Бирюзовые серьги богини - Галина Долгая

— Дзи… — Сима хмыкнула, — и эта тибетская «дзи» оказалась в нашем подвале… вот теперь я окончательно запуталась. Получается, что все началось с этой бусины… А, Саш?

— Выходит, что так, — Саша заметил волнение Симы. — Давай попробуем выстроить логическую цепочку. — Он перехватил инициативу. — Начнем с бусины. Она древняя — это и без экспертизы видно! — к нашим краям практически не имеет никакого отношения. Так? — Сима кивнула, соглашаясь. — Вопрос: «Как этот амулет попадает в ваш подвал?».

— Мама сказала, что тогда ремонтировали дорогу и привозили целые машины камней. А сосед дядя Паша потихоньку таскал для себя, перед гаражом хотел площадку себе забетонировать, чтобы в дождь не раскисала. Камни носил ведрами и ссыпал в сарай в подвале. Вот в тот сарай я и попала! Он и сейчас есть! Могу показать.

— Хорошо, покажешь, потом, а пока давай дальше. Откуда привозили камни?

— С реки, с Чирчика, может быть, а может быть с Сыр-Дарьи…

— Так. В бассейнах этих рек существовали древние поселения. Это факт. Русла их меняются — это тоже факт. Где раньше было поселение, позже, вполне возможно, текла река. К тому же, через Ташкент проходил Великий Шелковый Путь. Это тоже вариант. Можно предположить, что наша бусина каким-то образом оказалась там, где уже в наше время копали камни, песок для строительства. Дальше. Теперь ты. Ты попадаешь в подвал. Там падаешь, и эта самая бусина каким-то образом оказывается у тебя в кармане. Возможно? Возможно!

— Возможно-то возможно, но странно это, Саш, ты не находишь?

— Не спорю. Но не более странно, чем белый монах!

— Галлюцинации? — с надеждой в голосе спросила Сима.

— И у тебя, и у тети Вали?

— Мда… Нет, я этот призрак часто видела, не галлюцинации. Сначала пугалась, не спала, но он вел себя спокойно, мне даже казалось в детстве, что он убаюкивает меня. Саш, я его и недавно видела, после Маринкиной свадьбы…

— А! Тогда ты могла увидеть не только призрак!

— Я серьезно. Он вот тут висел, — Сима подняла глаза к потолку.

— Висел?

— Угу.

— Ладно. Подведем итог: будем считать, что бусина попала сюда не случайно! Идем дальше. Ты едешь в степь и оказываешься вовлеченной в шаманский ритуал. И практически одновременно…

— Нет, раньше! — перебила Сима, догадавшись, с чем Саша связал ее поездку в ту судьбоносную экспедицию.

— Хорошо. Пусть будет так: сначала исчезает призрак, потом ты становишься участницей какого-то магического ритуала. Совпадение?

— Не знаю, но все как-то за уши притянуто, тебе не кажется?

— Нет, не кажется, — парировал Сашка, — жаль, что никто не смог сказать, что же ты тогда говорила. Это могло бы нам подсказать верный путь в рассуждениях, но ладно… идем дальше.

— Саш, а дальше… дальше Алешка! — Сима мягко улыбнулась. — Все, что предшествует его рождению, тоже по полочкам будем раскладывать?

Саша опустил глаза.

— Не будем. Интереснее, как Алешка назвал бусину.

— Си-а-ва. Почти, как меня.

Алешка повис на шее матери и прыгая повторил:

— Си-ми-ва!

— Задушишь, озорник! — Сима расцепила руки сына и, перетащив его на колени, пощекотала. Алешка захихикал, скорчившись. — Что такое «симива», а? Ну-ка говори, а то я тебя съем! — она наклонилась к сыну и потеребила за грудку. Мальчик заливисто рассмеялся и, снова повторив «симива», ткнул пальчиком в мать.

— Связь бусины и мамы для Алешки очевидна! — заключил Саша. — А, как известно, устами младенца глаголет истина! Я попробую разобраться с символами на ней. А там посмотрим.

Глава 10. Испытания

Вьюга с остервенением кидалась на шкуры, закрывающие вход в пещеру. Горсти снега влетали внутрь при каждом порыве ветра, но вскоре стало тихо. Бахтигуль вылезла из-под теплой кошмы и, ежась от холода, прошла к выходу, ориентируясь только по слабому свечению, окаймляющему его. Девочка толкнула шкуру. Послышался шум ссыпающегося сверху снега, но шкура оказалась намертво засыпанной внизу.

— Гули… — тихо позвала мама.

Бахтигуль обернулась и радостно побежала назад, неловко переставляя озябшие ноги. Она снова забралась под кошму между своими стариками и прижалась к груди матери, пытаясь сказать ей что-то. Но вместо слов из ее горла вылетали несвязные звуки, походившие на мычание. Но старуха понимала ее.

