Две половинки райского яблока - Инна Бачинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, Грэдди, – сказал растроганный господин Романо. – Я думал, ты заведешь насчет мудрости стариков. Мудрость – как утешительный приз для проигравшего. Отсутствие желаний и страстей почему-то называют мудростью. – Он замолчал, задумавшись, словно безрадостно вглядывался внутрь себя. Потом спросил: – А что говорят о старости твои пословицы, Грэдди?
– Много чего говорят, Джузеппе. Вам вряд ли понравится.
– И все-таки?
– Ну, например… – стал вспоминать Флеминг. – Например: старые дураки глупее молодых.
– Браво! – вскричал господин Романо. – Согласен. Какая, к черту, мудрость! Да здравствуют дураки! Они остаются молодыми. Давай еще.
– Старый ворон не каркнет мимо, – сказал Флеминг.
– Ближе к мудрости. Первая мне понравилась больше. Еще!
– У старого козла большие рога.
Пауза.
– Это не про меня, – произнес наконец господин Романо. – Это про… третьего лорда Челтема. Ладно, Грэдди, хватит пословиц.
– Хватит, – не стал настаивать Флеминг, хотя только что вспомнил еще одну. – Знаете, Джузеппе, что мне пришло в голову…
– Что? – настороженно спросил господин Романо.
– Этот наш Призрак… Его, наверное, тоже восхищают ваши замечательные качества. Вам не кажется, Джузеппе, что он играет с вами? Соревнуется, кто кого обскачет!
* * *– Ни за что не надену! – я смотрела на себя в зеркало. – Ты с ума сошла!
– Наденешь! – Татьянин голос был тверд как алмаз. – Это настоящее платье для приемов.
– С голой спиной? – я повернулась к зеркалу боком. – Нет и нет! Ты только посмотри! Кафешантан! Мулен-Руж какой-то!
Платье было великолепно. Длинное, благородного жемчужно-серого цвета – полупрозрачный шифон на груди и рукавах и чуть расклешенная юбка до пят из блестящего атласа того же цвета. Удивительно скромное, если… если бы не полностью открытая спина. И полупрозрачная ткань на груди. Конечно, не Мулен-Руж! Скорее, Букингемский дворец.
– Оно же прозрачное! Все видно!
– Не видно, а угадывается! – повысила голос Татьяна. – Ты как дикарь, честное слово! Ты посмотри журналы, ты посмотри на их тусовки… чуть ли не в купальных костюмах!
– Я так не могу!
– Учись! – Тон, как железо, даже мороз по коже. – Это тебе не Банковский союз! Это – Его Превосходительство! И все остальные… Как их? Сталинград и этот югослав… Гайко! И кришнаит. И женщина… Ар… Ар…
Мы стояли перед зеркалом в моей спальне. Татьяна, взволнованная, с блестящими глазами и красными пятнами на скулах, и я – полная сомнений. Я? Это была не я! Это была чужая женщина в драгоценном, нежно мерцающем перламутром, легком, как дым, платье…
– Аррьета, – подсказала я.
– Именно. Я сейчас! – выдохнула Татьяна и бросилась из спальни.
Женщина, склонив голову к плечу, смотрела на меня из зеркала… сияла глазами.
– На! – Татьяна сунула мне в руки серебряную сумочку на длинной цепочке.
– А туфли?
– Что бы ты без меня делала? – Татьяна достала из своей безразмерной торбы пластиковый пакет с туфлями. – Пропала бы! Давай!
Серые атласные туфли, узконосые, открытые – произведение искусства, а не туфли. Откуда, интересно? Тоже от Примы?
– Поярче грим, волосы кверху, – прикидывала Татьяна. – Смотри! Эх, Натка! – воскликнула она через долгую минуту. – Да любой бабе хоть раз в жизни нужно такое платье! И на прием хоть раз в жизни… – Она, захватив рукой мои волосы, приподняла на макушку. – Смотри! Элиза Дулитл на приеме во дворце! Они все там просто попадают от зависти и восторга.
Глава 18
Удивительные встречи
Для утонченной женщиныночь всегда новобрачная…В шумном платье муаровом,в шумном платье муаровом —Вы такая эстетная, Вы такая изящная…
Игорь Северянин, «Кэнзели»И настал день… Вернее, вечер. День города последние года три-четыре отмечали с помпой, и, говорят, местная буржуазия соревновалась за право спонсорства.
Флеминг помог мне раздеться. Держал мою шубку в руках и смотрел, как я поправляю волосы. Я смутилась и с трудом подавила желание схватить шубку и надеть снова. Аррьета тоже смотрела, не столько смотрела, сколько окидывала взглядом, и в ее взгляде мне чудилось осуждение. Стараясь не оказаться спиной к Флемингу, держась, как пришитая, сбоку, я на подгибающихся ногах двинулась в зал для приемов. Впереди оруженосец Гайко в черном костюме катил коляску с господином Романо. Над головой господина Романо гордо реял итальянский флажок. Справа от коляски плыла Аррьета в черном длинном платье с открытыми плечами. Завершал кортеж кислый Маркиз, на сей раз в смокинге, как и остальные. Кажется, у него были нарумянены щеки.
