Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

— Ну, клянусь святым Бреннаном! — произнесла я вслух. — И преподобной Урсулой Скельской! И Айге Фораннанской!

Малый в зеленом шерстяном джеркине, заслышав южную божбу, шарахнулся от меня на другую сторону улицы.

Однако они что, заранее предусмотрели и то, что лошади перегрызутся? А чтоб никто в самом деле никого не побил, слуг посвятили в свои затеи? Или просто ловко воспользовались подвернувшейся возможностью?

С такими мыслями я вышла за пределы Бодвара. Двигать по проезжей дороге в Хольмсборг мне не хотелось, и я свернула в сторону моря. Там подъем был гораздо круче, но путь — короче. Пожалуй, он был даже чересчур крут — это я почувствовала, пробираясь между серых гранитных валунов с вкраплениями слюды, среди которых дрожали на ветру темные столбы можжевельника. Пару раз мне пришлось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Со склона открывался вид на Бодварский залив, отчетливо был виден мыс и церковка на нем. Я вспомнила старика и встряхнула головой, дабы избавиться от наваждения. Признаться, это удавалось с трудом. Я могла припомнить только один случай, чтоб меня так сильно зацепило за живое рисованное изображение, но ничего таинственного и загадочного в нем не было. Года два назад, в лавке у Фризбю, я рылась в различных его приобретениях и увидела в углу портрет молодой женщины в богатом платье, алом и белом, по моде прошлого века. Цвета вряд ли были подобраны случайно — женщина была очень бледной и рыжеволосой и одевалась в тон. Парча, бархат и драгоценное шитье не слишком удались живописцу; я догадывалась, что работа писана не с натуры, а является какой-нибудь ученической копией. Единственное, что на портрете вышло удачно,

— это лицо. Чрезвычайно правильные черты, впалые щеки, серые глаза, крутые рыжеватые брови, того же оттенка, что и волосы. В юности эта женщина, несомненно, была красавицей, но теперь в ее облике в первую очередь прочитывались невероятный ум (я бы поостереглась назвать его мудростью) и чудовищная сила воли, которые почти зримо сжигали, изничтожали красоту и вскорости неизбежно должны были уничтожить ее совсем, превратив лицо в ничего не выражающую каменную маску.

— На что это ты уставилась? — спросил Фризбю, шагая через поддельные антики. — А! Покойная королева английская. Убогая копия, да ты и сама, разумеется, догадалась. А оригинал был писан для шведского короля. Он то ли помешался от любви к ней, то влюбился в нее, потому что был безумен… Последнее более вероятно — влюбиться в такую неимоверную стерву, — да простит меня Господь за подобный отзыв об ее величестве, великого ума была женщина, — способен только сумасшедший…

Тогда-то я и заинтересовалась жизнеописанием королевы-девственницы, и увлекло оно меня необычайно. Но всякий способен заметить, что тот случай схож с сегодняшним лишь внешне. Никогда «царственная весталка» не являлась мне в снах, ни до, ни после того, как я увидела ее портрет, и уж тем более не разговаривала со мной. Но это было до встречи с Тальви…

Пройдя по осыпающемуся карнизу над обрывом, я снова выбралась на дорогу, почти у самых решетчатых ворот имения. Они были раскрыты — видно, только что кто-то приехал. Никак наши господа заговорщики изволили вернуться или нагрянул еще какой-нибудь гость?

Сквозь решетку я увидела идущего по двору Эгира Гормундинга. Он тоже увидел меня и помахал рукой. Когда я уходила, он был встревожен, а сейчас его физиономия сияла довольством, и виной, конечно, было не мое возвращение. За спиной Эгира, у парадного крыльца Хольмсборга, я разглядела уже знакомую мне легкую карету. Конюхи выпрягали четверых шоколадных лошадей со стриженными щетками белыми гривами.

Тальви я встретила в галерее. От Эгира я узнала только, что «наши благополучно вернулись», но и Тальви не склонен был распространяться о событиях дня. Окинув меня рассеянным взглядом, он бросил: «Ступай переоденься» — и сам двинулся, в сопровождении Ренхида, куда-то вниз по лестнице.

