Мягкая машина - Уильям Берроуз

В кинотеатре двадцатых годов в Восточном Сент-Луисе я встретил Джонни Тягу… Его лицо покрывали пласты заживших и полузаживших боевых шрамов… Стоя там, под светящимися кинохлопьями, он сказал:

— Хочу подыскать себе комнату в хорошем районе…

Капитан Кларк приветствует вас на борту этого напоенного истомой рая призрачных небес и светлячковых вечеров, музыка на площадке для гольфа эхом отдается в высоких прохладных углах столовой, легкий ветерок шевелит пламя свечей на столе. Был апрельский день. Вскоре какой-то продавец газет сказал ему, что кончилась война, — печаль в его глазах, солнечный свет, пробивающийся сквозь деревья на пеструю траву, на том краю площадки для гольфа — озеро, подобное клочкам серебристой бумаги на ветру, выцветшие улицы, далекое поднебесье…

По длинному виадуку Ли добирался на автобусе до острова Ландз-Вадт. Автобус был длиной шестьдесят футов, с хитроумно расположенными на разных уровнях сиденьями и качелями. Автобус долго стоял неподвижно. Таможенные чиновники передвигались по автобусу, останавливаясь, чтобы отключиться и прожевать бескостными деснами фрукты.

Ли схватил костыль спастика[76] и ринулся в пункт паспортного контроля с криком: «Я превращаюсь в многоножку! — Быстрее ставьте штамп. — Непотребное состояние. Обнаруживаются типичные признаки».

Таможенный чиновник взял паспорт Ли и взглянул на него глубоко запавшими глазами, раскачиваясь взад-вперед и слегка сгибая ноги в коленях. Он прижал паспорт к перегородке, всем телом навалился на печать и отключился, Ли осторожно отклонил его назад и спустился в запыленный склад. Призрачные серые фигуры стояли там и сям, выплевывая непрожеванные фрукты и разговаривая на примитивном английском с пробелами и косвенными временными перепадами, слова повисали в воздухе, как дыхание зимой. Ли заметил, что все покрыто мягким серым металлом, подобным холодному расплавленному припою, медленным словесным осадкам. Он прошел через пустырь и снял номер в гостинице из красного кирпича. Когда он умывался, раздался приглушенный стук и, бормоча неведомые имена, вошел мальчик. У мальчика было гладкое желтое лицо с карими глазами, ловящими точки света в темном гостиничном номере…

— Пойми, это опасно. Я, значит, должен раздобыть рецепт. Я знаю одного коновала, может выписать…

бормочущее лицо с карими глазами, которые стояли в гостиничном номере, разговаривая на примитивном английском с пробелами…

— И пойми, это опасно — лживое слово повисло в воздухе — значит, коновал может выписать…

— Подожди здесь, — сказал мальчик. — Тебя он просечет на раз. Этот старый коновал, иногда у него отказывают двигательные центры, и он не может пошевелиться, но если застать его в нужной точке пересечения, он повинуется автоматически. К тому же он не знает, кто говорит, да и кто знает?

Ли подождал в заброшенной закусочной — столы и стулья, покрытые серой массой, — и вышел на пустынные улицы под равномерный мягкий град металлических словесных осадков.

— В конце концов он выписал. Пришлось связать и отъебать его старуху, массаж эта гнусная старая пизда переносит…

Аптекарь отшатнулся с гневным криком:

— Нет, нет!

— Мы такими делами не занимаемся.

— Вы что, доктор?

— Сделай себе одолжение, убирайся вон.

— Мы с этим дела не имеем, — сказала она, беззастенчиво разглядывая ширинку мальчика. В конце концов отоварили его в “Уолгринзе”. — С этой наркотой надо бы поосторожнее. Небольшой перебор, и можешь вызывать “скорую помощь”…

Ли смотрел, как наркотик клубами голубого дыма окутывает тело Джонни. Комната была пустая, с выложенными белой кафельной плиткой полом и стенами. В центре комнаты, под неоновыми руническими письменами, находился замысловатый пластмассовый каркас сферической формы, прикрепленный к полу пластмассовыми манжетами. Джонни энергично разделся, ритмично прохаживаясь по комнате, бросая один предмет одежды туда, другой сюда, и замер с бутылкой кока-колы в руке… «Не оставайся там один», — промямлил он вполголоса, слегка постукивая по световым выключателям ногами. Они сели на каркас, который подладился к их голым ягодицам, касаясь прямых кишок. Джонни дал Ли банку мази. «Вот, воспользуйся». — Джонни небрежно оперся о каркас, а Ли приспособился, вытянув колено туда, локоть сюда, и в каком бы месте каркаса ни толкал он члены Джонни, они сцеплялись, как резина… Ли открыл банку, которая была наполнена субстанцией, напоминавшей лягушачьи яйца, — маленькие черные пятнышки, вкрапленные в зеленоватое желе. Ли размазал это желе по телу Джонни, висящему в кристаллической паутине… Мальчишеская плоть растворилась в мази, теряя очертания, улетучиваясь в голубом свете… Ли оседлал тело мальчика, одна дрожащая белая вспышка, тела засветились внутри, пульсируя все синее и синее, ослепительная лилово-синяя обратная вспышка, два юных тела, сцепившихся, как псы, в полуоткрытых ртах сверкают острые белые зубы… мальчишеские карие глаза и золотистые волосы… мальчик одевался перед шкафчиком из нержавеющей стали… Аптекарь отшатнулся.

