Бирюзовые серьги богини - Галина Долгая

— Иду, доченька, иду, цветочек мой, — заворковала она. — Последи за огнем! — приказала мужу и нырнула в хижину.

Девочка успокоилась, как только ее губ коснулась тряпица, напитанная свежим козьим молоком. Бахтигуль обхватила ее губками, потянула в себя, как сосок, зачмокала, и молоко потекло в ротик. А Амина то и дело осторожно подливала на тряпицу молока, и, хоть и мимо лилось, но малышке хватило.

— Ничего, радость моя ненаглядная, скоро ты у нас и есть будешь сама, и бегать, как козочка. День долго идет, а жизнь проходит быстро, и не заметишь…

Глава 9. Бусина «Дзи»

Стояли теплые октябрьские дни. Сима возвращалась домой из университета. Ей бы поторопиться, но так хотелось не спеша пройтись по улице, усыпанной шуршащими под ногами листьями, подышать воздухом, вобравшим в себя ароматы осени, полюбоваться солнечным светом, льющимся с неба пучками лучей, подрагивающих на ветерке.

Полтора года после рождения сына пролетели в заботах и волнениях. Теперь, оглядываясь назад, Сима недоумевала, как она смогла выдержать все испытания, как преодолела депрессию, сковавшую ее сразу после возвращения из роддома, как подняла сына и вернулась к учебе.

Алешка рос на глазах, поражая необычайно скорым развитием и смышленостью. В пять месяцев он уверенно сидел, в семь вылез из манежа, в восемь сделал первые шаги, а в год настырно повторял все услышанные слова, до смешного коверкая их, но повторяя!

Первое слово, которое Сима услышала от него, показалось странным. «А-ва» — проговорил Алешка в два месяца, и хоть мать утверждала, что это и не слово вовсе, а так — набор звуков, Сима запомнила его и потом не раз слышала похожие звуки в ворковании малыша. Ее он называл Си-а, а то удлинял, добавляя слог «ва» и повторял нараспев: «Сиава, Сиава!»

— О чем ты поешь? — спрашивала Сима, любуясь лучезарными глазками сына, а он смеялся в ответ и обхватывал ручонками за шею, отчего сердце матери таяло, растекаясь воском.

Сима дошла до станции метро, спустилась и, сев в поезд, снова задумалась. Все чаще она размышляла о своей жизни, выстраивая из прошедших лет и значимых событий, логическую цепочку. Так ли она живет, то ли делает, что должна? Эти вопросы не давали покоя.

Она а не хотела возвращаться в университет. Но прошел один учебный год, потом второй, ребенок подрос, дома все успокоилось, и Сима вдруг поняла, что жизнь проходит где-то рядом с ней, а она — только наблюдатель.

Все реже к ней заходила Марина. Казалось, что подругу вертит в круговороте событий, и лишь каким-то чудом она успевает выпрыгнуть из него, окатить с головой рассказами о своей бушующей жизни и снова убежать, оставив Симу на обочине.

Саша приходил часто. Алешка радовался «Сясе», ворковал с ним, они вместе ходили гулять. Но Симе трудно было общаться с Сашкой, как с другом. Она ловила его грустные взгляды, но ответить взаимностью не могла. Слава богу, что у Сашки хватало ума не говорить о своих чувствах.

Сима вдруг поймала себя на мысли: «А есть ли те чувства, о которых я думаю?» Ведь он же сам сказал ей, что они просто друзья. Почему его взгляды кажутся ей какими-то особенными?.. Да и стал бы влюбленный парень ждать ответных чувств так долго? Нет, скорее всего, нет. Тем более, что Сашка возмужал, и хоть в общении он все еще казался Симе мальчишкой, другие девчонки так не считали. Когда Сима восстановилась и пришла в новую группу второкурсников, Сашка заглянул к ней на первой же перемене. Тогда Сима и заметила восхищенные взгляды девчонок, не без интереса посматривающих на старшекурсника, да и на нее тоже.

«Может быть, мама была права, и мне надо было воспользоваться моментом и выйти за Сашку замуж?» — думала Сима. Но тогда Сашка был для нее просто однокурсником, а надежда на встречу с Арманом не оставляла, как Сима не пыталась ее заглушить. Это сейчас она вспоминает ту стремительную любовь, как мимолетный эпизод своей жизни и уже смирилась с тем, что она так и останется лишь воспоминанием. А тогда… Сима взгрустнула.

Шум летящего под землей поезда ворвался в замороженную тишину ее сознания. Сима даже качнулась от резкого перехода от грез к действительности.

— Станция Сабира Рахимова, конечная, — услышала Сима и поняла, что проехала свою станцию.

На другой стороне перрона люди заполняли вагоны поезда, готовящегося к отправке, и Сима направилась к нему.

— Привет, подруга, — знакомый голос раздался у самого уха.

Сима обернулась: на нее, улыбаясь во весь рот, смотрела Маринка.

— Привет! Ты как здесь? Я тебя уже два дня в универе не вижу…

— Я сачкую, — откровенно призналась Маринка и, расширив глаза, скосила их в сторону, показывая на высокого парня в кожанке, что недвусмысленно держал ее за руку.

