Бирюзовые серьги богини - Галина Долгая

— Сима, — мама поставила на стол вазу с мандаринами и бокал с чаем, — пей, я с лимоном сделала.

Пока дочь, шумно втягивая в себя горячий чай, наслаждалась его особым цитрусовым ароматом, Валя разглядывала ее, в душе все еще переживая за так неожиданно изменившуюся судьбу своей девочки.

— Саша приходил, мандарины принес, — Валя словно оправдывалась.

— Мам, ты опять? Зачем взяла мандарины? — Сима скосила глаза на вазу с небольшими оранжевыми плодами. — Ты же его этим самым одобряешь, и будет он ходить, ну, зачем это надо? Лишние разговоры, лишние переживания. А ему учиться надо, свою жизнь устраивать, а не рядом со мной околачиваться.

«Рядом со мной… вот именно — рядом!» — это снова разозлило Симу. Всю благость будто ветром разогнало.

А мать отмахнулась:

— Не знаю, сами разбирайтесь. Тоже нашли миротворца. Вот придет, ты ему сама все и скажи!

— Да говорила уже! И не раз! Сколько можно? Хорошо папа не видит его!

— Видел, разговаривали…

— И что?..

— Сашка сказал, что он готов жениться хоть сейчас, но ты не соглашаешься.

Сима сглотнула.

— Я не соглашаюсь… — она не нашлась что возразить, — я не соглашаюсь, значит, а он прям герой! Мам, ну что делать?

— Не знаю, — Валя теребила уголок салфетки, не решаясь сказать давно вертевшуюся мысль, и все же осмелилась: — А может, правда, за Сашку замуж выйдешь?

Сима подавилась, закашлялась до слез, и прохрипела:

— Мам, ты что? А? Ну, с какого перепугу я за него замуж пойду? А вдруг Арман приедет? Я же люблю его!

— Ой-е-ей, — Валя покачала головой, — как знаешь, ладно, пойду я — дел полно, а Сашка парень хороший, не отталкивала бы ты его.

Валя оставила дочь размышлять одну. Ей и самой порыв парня казался странным. Единственно, что объясняло его настойчивость — это любовь. А может дочь все же любит Сашку? Просто стыдится, или от гордости нос воротит? Нет, она сама говорила, что любит того, казаха. Вот встретился же, окрутил девку, и нет его! А тут судьба решается! Всегда так в молодости — голова горячая, а скольких бед можно было бы избежать, будь в это время мудрости побольше, но… мудрость, она с годами приходит! Вот вышла же она замуж за отца Симы, не задумываясь, любит ли, нет, и живут душа в душу сколько лет! А любовь? Была ли у них любовь? Валя не могла ответить на этот вопрос и боялась, что дочь задаст его. Одно она знала наверняка, что без своего мужа она не мыслит жизни. Они просто вместе, как две половинки одного целого. Она для него — оазис среди всех невзгод и проблем, он для нее — стена, за которой спокойно и надежно. Может быть, это и есть любовь, когда двум людям просто хорошо друг с другом?..

А Сашка… хороший парень… Когда Валя спросила его: «Зачем тебе все это нужно? Симка скоро родит, а ты так и будешь ходить за ней?», он ответил: «Буду!». И потом добавил:

— Тетя Валя, я знаю, что выгляжу смешным. Да мне это неважно. Я просто хочу рассказать вам. Знаете, когда я первый раз увидел Симу, то внутри что-то щелкнуло, словно включился какой-то механизм, пошел отсчет… нашей с ней совместной жизни. Просто тогда я не сразу осознал это. Ну, понравилась девушка, влюбился, да мало ли. Но, когда я узнал, что она ждет ребенка, когда я увидел ее — растерянную, брошенную кем-то, но гордую, независимую, даже еще более независимую, чем прежде, тогда мне ее стало так жалко. И я решил, что теперь уж точно ее не брошу, будь, что будет.

— А если тот объявится?

— Кто? Отец ее ребенка? — Саша пожал плечами. — Не знаю. Когда объявится, тогда и посмотрим. А пока я ей нужен, хоть она и сторонится. Я точно знаю, что нужен. Когда человек в беде, ему становится легче даже от одной мысли, что он кому-то нужен.

— Как у классиков, — Валя широко улыбнулась. — А это ты о ком сейчас сказал: о Симе или о себе?

— Что именно? Что нужен? — Сашка удивился тому, что мама Симы не поняла, о ком. — Конечно, о Симке. Она знает, что нужна мне.

Валя посоветовала Сашке еще раз поговорить с Симой и обязательно сказать, что он просто хочет быть ее другом, чтобы она хотя бы пока не думала, что он навязывается в мужья, что он жалеет ее. Ведь они и так друзья, столько много у них общих интересов, так зачем все рвать? Только из-за беременности? Глупо.

Сима каждый день ходила в парк недалеко от дома, минутах в двадцати обычным шагом. Весной там было особенно хорошо! Молодая зелень радовала глаз: трава, листики на старых вековых дубах, недавно высаженные анютины глазки и маргаритки с разноцветными яркими головками — все это говорило о начале нового цикла жизни.

