Победители без лавров - Джон Квирк

— Но ведь могло быть и хуже, — сказал Тони. — Я мог бы ездить в „ла-саль“.

Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой и обезоружил отца.

Роджер Кэмпбелл сказал:

— Ну, ладно, пусть будет „корд“. Уж лучше эта, чем машина „Дженерал моторс“.

Когда Тони заезжал за дочерями и громко сигналил у ограды, матери говорили: „Детка, скажи, чтобы он подъехал к парадному“, но дочери забывали это сказать. Отцы говорили: „Пятнадцатилетнему мальчишке нельзя водить машину“, но дочери отвечали: „Ах, папочка, его еще ни разу не останавливала полиция“. И отцы сердились, бесились и не могли понять, зачем семнадцати и восемнадцатилетним девушкам ездить кататься с пятнадцатилетним мальчишкой. И смутно подозревали, что доверять ему нельзя, но не вмешивались, потому что деньги Роджера Кэмпбелла сделали бы Тони прекрасным зятем.

По улицам Детройта Тони водил свой великолепный „корд“ очень осторожно. Он никогда не превышал скорости в черте города, потому что у него не было шоферских прав. Никто из родителей, включая его собственных, не знал, что стоило ему выехать на шоссе, как педаль акселератора вжималась в пол и он с ревом уносился в ночной мрак со скоростью сто миль в час. Он любил упоение скоростью. А опыт скоро научил его, что девушки, сидевшие рядом с ним, в таких случаях сначала напряженно съеживались, а потом расслаблялись, дрожа от возбуждения, и переставали сопротивляться.

Тони Кэмпбелл не давал никакого повода к подозрениям. Родителям, имевшим дочерей, не к чему было придраться. Он никогда не пил, не разговаривал громко, был воплощением юношеской порядочности, посещал церковь по собственному желанию и не делал ничего дурного — только любил бешеную езду и соблазнил четырех знакомых девушек. Он жил, как в сказке: на шоссе, когда он там появлялся, никогда не бывало полиции, о его любовных похождениях тоже никто не знал. Сам он о них никому не рассказывал, несовершеннолетние девушки о нем тоже никому не рассказывали, и каждая считала себя единственной.

Тони нравился Чикагский бульвар. Ему нравилось ощущение двадцатикомнатной гранитной респектабельности. Жившие здесь люди принадлежали даже к еще более высокой касте, чем обитатели Грос-Пойнта, хотя особняки там были внушительнее. Четыре улицы — Чикагский и Бостонский бульвары и бульвары Эдисона и Лонгфелло — образовывали как бы остров, представляя собой замкнутый мирок. Людям посторонним чопорная атмосфера этого мирка могла бы показаться душной, но для Тони Кэмпбелла, воспринимавшего все кожей, гранитные дома были теплым солнцем, ласкавшим кожу, отцовские деньги — весенним ветерком, гладившим кожу, а соблазненные девушки — прозрачным озером с прохладной водой, приятно щекотавшей его кожу каждый раз, когда он в нее погружался. Отцы, имевшие дочерей, могли бы скорее понять Тони Кэмпбелла, если бы он представлялся им не великолепным, но загадочным молодым человеком, который прокладывает себе в мире широкую дорогу, а великолепным, но совсем не загадочным молодым львом, блаженно довольным теплым солнцем, освежающим ветерком и прозрачными озерами своей удивительной жизни.

Тони знал, что в пока еще далеком будущем, когда настанет срок, ему предназначено стать президентом „Нейшнл моторс“. Это его увлекало, и он с самого начала принялся энергично готовиться к этому дню. Но готовился он, в сущности, инстинктивно, как готовился бы молодой лев к своей будущей роли вожака. Если и когда наступит его очередь занять президентский пост в корпорации, он будет к этому готов. Мировоззрение Тони было трезвым, здравым и совсем несложным. Деньги отца он ценил как большое удобство, а не как необходимое условие для положения в обществе. Если он в своих похождениях ограничивался девушками одного с ним круга, то не из снобизма, а по чисто практическим соображениям. Они были под рукой. Он их хорошо понимал. К тому же они одевались лучше, изящнее, чем девушки из Хайленд-Парка, и это тешило его эстетический вкус.

В то же время он не был гедонистом в обычном понимании этого слова. Он был трудолюбивым, уравновешенным, добродушным, предупредительным молодым человеком спортивного склада, которому почему-то взбрело в голову, что это он соблазнил знакомую девушку, хотя на самом деле соблазнили его. Но это ему понравилось, и с этих пор он посвятил себя погоне за чувственными удовольствиями.

В 1939 году Роджер Кэмпбелл решил избавиться от соседства людей иного круга, неумолимо затоплявших его любимый Чикагский бульвар, и построил на Лонг-Лейкроуд в Блумфилде тридцатикомнатный дом, обращенный фасадом к чудесному озеру. Энтони Кэмпбелл не возражал. Раз богам угодно переместить его на Лонг-Лейк, значит так тому и быть. Он приспособился к новому месту. А для того чтобы навсегда забыть своих четырех возлюбленных, ему понадобилось только съездить из Лонг-Лейка в Бирмингем.