— Снег, да, снег, дочка, сейчас подниму старика, он очистит вход.

Амина приподнялась на локте, перевалившись через дочь, наклонилась к лежащему неподвижно мужу.

— Ирек, слышь, Ирек, вставай, снег вход засыпал, надо расчистить, а то не выйдем, — старуха закашлялась.

Бахтигуль, толкая мать в грудь, попыталась уложить ее назад. Амина откашлялась и опрокинулась на спину. Девочка села и, мыча, начала тормошить отца. На его лице, застывшем напряженной маской, отразилось недовольство. Веки дрогнули, губы скривились. Старик облизнул их и приоткрыл глаза. Бахтигуль издала радостный крик.

— Очнулся? Ну и хорошо, — выдохнула Амина.

Но старик не встал. Он только моргал и шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Бахтигуль наклонилась ухом к его рту.

— Пить, — расслышала она и оживленно показала матери на отца, на свои губы, изобразила рукой чашку.

Амина поняла ее. Снова приподнялась, пытаясь разглядеть лицо мужа.

— Совсем сдал… что же делать? Надо снег убрать, надо огонь разжечь…

Бахтигуль хлопнула себя по груди, с вопросом глядя на мать.

— Да, да, дочка, понимаю, но ты не сможешь, мала еще…

Девочка вскочила на ноги, выпрямилась, показывая, какая она большая, и протянула к матери руки, стуча кулачками друг о друга.

— Ладно, попробуй, может и получится, а то у меня совсем сил не осталось.

Старуха достала из-под изголовья два камня, протянула дочке.

Не сразу, но все же Бахтигуль разожгла костер в углублении посередине пещеры, собрав в него последние дрова. Водрузила сверху котел, и горстями засыпала в него снег, лежавший горкой у входа. Воды вышло мало, но девочка положила в нее пучок травы, который дала мать, и вскоре от котла потянулся ароматный шлейф летних запахов.

Бахтигуль согрелась у огня. Она сидела около котла на корточках, протягивая к ярким языкам пламени ручки, а потом прижимая их то к ушам, то к щекам. Старуха наблюдала за девочкой, и щемящая боль сжимала ее уставшее сердце. Еще совсем малышка, пяти весен от роду, разве сможет она одна выжить в горах, если они оба умрут?! Амина, в который раз собрав все силы, встала. Бахтигуль подбежала к ней, обняла за колени, подняла на мать глазки, в которых сияла искренняя радость. Амина погладила дочку по головке. Ощутив ладонью спутавшиеся пряди, подумала: «Надо бы причесать». Но гребень куда-то подевался, а искать его не было сил.

— Шапку надень, где твоя шапка?

Бахтигуль недоуменно подняла плечи, отмахнулась, показала на огонь.

— Согрелась? Хорошо.

Но костер уже не играл лепестками огня. Его свет угасал. А дров больше не было.

Тяжелая зима выдалась. Столько снега намело, такие морозы трещали, что людям пришлось очень туго. Старик давно перестал охотиться, выходил за дровами, да тоже давно. Всех своих животных люди съели. Не осталось и запасов сырных шариков, которые и просто пососать можно было, и суп сварить. Амина страдала, не находя выхода. И страдала она, переживая за дочку. «Что мы? Старики! А как же ей выжить?.. Цветочек мой…»

Бахтигуль протянула матери чашку отвара. Девочка всегда улыбалась. А вот говорить не научилась. И подросла уже, а все ни одного слова не сказала, только мычит, да поет что-то свое, не разобрать.

Горячий отвар согрел грудь, Амина прокашлялась, сама налила отвара для старика, напоила его. Он, хоть и ожил немного, но подняться не мог, а дочка со всей силы теребила шкуру у входа, стараясь столкнуть снег, подпирающий ее снаружи. Как-то удалось ей очистить один угол, и она радостно заверещала.

— Молодец, иди погрейся, я сама схожу за дровами.

Амина надела меховой халат мужа поверх своего, натянула рукавицы и попыталась протиснуться в щель между камнем и шкурой. Не получилось. Узка оказалась щель. Да и сумрачно было за ней. «Вечер ли, утро?..» — думала Амина и боялась выходить. Мало ли какой хищный зверь притаился снаружи, только того и ожидая?! Пока старуха размышляла, Бахтигуль, подражая матери, натянула на себя все, что смогла и мышкой выскользнула из пещеры. Амина только ахнула, как дочки и след простыл.

Прильнув к щели, старуха вглядывалась в серую мглу, прислушивалась к звукам. Вот она услышала возглас Бахтигуль. Трудно понять — радостный ли, испуганный, — и Амина закричала:

— Бахтигуль, дочка, вернись! Вернись…

Старик завозился под кошмой, попытался встать. Но только уронил меховое одеяло.

А Бахтигуль вернулась, прижав к груди свежую ляжку горного козла. Амина сама замычала, показывая рукой на мясо, не веря своим глазам.