Поцелуй сатаны - Вильям Козлов

— А кто трясся над ним? — чувствуя, как поднимается раздражение, проговорил Михаил Федорович, — Вбила в голову мальчишке, что он талантливый, чуть ли не гений! Оберегала от друзей, пылинки сдувала с модных костюмчиков, сама за него уроки делала до пятого класса, в школу за ручку водила… Вот теперь и расхлебывай плоды своего нежного воспитания!

— Как же, ты у нас вечно занят, государственный деятель — у тебя совещания-заседания… Привозили, бывало, далеко за полночь и твой шофер тебя под ручку пьяненького доставлял в квартиру… А ты еще любил и покуражиться дома. Разве сын всего этого не видел?

— Выходит, я виноват?

Людмила Юрьевна в длинном шелковом халате с какими-то дурацкими жар-птицами на пышной груди и спине нервно семенила по просторной кухне, обставленной финским гарнитуром. Она немного выше мужа, статная, дебелая, волосы красила перекисью водорода, они у нее дымчато-желтые. Холеное белое лицо, карие глаза, в уголках мелкие морщинки, чуть вздернутый нос. Лапин гордился своей женой, Мила неплохо играла на пианино, в компаниях всегда была жизнерадостна, первая запевала за столом, умела угодить высоким гостям — других Лапины к себе и не приглашали. С мужем она не любила танцевать, наверное, стеснялась, что выше его, а с другими — опасалась, потому что, подвыпив, Михаил Федорович становился ревнивым. Мог потом и скандал закатить…

— Не будем выяснять, кто больше виноват, — присела на табуретку напротив Людмила. — Мальчика надо спасать, он не на шутку втянулся в эту… проклятую наркоманию. Моя приятельница видела его у «Сайгона», околачивался там с какими-то лохматыми неопрятными девицами… Миша, все время трезвонят о СПИДе, у нас в Ленинграде уже много случаев заболевания этой страшной болезнью… Долго ли до греха? Может, его определить в какое-нибудь закрытое лечебное заведение? Ну, есть же такие у вас?

— Тут же всем станет известно, — вздохнул Михаил Федорович — Народ стал злой, только и ждут, чтобы чем-нибудь ткнуть партаппаратчику в глаза…

Мила выпила стакан кефира, на верхней губе у нее осталось белое пятнышко. Яичницу она есть не стала — бережет свою начавшую расплываться фигуру и старается есть поменьше, а вот он, Михаил Федорович, явно набирает лишний вес. Живот уже давно заметен, второй подбородок года три как появился, да и бритые щеки отяжелели. Вообще-то он был доволен собой: солидная фигура, властное породистое лицо, суровый начальственный взгляд, благородное серебро в зачесанных назад волосах. Вот только небольшая бородавка над верхней губой была лишней, раз в полмесяца он старательно состригал с нее длинную седую волосину.

Носил Лапин модные костюмы и светлые рубашки с галстуками в тон. Зимой надевал финское пальто с норковым воротником и цигейкой изнутри и пыжиковую шапку. Такие пальто, приобретаемые в закрытом торговом зале, называли «партийными». Дубленки считалось на службе неприличным носить. Скорее всего, потому, что дельцы разных мастей в них облачились. Ни один первый секретарь обкома партии не надевал дубленку. Это служило примером и для остальных. Дефицитные пыжиковые шапки тоже были в Ленинграде отличительной принадлежностью руководящих работников.

— Но что-то надо делать? — отхлебывая черный кофе из маленькой фарфоровой чашечки, говорила жена — Меня он не слушает: смотрит, как баран на новые ворота, и зевает.

— Зевает? — переспросил Михаил Федорович.

— Наверное, не высыпается в своих притонах И от него пахнет нехорошо.

— Может, выпороть его и запереть в четырех стенах?

— Говорят, когда у них… наркоманов, это их похмелье, могут в окно выброситься.

— Говорил, надо было его в армию отправить, но ты и думать об этом запретила.

— В армии, думаешь, лучше? — вздохнула жена. — Там тоже в казармах бог знает, что творится.

— Дожили… — покачал головой Михаил Федорович, — Уже в обкоме кое-кто знает про художества нашего Никиты. Не дошло бы до первого…

— Послушай, Миша! — осенило Милу, — Может, женить его? Глядишь, и образумится! Я видела раз его знакомую девушку, как-то приходил с ней сюда… Очень миленькая блондиночка с громадными глазами. У нее, кажется, родители погибли в Армении.

— О чем ты говоришь? — насмешливо посмотрел на жену Лапин, — Кто сейчас считается с родителями? Да он на смех нас подымет!

— Что же делать? — уж в который раз всплеснула полными руками Людмила Юрьевна.

— Не знаю, — признался Лапин. Не любил он этого слова, редко его произносил: партработник все должен знать.

