Совьетика - Ирина Маленко

На другом берегу Тухлого Днепра мы обычно спускались с железной дороги на другую ее сторону. Там начиналось мое самое любимое, самое опасное и таинственное место на нашем пути, которое я прозвала «Открытые колодцы». Дело в том, что здесь на небольшом пространстве среди травы на холмах было огромное количество канализационных колодцев, которые почему-то все как один были без крышек. Если зазеваешься, можно было запросто свалиться в один из них. Но для меня это-то и делало данное место таким интересным! Я все время находила здесь новые и новые колодцы. Большинство из них были мелкими по глубине, но ногу сломать было все-таки можно. А самым захватывающим для меня было покричать ради эха в питьевой колодец, с которого почему-то начисто снесли верх – осталась только ничем не прикрытая яма глубиной метров в десять, с совершенно гладкими стенами Потом уже его замуровали совсем, наглухо – это было слишком опасное место.

За Открытыми Колодцами начинались заросли «волчьей ягоды», которая на вид выглядела так аппетитно, а на самом деле, как мне объяснил дедушка, была ядовитой. Ну, а уж когда они кончались, перед вами расстилалось само Каменище.

Это был высокий, обрывистый берег реки, с которого хорошо были видны колхозные поля с капустой на другом ее берегу – плоском как тарелка. Город здесь с одной стороны – слева- еще продолжался, а справа, за рекой, резко обрывался.

С обрывистого мелового и глинистого вперемешку берега хотелось полететь как птица. Но так как это было невозможно, я бегом спускалась вниз по узкой тропинке. Бегом – потому что она была настолько крутая, что идти по ней мерным шагом ну никак не получалось. Мне очень нравилось бросать со склона вниз мячик, но при этом был велик риск, что он упрыгает в речку насовсем.

Под этим склоном начинался другой, поменьше, а под ним прятались с шумом вырывающиеся здесь на свободу из глинистого нутра земли родники, с чистейшей, сладкой на вкус водой, такой холодной, что от нее ломило зубы. Дедушка всегда брал с собой сюда бидончик и давал мне наполнить его водой – взять с собой домой. А потом мы с ним сидели на склоне, грелись на солнышке и ели принесенные с собой помидоры и вареную картошку с хлебом, запивая их ключевой водой…

Вот о чем я думала, когда пила такую похожую на нее корейскую родниковую воду. И на глазах у меня невольно выступили поэтому слезы.

Товарищ Сон внимательно посмотрел на меня – каким-то пронзающим насквозь взглядом. Чуть прикоснулся к моей руке самыми кончиками пальцев.

– Гляжу я тут, и думается мне, что много Вы пережили в жизни, товарищ Калашникова. Но не надо так грустить, а? Счастье стоит рядом с бедой, а беда скрывается в счастье . Если Вам когда-нибудь захочется поговорить по душам… То я – вот он я, ладно? В любое время дня и ночи. Не забудьте, что я сказал, да?

– Спасибо, товарищ Сон. Это очень внимательно с Вашей стороны.

Почему это так забилось вдруг мое сердце?…

…За тот день – бесконечно долгий – я узнала от товарища Сона много интересного. В том числе то, что «представители братских партий с очарованием выразили удовлетворение тому, что все устроено на высоком уровне», что «в нашей стране качание на качелях проходило издревле в масштабе всей страны, но было более популярным в северо-западных районах. Когда женщины качаются в красивой национальной одежде чхима и чогори, развевая длинные тесемки, это укрепляло у зрителей национальные эмоции», и что «женщину, победившую на соревнованиях в народный праздник, премировали тазиком, чтобы она хорошо вела домашнее хозяйство». Ну, и наконец, что когда заболела его мама, то товарищ Сон ««в состоянии сложных психических эмоций не заметил, что пора идти с работы, и не помнил, как добрался до дома».

За ним просто каждое слово записывать надо было – так интересно он говорил по-русски.

После обеда мы оказались на холме Мансу – у знаменитого гигантского бронзового памятника Ким Ир Сену. И там я столкнулась со своими соотечественницами.

Мы с товарищем Соном стояли перед памятником и рассматривали его, хотя это нелегко было сделать из-за бьющего в глаза солнца.

Товарищ Сон стал задумчивым, положил руку на сердце и попробовал объяснить мне, как он себя в этом месте чувствует.

– Очень трудно это описать словами, какое чувство у меня, когда я стою здесь. Можно сказать – сердечное волнение, но волнение – этого будет мало. Глубокое, до самого донышка души, понимаете? Ведь это отец нашей нации, он всю свою жизнь отдал ей… Это место для его памятника выбрали очень хорошо – отсюда он может видеть весь город, и здесь он никогда не бывает один. Я смотрю на него и чувствую что он жив, что он с нами. Понимаете?

