Сговор остолопов - Джон Тул

— В-во! — произнес Джоунз. — Типа как мальчонок в супамаркете работает, так у него вдруг пальцы скользнут — и десяток йиц на полу, а все потому что ему сверху роких не плотют. Э-эй!

— Вот теперь-то понял.

— А вот мы настоящий большой саботаж планируем, — нарушил молчание второй клиент. — У нас там, где я работаю, большая демонсрация будет.

— Во как? — переспросил Джоунз. — Где?

— В «Штанах Леви». У нас такой здоровенный старый белый приходит на фабрику и говорит, что сбросить бы томную бонбу на самую верхушку компании.

— Похоже, народ, что у вас там больше, чем просто сабаташ, — изрек Джоунз. — Похоже, у вас там цельная война.

— Будь паинькой, уважай старших, — посоветовал мистер Уотсон незнакомцу.

Человек захихикал так, что из глаз у него потекли слезы, и сказал:

— Этот челаэк грит, что молится за всех мулаток и крыс во всем мире.

— За крыс? В-во! Да у вас, народ, на руках настоящий дурок, сто перценов.

— Зато он очень шустрый, — примирительно возразил человек. — И такой набожный. Построил себе в конторе большой крест.

— В-во!

— Грит: «Вы, толпа, будете счастливыми все в средний век. Вы, грит, толпа, пушку себе оттопырите, и стрелы, и ядреную бонбу на самою маковку сюда бросите.» — И человек снова рассмеялся. — Нам все равно на этой фабрике больше делать неча. Его завсегда послушать интересно, как начнет усищами хлопать. Он нас на большую демонсрацию поведет, грит, рядом с которой другие демонсрации — как дамский пикник.

— Ага, и похоже, он вас, народы, прямо в каталажку приведет, — сказал Джоунз, укутывая стойку дымом погуще. — Послушать, так ващще чокнутая белая мамка.

— Ну да, он навроде чудной такой, — признал человек. — Только он в самой конторе работает, и управляющий там, мистер Гонзала, парня этого за шустрого держит. Дает ему делать все, чего тот захочет. Даже разрешил на фабрику приходить, когда парню хочется. Куча народу с ним уже демонсрацить хочет. Он нам грит, что у него разрешение есть от самого мистера Леви, чтоб демонсрацию сделать, грит, мистер Леви хочет демонсрацию, чтоб от Гонзалы избавиться. Кто знает? Может, зарплату нам подымут. Этот мистер Гонзала его уже боится.

— А скажи-ка мне, чувак, этот спаситя ваш беломазый, кошак этот — он на кого похож? — с интересом спросил Джоунз.

— Здоровый такой, жирный, у него еще шапочка как на охоту есть, он ее все время носит.

Глаза Джоунза за стеклами очков расширились.

— А эта шапчонка на охоту — зеленая? У него зеленая шапчонка?

— Ага. А ты откуль знаешь?

— В-во! — сказал Джоунз. — Вы, народы, влипли по самое нехочу. Дурка этого уже падлиция ищет. Он как-то ввечер в «Ночью Тех» зарулил, начал этой девке Дарлине про автобус вешать.

— Нет, ну ты чо гришь, а? — ответил человек. — Он про автобус нам тоже рассказывал, как ехал на том автобусе в самое серце тьмы как-то раз.

— Тот самый и есть. Вы от этого дурка подальше бы. Он с падлицией в розыске. И вашу бедную цветную народную жопу всю в каталашку засодют. В-во!

— Ну, так надо будет его про это спросить, — сказал человек. — Я уж точно не хочу, чтоб меня на демонсрацию пристукник вел.

Мистер Гонзалес пришел в «Штаны Леви» рано, как обычно. Символически зажег одной спичкой свой маленький обогреватель и сигарету с фильтром — точно два факела, сигнализирующих о начале нового трудового дня. А после этого устремил свой ум на ранние утренние медитации. Вчера мистер Райлли добавил конторе новый штрих — ленты розовато-лилового, серого и рыжего гофрированного серпантина петлями свисали от одной лампочки к другой по всему потолку. Распятие, таблички и серпантин в конторе напоминали управляющему об украшениях на Рождество, и он слегка впадал в сентиментальность. Заглянув в уголок мистера Райлли, он с удовлетворением отметил, что бобовые побеги настолько окрепли, что уже начали виться вниз, оплетая ручки выдвижных ящиков с документами. Мистеру Гонзалесу стало любопытно, как же служащему удается систематизировать документы, не тревожа нежные побеги. Размышляя над этой канцелярской загадкой, он с удивлением увидел, как сам мистер Райлли торпедой врывается в контору.

— Доброе утро, сэр, — отрывисто поздоровался Игнациус: то ли кашне, то ли платок горизонтально трепыхался в его кильватере, будто стяг поставленного под ружье шотландского клана. Дешевая кинокамера болталась у него на плече, а под мышкой он сжимал узел, напоминавший свернутую в рулон простыню.