Городской бомонд был в сборе. Я узнала мэра, которого никогда не видела так близко. Одна из женщин впилась взглядом в мое платье. Я видела ее однажды в телепрограмме – что-то об истории одежды. Местная знаменитость – Регина Чумарова, владелица дома моделей. Она была в компании экзотического негра в лиловом костюме из тонкой кожи. Голова негра, довольно странной удлиненной формы, была похожа на огурец и обрита наголо. Еще одна женщина внимательно рассматривала мое платье – прима нашего драматического театра. Она даже подошла ближе… Черт! Я судорожно схватилась за руку Флеминга.
– Что, Наташа? – спросил он.
– Эта дама… – пролепетала я.
– Ваша знакомая? – Он с улыбкой смотрел на меня.
– Нет! То есть… да! На мне ее платье! – выпалила я, чувствуя непреодолимое желание развернуться и позорно оставить зал. Прима подошла ближе – ее, как магнитом, тянуло ко мне.
Если Флеминг и был удивлен загадочностью национального характера и непостижимостью моей души, то ничем этого не выказал. Он просто взял меня за локоть и увел с опасного места. Параллельным с нами курсом неторопливо следовали господин Романо и Гайко.
Мэр, невысокий полный человек, уже спешил к нам. Он обнялся с господином Романо, как с родным братом, и сказал, что страшно рад, просто счастлив принимать у себя такого славного гостя, потомка известного дворянского рода Якушкиных. Флеминг подтолкнул меня вперед. Зацепившись каблуком за край платья и совершив довольно неуклюжий прыжок, чтобы не растянуться у всех на глазах, я оказалась лицом к лицу с мэром. Мэр испуганно отступил назад, сбился с мысли и замолчал. Лицо мое горело. Казалось, все смотрят на меня.
– Это наша переводчица, – сказал Флеминг, к моему удивлению, по-русски. – Наташа Устинова.
– А! – выдохнул мэр с облегчением. – Переводчица! Добрый вечер. – Он сунул мне руку.
Я откашлялась и сказала каким-то не своим голосом:
– Господин мэр счастлив принимать у себя господина Романо… потомка… древнего рода… местного… добрый вечер…
Пока я говорила, мэр пристально смотрел на меня, словно проверял, все ли его слова переведены правильно, что меня очень смущало.
Господин Романо дождался, пока я заткнусь, и сказал, что тоже страшно рад посетить наш древний город, где начиналась история его семьи, и что это большая для него честь… Он сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. Я перевела. Мэр обрадовался и сказал, что для него тоже честь. Я перевела.
Господин Романо стал настаивать, приложив руку к сердцу, что честь в первую очередь для него. Мэр не соглашался. Я, как теннисный мячик, перебрасывала фразы от одного к другому. Флеминг оставался серьезен. Аррьета бродила взглядом по залу, рассматривая туалеты присутствующих дам. Клермон едва сдерживал зевок. Гайко, задрав голову и прищурившись, рассматривал старинную люстру на потолке.
Тут, к счастью, к мэру подбежал юркий молодой человек и, извинившись, стал шептать что-то ему на ухо. Выслушав, мэр сделал озабоченное лицо, в свою очередь тоже извинился, пояснив, что вынужден оставить нас, так как труба зовет, и что мы еще увидимся.
– Молодец! – шепнул мне Флеминг. – С боевым крещением!
– К черту, – ответила я шепотом и тут же сообразила, что ляпнула невпопад. – Откуда вы знаете русский?
– Не знаю, – ответил Флеминг. – Всего несколько фраз. Наверное, из-за имени.
– Какого имени?
– Моего. Знаете, как звучит мое полное имя?
– Как?
– Никому не скажете?
– Нет!
– Сталинград!
– Не может быть! – вырвалось у меня.
– Честное слово! – Флеминг смотрел на меня смеющимися глазами.
Мы переговаривались шепотом.
Тем временем мэр взобрался на небольшую кафедру на подиуме и постучал пальцем по микрофону, требуя тишины.
Речь его была на удивление краткой. Всего несколько фраз о славной дате – Дне города и славных гостях, которые почтили своим присутствием наш праздник. Господин Романо, потомок славного рода местных дворян Якушкиных, – он похлопал в ладоши. Гости подхватили, повернувшись к господину Романо.
– И… – Мэр, как опытный интриган, сделал паузу. Долгое «и» повисло в воздухе. Насладившись наступившей вдруг гробовой тишиной, он закончил: – …и всемирно известный маг и волшебник господин Ханс-Ульрих Хабермайер!