Я смотрела на него и видела, что говорит он не заученно, и не от страха – не «я очень люблю Пе-Же», «а я его еще больше «ку», а от сердца.

Гигантский бронзовый вождь с величавым спокойствием смотрел с холма на раскинувшиеся перед ним плоды его труда. На заднем фоне негромко играла торжественная, чуть печальная и в то же время светлая музыка. Эта музыка вывела меня из душевного равновесия, которое я, по подхваченной мною европейской привычке, все это время безуспешно пыталась сохранить, и я, глядя на проникновенную смесь печали и радости на лице товарища Сона и слушая эту музыку, почувствовала, что у меня из глаз, несмотря на все мои старания, бессовестно выкатились две слезы, потом еще одна, потом еще…

Товарищ Сон тоже это заметил, отвел меня в сторонку, бережно положив мне руку на плечо, и начал утешать.

– Ничего, ничего, товарищ Вы наш… Все у Вас обязательно будет хорошо…

– Вы не понимаете, товарищ Сон… Я не о себе… Вы здесь, я здесь, а моя страна… Помните, товарищ О показывал нам в автобусе российское видео с концертом, посвященным 65 годовщине Победы? В этом видео – именно все что не так с сегодняшней Россией. Мы растеряли все свои по-настоящему важные достижения – только ради того, чтобы какие-то бандиты приобрели себе виллы в Ницце. Пластиковая это культура в современной России – жалкая культура одноразового пользования, как туалетная бумага.Однодневка.

– Все я понимаю, Вы моя хорошая. И в вашей стране еще все будет хорошо. Обязательно, раз есть такие люди, как Вы, которым не все равно.

– Мы так виноваты, так виноваты перед ней…и перед всем миром тоже!

Наш с ним разговор невольно прервали две молодые русские девчонки. Чувствовалось, что их привезли сюда в составе какой-нибудь группы солидарности с Кореей только потому, что у них был богатенький папа, и их потянуло на экзотику. А на самом деле на Корею им было глубоко наплевать. Одеты они были так, словно пришли поступать на работу в амстердамский дистрикт красных фонарей: юбки выше ушей и вульгарные позолоченные туфли на шпильках. И вид у них был какой-то потасканный – потому что им в современной России внушили, что такой должна быть настоящая девушка, чтобы понравиться мужчине. Они не смотрели на памятник, а стреляли глазками по сторонам в поисках заморских принцев – нет, не корейцев, конечно, но мало ли, вдруг какой западный турист сюда забредет?…

– Ой, Свет, устала, не могу..- сказала одна из них,- Долго еще они будут таскать нас по всем этим статуям и покойникам? Надоело – сил нет.

– Лучше бы на базар отвезли!- вторила ей другая. – И так – туда нельзя, сюда нельзя… Ничего-то у них тут нет, кроме “проклятого прошлого»… Даже мобильников. Живут как в каменном веке.

Я взорвалась.

– Да, у настоящих людей есть и прошлое, и будущее, а вот у таких, как вы, весь жизненный диапазон – от сникерса до тампакса! – в сердцах бросила им я.

Девчонки смешались и в спешке ретировались.

…Мне часто кажется, что я живу в перевернутом вверх тормашками мире. Мире, в котором нормальным считается, когда человек торгует собой или когда за жизнь дорогих тебе людей тебе предлагают денежную компенсацию и серьезно полагают, что этим искупают свою вину. Мире, в котором профессиональные болтуны из пиаровских контор и маркетинговых фирм с наглым видом поучают лишенное нормальной работы население, что «надо вкалывать, тогда и бабки будут!» – с таким видом, словно от их «упорного труда» есть хоть малейшая польза обществу.

В этом мире заправляют «ребелы», остановившиеся в своем психологическом и умственном развитии на стадии перманентного тинейджерства. Они не понимают, что на дворе уже не 1989 год, и что их «бунтарские» недозрелые глупости за прошедшее с тех пор время всем у нас давно приелись. Они не понимают, что на определенной жизненной стадии, взрослея, нормальный человек перестает ухмыляться и ерничать, «бросая вызов обществу». Вот и наводняют наше информационное пространство все новые и новые «исповеди бунтарей» с их давно уже всем поднадоевшими изощренными издевками над обыкновенной, нормальной человеческой жизнью и над обыкновенными, нормальными людьми, озабоченными не интимными стрижками или последним опусом Оксаны Робски, а тем, как прокормить своих детей и дать им достойное образование.