Что ж, переодеться так переодеться. Если он желает меня удивить нежданным (или, напротив, слишком жданным) визитером, так ничего не выйдет. А изменить обличье стоит. Если южанин успел заметить меня в толпе — что весьма сомнительно, учитывая обстоятельства, нужно сделать так, чтобы при свидании он меня не узнал. И посмотрим, как он поведет себя, когда станет известно, что я знаю о его встрече с Вирс-Вердером. Поэтому я приоделась и приукрасилась с тщанием, какового не применяла для сборища гостей в замке Тальви. Правда, здесь не было Мойры, чтобы мне помочь. Имелась в Хольмсборге женская прислуга, и предостаточно, да все колоды колодами, проще обойтись без них.

В обеденном зале, помимо всех моих знакомцев, обретался тот самый южанин. И выглядел он столь же неопрятно, хотя, бьюсь об заклад, успел умыться с дороги. Мне он был представлен, как «Каллист, который представляет наши интересы в Карнионе». Я вспомнила, что это имя мелькало иногда в беседах заговорщиков. Он, судя по всему, и должен быть тем человеком из карнионских деловых кругов, что снабжал информацией Тальви и Самитша. При моем имени он и бровью не повел — брови у него были богатые. То ли не знал, кто такие Скьольды, то ли знал очень даже хорошо. Поздоровался столь куртуазно, что родовитые гости Тальви могли бы поперхнуться от зависти, и подошел мне к ручке.

Что ж, посмотрим, друг любезный, чьи интересы ты представляешь. И где.

Тон в застольной беседе, как всегда, задал Рик.

— Вообразите! — обратился он ко мне через весь стол. — Произошло недоразумение. Наш молодой друг, — он небрежно кивнул в сторону Хрофта, — сообщил, что достопочтенный наш гость, — на сей раз последовал жест в направлении Каллиста, жест, исполненный редкостного изящества, — поедет через Анвейл, и мы решили встретить ею, дабы избавить от необходимости заезжать в город, ведь он никогда не был в Бодваре и не знает окрестностей… А он ехал через Мурвейл, это совсем другая дорога. Ужасно, не правда ли?

— Забывчивость в столь юном возрасте. — это серьезно, — поддакнула я. (Хрофт был никак не моложе меня и вряд ли намного моложе Рика. )

— Если это забывчивость, — мило заметил Рик. Каллист, улыбаясь, разглядывал столовый прибор.

— Не будем придавать значения тому, что разрешилось вполне благополучно, — промолвил Фрауэнбрейс.

— Тем более, что крюк, который мне пришлось сделать, заехав в Бодвар, имел весьма забавные последствия и принес нам новые сведения. — У Каллиста был очень низкий голос, он показался бы даже грубым, но его смягчал южный выговор.

— Вы имеете в виду столкновение с графом Вирс-Вердером? — осведомилась я. Каллист вновь не выразил удивления, наверное, счел, что мне об этом рассказали Тальви или Рик. — Я бы не сочла это столь уж забавным. Ведь он пытался натравить на вас свою свиту.

— Да? — Альдрик приподнял подведенную бровь. — Таких подробностей вы нам не поведали, Каллист. Или вы, сударыня, — он снова повернулся ко мне, — вновь дали волю своему воображению и повествовательскому дару?

Тальви тоже повернулся ко мне, но ничего не сказал.

— Вовсе нет. Я видела все собственными глазами. Господин Каллист вместе с двумя слугами запугал Вирс-Вердеровых приспешников до холодного пота. Не говоря уж об их господине.

— Какая прелесть! — воскликнул Альдрик, обмахиваясь салфеткой. — Ну почему все самое увлекательное происходит без меня? Вы не правы, Нортия, это наверняка было презабавное зрелище.

— Значит, вы там были, — задумчиво произнес Каллист. — Странно, что я вас не заметил. — Впрочем, он тут же продолжил, светски осклабившись: — Даму такой красоты…

Взгляд его был совершенно холоден. У него были темные, густо-карие глаза, такие же, как у Антона Ларкома, но, в отличие от эйсанского рыцаря, ему мои красоты были глубоко безразличны.

— Не худо бы узнать, что госпоже Скьольд понадобилось в городе?

Хрофт мгновенно уцепился за представившуюся возможность свалить все обвинения с больной головы на здоровую, золотую вдобавок.

— Да, как вы коротали время в наше отсутствие? — Притом, что Рик превосходно все понимал, стравливать нас с Хрофтом доставляло ему невинное удовольствие.