Взглянув на часы, он поднялся из-за полированного стола. Шофер уже ждет у парадной с высокими дубовыми дверями. Сегодня у Лапина напряженный день: в десять бюро, в четыре должен быть в Смольном у секретаря обкома. Наверное, по поводу этой демонстрации на Исаакиевской площади… Нужно будет у начальника управления милиции взять справку. Распустили молодежь, а спрашивают все равно с руководителей! Горисполком дает разрешение на митинги и демонстрации, пусть и отвечает.

— Когда вернешься, Миша?

— Поздно, — поправляя галстук перед зеркалом, ответил Михаил Федорович. У него в восемь встреча со знакомым художником с Московского проспекта. Какой-то юбилей… Может, взять с собой и Милу? — В общем, я тебе позвоню, как сложится вечер.

— Мы ведь в театр собирались, на премьеру, — напомнила жена. — Или это завтра?

— Из Смольного звякну, — пообещал Лапин, забирая со стула кожаный дипломат.

— Ну, а как с Никитой?

— Ты знаешь, где он? — строго посмотрел на жену Михаил Федорович. Мила частенько скрывала от него местонахождение сына. В отличие от нее, он мог сорваться, раз даже надавал пощечин Никите, застав его в пьяной компании. — Не отводи глаза… знаешь. Я сам не поеду туда, пошлю секретаря райкома комсомола. Толковый паренек, кстати, самбист. Он не испугается хулиганья.

— Лешу Прыгунова? Он ведь учился в той же школе, что и Никита. Правда, гораздо старше.

— Прыгунов не болтун, попрошу его поговорить по душам с Никитой, из комсомола-то его еще не шуганули?

— Ты знаешь, как он относится к комсомолу. Год, наверное, как взносы не платил. А тут еще вышел на экраны этот ужасный фильм «ЧП районного масштаба»! Ну что подумает о комсомольских работниках наша молодело?

— Тоже зажрались… — вырвалось у Лапина, — Отъели мордашки, раскатывают на черных «Волгах» и на наши места метят…

— Ох, сейчас всем достается: и вам, и им…

— Прыгунов тебе позвонит, скажи ему, где разыскать Никиту, — сказал Михаил Федорович — Попытка не пытка, может, чего и получится. Все таки почти ровесники.

— У него вертушка? — озабоченно спросила Людмила Юрьевна.

— Вертушка, вертушка… — Лапин небрежно чмокнул жену в душистую розовую щеку и торопливо пошел к выходу. Время поджимало, правда, до райкома не так уж и далеко. За десять минут доедет.

2

Алексей Леонидович Прыгунов вышел из спортзала изрядно уставшим, даже холодный душ не освежил. Редко стал он заходить сюда, теряет форму, а когда-то занял по самбо призовое место в воинской части, где два года службу проходил. Тренер ему, наверное, специально подсовывает слабаков, своего противника Алексей победил, но удовлетворения не испытывал: больно уж легко все далось. И тем не менее попотел изрядно, да и мышцы заломило.

Он вышел на Невский проспект. День выдался облачный, ветреный. Хлопали полотнища торговых палаток. Ветер лохматил прически женщин. На углу Невского и Литейного дымила урна: кто-то бросил сигарету… Мимо шли люди, отворачивались от вонючего дыма. Прыгунов остановил пожилого мужчину с палочкой, вежливо попросил ее на минутку. Удивленный прохожий — мужчина лет шестидесяти — поколебавшись, протянул. Секретарь райкома комсомола палкой переворошил мусор и погасил еще не очень сильный огонь.

— Молодой человек, я эту палку из рук не выпускаю, а вы ею в плевательницу тычете? — недовольно произнес мужчина.

— Мы с вами предотвратили пожар, — с улыбкой ответил Алексей, возвращая палку — А палочка ваша ничуть не пострадала.

— Эх, молодежь… — вздохнул мужчина, но не выдержал и тоже улыбнулся — Тыщи прошли мимо и я бы прошел, а вот, гляди, один остановился, сделал доброе дело.

До назначенной встречи с Улановым оставалось еще десять минут. Не сразу разыскал он уволенного учителя, по телефону несколько раз отвечала старушка, она и сообщила, что Коля со дня на день должен приехать из Новгородчины. Уланов без всякого энтузиазма воспринял приглашение зайти по его «делу» в райком ВЛКСМ, заявил, что не хочет к этому вопросу возвращаться, но в конце концов согласился. Направляясь к райкому, Алексей обдумывал, что он скажет учителю. Судя по всему, тот занялся какой-то другой деятельностью, иначе с чего бы ему так часто ездить в Новгородчину? Не на рыбалку ведь? Старушка толковала о какой-то редактуре рукописей, дескать, он должен приехать и отдать в издательство материал… На досуге-то повесть или роман взялся писать, что ли?..