— Не оставайся там один, — промямлил он.

— Нет, нет.

— Вы что, доктор мази?

— Вот, воспользуйся.

Видишь, локоть сюда к туда, и в каком бы месте ни летал каркас, они там сцеплялись — значит, в конце концов отоварили банку, которая была наполнена наркотой с маленькими черными пятнышками. Ли смотрел, как наркотик гнилой протоплазмы сжимает его трубки. Плоть растворилась в теле Джонни, подвешенные струи голубого желе, то бишь плоти, растворялись в мази, она пульсировала синим в белом мерцании. Ли смотрел на все из холодного голубого центра. В его мозгу трепещущая сфера формировала синеву в кристаллической паутине. Джонни сбросил своего голубого мальчика, комнату, шкафчик из нержавеющей стали… отбрасывая блики на световые каркасы, которые наладили дела… прямых кишок, Джонни, вытянувшись, небрежно оперся о его тело. Толкнул он члены Джонни, кататонический массаж размазал пульсирующий синий свет, внутри него — кристаллическая паутина. Мальчики пускали клубы голубого дыма, два тела уничтожали паутину, одна дрожащая белая кафельная плитка, стены в полярном далеке, мерцают голубые ореолы… пульсирующая голубая сфера над замурованными в известняке скелетами.

Глава 16

Мертвые Пальцы Говорят

Мальчишку с севера занесло на Скалу холодным весенним ветром, через внутренние дворы и спальни, выходящие на балконы, соединенные между собой лестницами, подвесными лесами, железными мостиками… металлический ветер сквозь мальчишку откуда-то с севера, с голубыми опиумными ломками в костях и тяжелыми неорганическими сродствами в холодных голубых глазах — облачные шахты, заводы и нефтяные буровые вышки, выпускающие железные клешни монополии… Хозяин едва не отдал приказ убрать мальчишку из резервации… Потом на его шахматной доске агентов появился ход, и приказ убрать мальчишку был отменен…

— Да, мистер Брэдли мистер Мартин, шахматный ход… и-Саббах поставил Брэдли в дверях.

Перенесем мальчишку с севера в танжерское настоящее время… Он шел по серой мгле, немой как рыба, сквозь лужи теней и провалы дверей… Вот появляется Проводник из Порнофильмов… Рассеянный свет в темных окнах на серой мгле, старые гангстерские фильмы и киножурналы, сливающиеся в рекламу «Курите сигареты “Домино”»… мертвый неон в лучах полуденного солнца… Проводник не видел меня… опутывая рассеянным светом все ваши улицы, а на берегу реки, в ломках в предрассветной дымке, сел на паром из Алжира в Нью-Орлеан… серый порошок в ложках, трясущиеся на ломках руки… над серой подземкой, по Кук-стрит… скользя меж светом и тенью… Гибнет слово… гибнет фото… ворваться в Серую Комнату… агент Хасана-и-Саббаха[77] на газетной бумаге…

БЫЛ НЕВЕСОМ… “NEW YORK GERALD TRIBUNE”, ПАРИЖ, 17 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА… «Руки и ноги человека, пробирающегося сквозь толпу, ничего не весят… серая пыль от метлы в старой лачуге… Мистер Брэдли мистер Я Сам сидел в кресле, как и я, подземки и подвалы, сиживал прежде… но висел в пыли и ветре боли… Мой почерк с наклоном в сторону мальчишеских серых фланелевых брюк не изменился, хотя следы пара, расплывающиеся в руках, уже ничего не весят… Гагарин сказал, что был ясно виден след серых джанковых вчерашних дней, оставляемый Землей, а пролетая над Америкой, он легко разглядел берега континентов… острова и большие реки».

Капитан Кларк приветствует вас на борту…

С радостью приглашаю тебя на борт, читатель, но помни: у этой подземки только один капитан… Не высовывай член свой в окно поезда, не мани никого похотливо геморроем своим и не спускай в сортир потрепанное бенни свое (На устаревшем жаргоне Таймс-сквер “бенни” — это пальто)… Запрещается использовать сигнальную веревку для необоснованных казней и сжигать ниггеров в уборной, прежде чем пассажиры закончат свой туалет…