остановить разгоряченного Джонсона было не так-то просто…