«И мой малыш родится весной, как этот цветок», — Сима сорвала розовую маргаритку, понюхала. Ничего особенного, просто свежесть, но такая трогательность в этом весеннем цветке!

Сима присела на скамейку. Малыш толкнул ее в бок. «Хочешь гулять?» — Сима положила руку на живот: пяточка ребенка выпирала бугорком под шерстяной кофтой. Сима погладила живот, сказала вслух:

— Подожди, отдохну чуть и пойдем.

— Привет!

Сашка плюхнулся рядом. От неожиданности Сима вздрогнула.

— С ума сошел? Чего пугаешь? Вот рожу здесь, что делать будешь?

Сашка скорчил удивительно-извиняющуюся гримасу. Сима покатилась со смеху.

— С тобой не соскучишься!

— Хочешь, каждый день буду плюхаться рядом, чтобы тебе не было скучно? — Сашка говорил серьезно, а в глазах корячились чертики.

— Нет уж, не надо! И вообще, я так далеко больше гулять не пойду. Тяжело стало как-то.

— Еще бы! Такой чемодан с собой таскать!

Сима уставилась на Сашку: вроде смешно, но и обидно как-то…

— Ну, тебя, надоел! — она встала и пошла по дорожке.

— Сим, прости, я что-то не то сморозил, Сим, я больше не буду, Сима давай дружить, а?

Симе пришлось подхватить свой живот, чтобы ненароком не растрясти. Она смеялась, переводя дух, и еле дошла до следующей скамейки, причем Сашка бегал вокруг нее, боясь прикоснуться, чтобы помочь и в то же время бормоча какую-то околесицу о дружбе между женщиной и мужчиной, об общих интересах и детях — сынах полка.

— Все, замолчи, полководец, все, а то, правда, рожу…

Сима отдышалась, ребенок вроде молчал. Посидев немного для надежности, Сима поднялась.

— Дай, под руку возьму, проводишь до дома, — она оперлась о галантно поданную руку Сашки и они не спеша пошли по аллее парка, расцвеченной веселыми клумбами, солнечными бликами, мокрыми пятнами карминного цвета песка.

Вскоре, в один из последних вечеров апреля, боль, — еще осторожная, легко скользнула по пояснице, и Сима испугалась.

— Что? — мать уставилась в ее расширившиеся глаза.

— Кажется, началось…

Сима родила утром. Ранним утром, когда птицы, проснувшись, приветствовали солнце, и малыш — крепкий, черноволосый мальчик, впервые глотнул сладкий воздух земли, и звонкий детский голос влился в птичий хор, прославляющий начало дня и новой жизни.

Родители Симы всю ночь прождали в роддоме, боясь оставить дочь одну. Медсестры пытались отправить их домой, но безуспешно.

— Как уйти? А если она родит без нас?

— А она и так родит без вас, у нас врачи есть, акушерки, что толку от того, что вы здесь сидите? — увещевала медсестра, дежурившая в приемном отделении.

— Как это, что толку? — возражал Петр, отец Симы. — Мы группа поддержки, слыхала про такую?

— А! Ну, ну, поддерживайте, — отмахнулась дежурная, пробурчав себе под нос: — Не спится людям…

Когда из родзала пришло сообщение о рождении ребенка, женщина позвала:

— Эй, там, группа поддержки, все, родила ваша дочь, внук у вас!

— Внук?! Валька, слышишь, у нас внук! — Петр прослезился.

Валя почувствовала усталость. Напряжение спало, и от слабости подкосились ноги.

— Ты чего, Валь? — муж обнял ее. — Нашла когда слезы лить! Все хорошо, все позади. Будем теперь пацана растить, а?

— Будем, — Валя утерла нос платком, спохватилась, — надо им что-то поесть приготовить, после родов, знаешь как есть охота, ой, я побегу.

Медсестра вышла к ним.

— Все хорошо у вашей Симоны, ишь, имечко какое вы ей дали! Мальчик большой, крепкий, голосистый. Они еще пару часиков там полежат, потом в палату отправят, успеете все приготовить. Хотите, записочку передам?

— А? Написать что ли можно? — Петр похлопал себя по карманам.

— Иди сюда, — позвала дежурная, — на тебе листок, ручку, пиши.

Он взял ручку, повертел, оглянулся на жену.

— Валь, что писать-то?

Она пожала плечами.

— Спроси, что ей принести.

Муж понимающе кивнул и, чуть помедлив, написал: «Как дела?», потом с новой строчки: «Спасибо за внука», и в конце: «Что тебе принести? Напиши, мы подождем».

Сима, развернув записку, прочитала в ней намного больше написанного. За скупыми словами, выведенными неровными буквами, она ощутила волнение отца, сердцем почувствовала его любовь. И от этого стало как-то особенно радостно. А еще рядом лежал ее сынишка — Алешка, спеленатый заботливыми руками улыбчивой сестрички, то и дело подходившей к малышу и повторяющей: «Надо же, какой красивый мальчик!»