Взявшись за серьезную работу по переустройству своей жизни — то есть за подбор новой компании подружек, — он ни на секунду не забывал о магическом числе „четыре“.

Тони добивался своей цели, не щадя сил. Летние каникулы он целиком посвятил трудолюбивому ухаживанию за дочерьми соседей. И. конечно, разработал обширную программу проверок и испытаний. За один только первый месяц Тони испробовал ее почти на пятидесяти девушках. Всех девушек, с которыми он знакомился на вечеринках, Тони подвергал искусному допросу, оценивал и изучал их со всех сторон, полагаясь на свою интуицию. К этому времени он настолько развил в себе это шестое чувство, что большинство девушек отвергал прежде, чем они успевали заметить его интерес к ним. А они — как и их ничего не подозревавшие кавалеры — были в восторге от этого сногсшибательного Тони Кэмпбелла, о котором они столько слышали.

Из пятидесяти девушек, подвергнутых проверке Тони выбрал десять вероятных кандидаток. Трех из них он соблазнил, а двум искусно позволил соблазнить себя. Он предпочел бы иметь более широкий выбор перед принятием окончательного решения, но умел считаться с реальностью и, памятуя о том, как он занят, не стал тянуть.

Первая из отобранной четверки жила на Крэнбрук-роуд в весьма фешенебельном районе Блумфилд-вилледж, близ Бирмингема. Она была дочерью члена правления Мичиганского коммерческого банка. Эта высокая и угловатая девушка не отличалась особенной привлекательностью, но она научила Тони такой бешеной страсти, что снискала его искреннее восхищение. Она заменила ему подружку с Чикагского бульвара.

Когда Тони подобрал заместительницу девушке с бульвара Лонгфелло, он сам себе удивился. Она во всех отношениях уступала остальным девяти кандидаткам и, собственно говоря, не имела даже права считаться финалисткой, так как не отдалась ему в этот первый испытательный месяц. Ее звали Уэнди Баррет, и она была дочерью первого вице-президента „Нейшнл моторс“. Барреты жили неподалеку от Крэнбрукской школы в Блумфилд-Хиллзе. Уэнди была общепризнанной королевой Кингсвудской женской школы и всех молодежных компаний от Бирмингеме до Блумфилда и даже до Орчард-Лейка. Она была в меру умна и талантлива. Живость характера сочеталась у нее с большой силой воли. А такой красавицы Тони еще никогда не видел. Ему нравилась гордость, которую он испытывал, когда она была с ним. Но еще больше ему нравилась ее красота сама по себе — она напоминала ему красоту, строгость и скупое изящество его спортивного автомобиля. Тем не менее все это еще не было достаточным основанием, чтобы, отвергнув четыре вполне бесспорные кандидатуры, включить в четверку девушку, даже не прошедшую проверки.

В течение первых двух месяцев он не трогал Уэнди. Но это не диктовалось ни его рыцарством, ни высоким уважением к девушке. Подобные мотивы были чужды Тони Кэмпбеллу. Он искренне, почти с религиозной убежденностью считал, что чувственное наслаждение существует само по себе, вне связи с душевными переживаниями или принципами нравственности. Он знал, что лишь очень немногие молодые люди его круга имеют хоть какой-то опыт, и прекрасно понимал, что они были бы ошеломлены, а все родители — испуганы и возмущены, если бы вдруг узнали об его образе жизни. Но он не придавал значения общепринятым нормам и обычаям. То, что думали и делали другие — или не думали и не делали, — для него имело лишь умозрительный интерес. Тони Кэмпбелл знал, что хочется и нравится делать ему. У него не было желания причинять кому-либо вред — будь то мужчина или женщина. Но и дальше ему всегда хотелось любить непременно четырех женщин, и всегда находились женщины, жаждавшие, чтобы их соблазнили; Тони настолько устраивал этот обмен услугами, что он не утруждал себя мыслью о нравственности и не связывал интимную сторону своей жизни с остальными деятельными и созидательными ее сторонами, которым он, бесспорно, отдавал большую часть своего времени и энергии. Вот почему, примеряясь к Уэнди Баррет, он не испытывал никаких угрызений совести. Его только огорчало сознание, что он делает ошибочный выбор. И если он не посягал на Уэнди Баррет в первые же дни их знакомства, то лишь потому, что, имея достаточный опыт в подобных делах, терпеливо ждал благоприятного момента. И этот момент настал, когда однажды, поздно вечером, за неделю до окончания его каникул, они гуляли в лесу. Уэнди с удивлением спрашивала себя, почему красавец Тони Кэмпбелл в отличие от многих других всегда так сдержан. Тут Тони вдруг жадно притянул ее к себе, начал целовать с умением, почерпнутым от многих искушенных девушек, и опустился вместе с ней на мягкую землю. Все кончилось прежде, чем Уэнди поняла, что произошло.