— А-а! — с пониманием протянула Сима, — А как потом пропуски будешь отрабатывать? — поинтересовалась она, но вопрос утонул в голосе диктора, сообщающего об отправлении поезда.

Пока они ехали, Маринка, несмотря на шум и грохот, успела доложить подруге, что она выходит замуж и они с ее женихом — тем самым парнем в кожанке! — ездили на рынок за тканью для свадебного платья и всякими мелочами. Сима обиделась было, что Маринка сказала ей об этом только что, но, глядя на счастливую подругу, не стала укорять ее, а еще раз подумала, с какой легкостью живет Марина. «Может быть, моя проблема как раз в том, что я все усложняю?» Снова вспомнился Сашка. Его Сима, как и Маринку, не видела два дня.

— А Сашка? Тоже жениться собрался? — шутливо спросила она, перекрикивая шум поезда.

— Сашка? Не знаю. — Марина не совсем поняла «тоже» в вопросе Симы, но, зная о друге чуть больше, решила успокоить.

— Да у них так — несерьезно все. Смазливая девочка, сама к нему липнет.

Ответ Марины прозвучал в тот момент, когда поезд остановился. Сима, говоря о женитьбе Сашки шутя, услышав о его «несерьезных отношениях с какой-то смазливой и липнущей девочкой», растерялась, не зная даже как реагировать. Маринка сразу сообразила, что ляпнула не то.

— Не бери в голову, Сима! Он же мужик, как ни как! Ты лучше скажи, пойдешь ко мне в свидетельницы? — перевела она тему, но Сима ее не услышала.

С натянутой улыбкой она кивнула в ответ и пошла к выходу, сказав, что ей надо бежать.

— Так это не твоя станция… — Марина хотела было задержать подругу, но не успела. Сима вышла, двери захлопнулись.

«Все. Дождалась! Ни мужа, ни друга, никого!» Хотелось плакать. И светлый день уже не радовал, и сама себе Сима казалась безнадежно устаревшей: и своим мировоззрением, и немодной одеждой, и даже учебой среди однокурсников, моложе ее на два-три года.

Дома мать встретила, ворча, и с Алешкой на руках.

— Что так долго? Он мне уже все руки оттянул — что-то куксится сегодня, посмотри, как бы ни заболел. Говорила тебе вчера — закрой окно, продует ребенка! А тебе все воздуха мало!

Сима молча забрала Алешку. Он снова потянулся к бабушке, захныкал. Сима потрогала лоб сына.

— Вроде не горячий… Ты что, Лешка-картошка, а? Бабушку замучил сегодня, ая-яй, — она попыталась пошутить, но получилось совсем грустно.

Валя заметила, что дочь какая-то сама не своя.

— Устала?

— Немного. Знаешь, Маринка замуж выходит… и у Сашки… любовь…

Валя все поняла.

— Это тебе кто сказал?

Плечи Симы приподнялись и опустились.

— О чем? О Маринке или о Сашке? — она ехидно рассмеялась. — Впрочем, какая разница. И о том, и о другом мне сказала Маринка.

Валя всплеснула руками.

— Вот балаболка!

Сима не стала дальше слушать мать и, прижав к себе сына, ушла в свою комнату. Завалившись с ним на кровать, она взяла резинового зайца с большими желтыми ушами и выразительными нарисованными глазами, пощекотала Алешку. Заяц пискнул. Алешка гыкнул от удовольствия, сжал игрушку обоими ручонками. Заяц протяжно засопел.

— Играетесь? — Валя заглянула в комнату. — Играйтесь, я сейчас, кашу сварю.

Со двора послышался крик: «Валя!» Это соседка позвала мать.

Валя снова заглянула к Симе.

— Присмотри за кашей, я на минутку выйду, попросила она.

Сима оставила Алешку в комнате и пошла следить за кашей.

Пока молоко закипало в кастрюльке, Сима смотрела в окно. Все старые постройки в некогда огромном дворе, где она играла еще девчонкой, давно снесли, и всю территорию забрали под строительство нового здания. «Теперь и гулять детям негде! — думала Сима. — Так все изменилось в жизни. Даже государство, в котором я родилась, исчезло. А я живу в том же доме, в той же комнате и ничего у меня не меняется вот уже…» Запах горелого молока заполнил кухню.

— Убежало! — опомнившись, Сима выключила газ, с досадой посмотрела на кастрюльку, в которой медленно оседала молочная пена.

«Мама расстроится за плиту, ну надо же так, балда!» Сима не успела собрать тряпкой растекшуюся коричневую жижу, как из комнаты послышался грохот. Рванув с места, Сима влетела в свою комнату и так и встала, как конь с натянутым поводом. Одна створка шифоньера оказалась открытой, все вещи валялись на полу и среди них Алешка. Не замечая мать, он снимал с себя и отбрасывал в сторону трусы, колготки, а рядом валялась упавшая полка. Сима охнула, только представив, что эта полка могла свалиться на голову ее сына.