Время для жизни - taramans

- Здесь посиди, Ваня – указал «Фикса» на табурет.

Косов пожал плечами – «Посидеть, значит – посидим!».

Сам урка прошел в двери, в торце чулана. Негромко раздались голоса. Иван закрутил головой:

«Откуда-то слышно… значит какая-то отдушина здесь есть! Неплохо бы послушать, о чем речь!».

Под самыми досками потолка, за плитой и правда нашелся «продух», прикрытый свернутым куском войлока. Косов чуть вытащил войлок, немного приоткрывая отверстие.

- … и как он тебе? – глуховатый голос.

- А я знаю? – «Это «Фикса»! – Молодой какой-то… Но при железе, точно! Похоже, «шпалер» сзади за поясом. Может и еще что есть.

- Со «шпалером», значит… И не боится так ходить? А «лягавые» заметут? Похоже – «отморозь»…

- Ну так… Ты ж сам говорил, что тогда «Шрам» рассказывал… «пером» этого… расписал-разделал. Кто ж так делает? Точно – «ломом подпоясанный»!

- «Шрам» с совсем бестолочью водиться не стал бы. Значит… все же с головой. Ладно… зови его, разговаривать будем.

Косов решил прогнать картину – присел на табурет, поджал ноги под себя, как будто приготовившись к прыжку, левую руку – на колено, правую – поставил на крышку табурета, рядом с собой. Правая пола пиджака откинута назад, приоткрывает рукоять револьвера.

«Фикса», зашедший сюда, «срисовал картину» сразу, выставил руки перед собой:

- Ты это… спокойно давай, ага! Все пучком! Здесь к тебе претензий нет… Просто поговорим, обсудим все спокойно! Спрячь «волыну»!

Косов демонстративно закинул полу пиджака, поправил.

- Ну давай… Будем разговаривать.

В большой светлой комнате, за столом сидел коренастый, пожилой мужик. Простая косоворотка, коротко стриженые седые волосы. Лицо – как топором вырублено. Все на нем большое – нос, как клюв фламинго; скуластый; нависшие надбровные дуги, покрытые густыми бровями; глубокие морщины по всему лицу. Губы только подкачали – как с другой картины: тонкие, плотно сжатые, почти невидимые. Как будто и вовсе нет губ – только ножом кто-то рот прорезал.

«М-да… а горба-то нету! Да и я… вовсе не Володя Шарапов!».

- Ну садись, Чибис… Сейчас поужинаем, да поговорим…, - «сказал, а губы только чуть шевельнулись», - Меня Валерьяном зовут, если что… Маня! Подай нам чего!

На слова Валерьяна из-за занавески, ведущей в другое помещение дома, вышла женщина. Средних лет, довольно миловидная, но такого типажа – деревенского, что не привлекало Косова. Одета просто. За довольно бесформенной одеждой даже и фигуры не разберешь. Сноровисто собрала на стол. Тоже все простое, без вычурностей и деликатесов – отварная картошка, политая топленным смальцем, посыпанная шкварками и обжаренным луком; соленые грузди, огурцы такие же, квашенная капуста. Сало вот было явно хорошее – с мясными прослойками, тмином, средней толщины. Пахнуло чесноком. На стол поставила бутылку «беленькой».

- Ну что… Примем то, что Господь послал нам, грешникам, в день этот! – хозяин широко перекрестился и поднял полный лафитник.

«Это что еще… за спектакль? Урка в Бога верует? Да ну на… Не верю! А может он… из этих… как их там? Раскольников? Да нет – насколько знаю, они вообще с чужими за стол на садились – брезговали, нельзя это им! Или из еще каких… сектантов! Хотя… нам, татарам – все одно: что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило! Или так – не лезь в чужой монастырь со своим уставом!».

Решив, не обращать внимание на странности, Косов поднял свою рюмку, чуть подождал – «чокаться не стали!» - опрокинул ее себе в рот.

«Хороша водка! Хоть и предпочитаю коньяк, но стоит признать – хороша! И чистая, и в меру охлажденная! Ледник видно есть!».

И сам Косов, и хозяин, и «Фикса» ели истово – не отвлекаясь, сосредоточенно, но не жадно глотая. Как работу работает хороший мужик – серьезно, вдумчиво, тщательно!

- По второй! – разлил водку хозяин.

Приняли. Хорошо! Косов чувствовал, что плотно подъел. Довольно уж…

Как будто услышав его мысли, хозяин снова чуть повысил голос:

- Маня! Самовар нам на веранду подай!

Перешли на веранду. Круглый стол, застеленный скатертью, штук шесть венских стульев за ним. Иван, дождавшись, пока Валерьян и Толя займут места, сел расчётливо – чтобы за спиной была стенка, а хозяин, его подручный, а также две двери – в дом и в ограду – были на виду. Заметил, как переглянулись собеседники.

«А чего? Зачем нам лишние неожиданности-неприятности? Лучше так, чтобы видно было!».

- Ну что, Ваня, поговорим? Расклад ты знаешь, не так ли? Что думаешь?

- К-х-м-м… а как Вас по отчеству? А то… неловко как-то – по имени с Вами разговаривать.

«Фикса» удивленно перевел взгляд с Валерьяна на Косова и назад, потом засмеялся, прикрыв рукой рот.

Хозяин неодобрительно посмотрел на подручного, пожевал губами, подумал:

- Степанычем называй! Валерьян – это кличка у меня такая… Еще смолоду – дескать, спокойный я.

- Ага… Спасибо! Я, Степаныч, все раздумываю – а на кой ляд мне во все это встревать? Севастьян Игнатьич мне такую «долянку» обрисовал, что это – просто курам на смех. За такое я даже «на вассере» и то подумаю, стоять или нет. А уж всю грязь на себя брать, «паровозом» пойти – и вовсе глупо! Так что… давай сначала определимся по серьезному – чего я с дела иметь буду. А уж потом, как сойдемся в цене, так и о самом деле поговорим.

Валерьян опять переглянулся с «Фиксой»:

- Ну а ты сколь хочешь?

Косов развеселился:

- Сколь я хочу, Вы мне все одно не дадите! А так… если подумать… треть от выручки!

- Ого! Вот это аппетиты! А что ж так мало просишь? Севастьян мне говорил, сначала половину запросил!

- Ну… скажем так – подумал, решил не борзеть!

- Ага! А треть – по-твоему – не борзеть, значит?

- Ну а что? Давай прикинем, Степаныч! Четверть уйдет в общак, тут без разговоров. Остается три четверти! От этого половину просить не буду. Вы тоже в дело вложитесь и в стороне не останетесь, не так ли? А давай – по-другому рассудим, чтобы понятнее… К примеру, взяли мы с пОльских «сотку». Треть от «сотки» — это тридцать. Двадцать пять – уйдет в общак. Останется семьдесят пять. Так вот – из них тридцать – мои. А Вам – сорок пять! Думаю – вполне честно! Мне самая грязная работа, Вам подчистить. Ну и на стадии подготовки – все посмотреть, проверить, подготовить…

- Ага!