— Ну, вы сегодня определенно раненько, мистер Райлли.

— Что вы имеете в виду? Я всегда прибываю на работу в это время.

— О, разумеется, — кротко согласился мистер Гонзалес.

— Вы что — считаете, что я пришел сегодня пораньше с какой-то целью?

— Нет. Я…

— Говорите, сэр. Почему вы столь странно подозрительны? Ваши глаза буквально мерцают паранойей.

—  Что, мистер Райлли?

— Вы слышали, что я сказал, — бросил Игнациус и прогромыхал прямиком к двери на фабрику.

Мистер Гонзалес попробовал снова взять себя в руки, однако его встревожило нечто похожее на приветственные вопли, донесшиеся с фабрики. Вероятно, подумал он, кто-то из рабочих стал отцом или выиграл что-нибудь в вещевую лотерею. Пока рабочие не досаждали ему, он был не прочь платить услугой за услугу. Для него они оставались просто частью физического древа «Штанов Леви», никак не связанной с «мозговым центром». Они не принадлежали ему, чтобы о них еще и беспокоиться: рабочие пребывали под пьяным командованием мистера Палермо. Накопив соотвествующую толику мужества, управляющий конторой собирался обратиться к мистеру Райлли в самой что ни на есть учтивой манере с вопросом относительно количества времени, проводимого им на фабрике. Тем не менее, мистер Райлли в последнее время несколько отдалился и стал неприступен, и мистера Гонзалеса ужасала сама мысль о стычке с ним. Ноги его немели, стоило лишь подумать об одной их этих медвежьих лап, опускающейся ему на самую макушку, — быть может, вгоняя его, будто кол, в непредсказуемые полы конторы.

Четверо фабричных рабочих обняли Игнациуса за смитфильдские окорока, служившие ему ляжками, и со значительным усилием вознесли его на раскроечный стол. Поверх плеч носильщиков Игнациус рявкал, куда заносить, будто руководил погрузкой редчайшего и драгоценнейшего груза:

— Выше и правее, вот так! — кричал он сверху вниз. — Выше, выше. Осторожнее. Помедленней. Вы крепко держите?

— Ага, — отвечал один из носильщиков.

— А чувствуется довольно вяло. Прошу вас! Я распадаюсь до состояния тотального беспокойства.

Рабочие с интересом наблюдали, как носильщики пошатываются взад и вперед под тяжестью своей ноши.

— Теперь назад, — нервно вскрикивал Игнациус. — Назад, пока стол прямо подо мной не окажется.

— Не беспокойсь, мистер Эр, — задыхаясь, проговорил один из носильщиков. — Мы метим вас прям на стол.

— Мне очевидно, что нет, — отвечал Игнациус, тараня своей тушей столб. — О, мой Бог! Мое плечо вывихнуто.

Другие рабочие подняли крик.

— Эй, потише там с мистером Эр, — завопил кто-то. — Вы ему там щас бошку раскроите.

— Прошу вас! — вскричал Игнациус. — Помогите кто-нибудь! В следующий же миг я, вероятно, превращусь в кучу обломков.

— Слышь, мистер Эр, — не успевая перевести дух, вымолвил носильщик, — а стол то уже прям за нами.

— Меня, вероятно, вывалят в одну из печей прежде, чем завершится это злоключение. Я подозреваю, что было бы гораздо мудрее обратиться к коллективу на уровне пола.

— Опускайте ноги, мистер Эр. Стол сразу под вами.

— Помедленней, — промолвил Игнациус, вытягивая свой здоровенный большой палец на ноге с великой опаской. — Похоже, так оно и есть. Хорошо. Как только я придам себе устойчивость, можете ослабить свою хватку на моем теле.

В конце концов, Игнациус принял вертикальное положение на длинном столе, прижимая рулон простыни к почечной лоханке, чтобы скрыть от своей аудитории тот факт, что в процессе водружения он пришел в состояние некоторой стимуляции.

— Друзья! — величественно произнес он и воздел ту руку, которой не держал простыню. — Наконец, настал наш день. Я надеюсь, вы не забыли захватить с собой орудия войны. — Из группы, собравшейся вокруг раскроечного стола, не донеслось ни подтверждения, ни отрицания. — Я имею в виду палки, цепи, дубинки и так далее. — Похихикивая хором, рабочие помахали в воздухе какими-то штакетинами, швабрами, велосипедными цепями и кирпичами. — Бог мой! Вы в самом деле собрали довольно солидный и разнообразный арсенал. Ярость нашего штурма может превзойти все мои ожидания. Вместе с тем, чем решительнее удар, тем бесповоротнее результаты. Мой ознакомительный осмотр вашего оружия, следовательно, укрепляет меня в моей вере в окончательный успех нашего сегодняшнего крестового похода. В нашем кильватере мы должны оставить разграбленные и опустошенные «Штаны Леви», на огонь мы должны ответить огнем.