Соколиная семья - Яков Михайлик

— Ну ладно, Яков, — обратился ко мне Евгений Петрович, — звание – дело не последнее, конечно, но и не первостепенное. Сколько у, тебя сбитых фашистов?

— Сегодня десятого прикончил, — ответил вместо меня Петр Ганзеев.

— Готовь документы.

— Какие?

— Не знаешь, что за десять сбитых самолетов положено? — упрекнул Мельников заместителя начальника штаба полка Ганзеева.

— Знаю – Героя…

— Ну, так и пиши. Понял?.

— Так точно, товарищ подполковник!

Дружно занималось русское лето. Где-то за нами, в тылу, люди сеяли гречиху и лен, начинали ранние покосы, сажали поздние огурцы и рассаду. На полях первым наливом тучнела рожь. Буйно зацветали луговины, запах от которых доносился за две-три версты. И все эти переливы красок и цветов, завязи и наливы, садовые и полевые ароматы – всю благодать земли русской пытаются выжечь, искромсать, изуродовать пришельцы с запада, дикари, варвары. Они бьют по городам и селам, по железнодорожным станциям и аэродромам. Бьют для того, чтобы сломить нашу силу, а сломивши ее, топтать, грабить землю, чинить произвол и насилие.

Мы больше всего знаем о тех недругах, что крадутся по небу вдоль дорог Орел – Курск, Брянск – Львов, Сумы – Белгород… Крадутся, чтобы по-воровски ударить и удрать восвояси. Но для того мы и бросили свои поля и луга на руки стариков и женщин, чтобы отбить охоту немецким ворам, убийцам и насильникам ходить в чужие земли, ушкуйничать в них. Вот и сейчас я и мои товарищи сидим на Фатежском аэродроме в готовности номер один. И случае необходимости мы должны отразить налет противника на наш аэродром или подняться в воздух для наращивания воздушного боя однополчан с немецкими истребителями. На ярком солнце раскалились кабины. Капельки пота выступают на лице и плавно скатываются по щекам. На губы стекает солоноватая влага.

Душно. Скорее бы подняться в небо или, сменившись с дежурства, вылезти из кабины, размяться, закурить крепкой махорочки, завернутой в жесткую газетную бумагу. Я смотрю на часы, монотонно тикающие на приборной доске, потом поворачиваю голову влево и вправо. Там сидят в самолетах Максименко, Крючков и Денисов. Ждут боевого приказа. В случае сигнала мы поднимемся в воздух вчетвером. А потом уж на помощь нам взлетят остальные друзья по эскадрилье. А если надо – весь полк взмоет в небо,

Рядом с плоскостью сидит на самолетном чехле механик Юрий Терентьев. Где-то теперь Шаповалов, чей самолет обслуживают его золотые руки? Из-под Сталинграда моего техника перевели в другую часть. С повышением перевели. Теперь он техник звена, а может быть, и Дрыгу догнал – в эскадрилье хозяйничает.

К Терентьеву подошел его товарищ, тоже механик, обслуживающий самолет младшего лейтенанта Ивана Ищенко. Ищенко с полчаса назад улетел на боевое задание вместе с капитаном Кобылецким и еще двумя летчиками. Они сопровождают Су-2, который должен корректировать артиллерийский огонь.

Мы еще не знали, что самолет Ивана Ищенко, атакованный ФВ-190, загорелся и, упав на землю, взорвался. Сам Ищенко не предпринял попытки выброситься с парашютом. Видимо, был тяжело ранен или убит в воздухе.

Подробности воздушного боя нам стали известны, когда три экипажа во главе с И. И. Кобылецким возвратились домой.

Сопроводив корректировщика к линии фронта, наши летчики внимательно всматривались в сторону территории противника – ожидали фоккеров, которые с появлением Су-2 непременно должны были прибыть по вызову своих наземных войск. Однако истребители, вопреки ожиданиям, не пришли. Трудно представить, по какой причине они не вышли наперехват, ведь артиллерийские снаряды то и дело накрывали наземные цели, буквально не давали немцам поднять головы.

Выполнив свою задачу, корректировщик взял курс на свой аэродром, а яки, так и не дождавшись истребителей противника, шли следом за своим подопечным. Кобылецкий с ведомым находился в непосредственном прикрытии Су-2, а пара Ивана Ищенко летела выше и левее, со стороны солнца, внимательно просматривая воздушное пространство.

На подходе к аэродрому нашу группу встретила шестерка неизвестных самолетов. Не заметно было привычных эволюций, обозначающих, что это свои, а не противник, не слышалось и радиосигналов. И все-таки Ищенко еще издали определил, что идут вражеские машины, и предупредил ведущего:

— Впереди фоккеры! Будьте внимательны. Атакую!

— Понял, — ответил капитан. Для безопасности он направил Су-2 в облачность и сам, набрав высоту, занял выгодное положение для атаки ФВ-190.

Ищенко со своим ведомым вступили в воздушный бой с четверкой немецких истребителей, а пара фоккеров прорвалась к корректировщику. Вот когда наступил момент для наращивания сил.

Кобылецкий немедленно радировал на КП:

— Вышлите подкрепление. Веду воздушный бой в тридцати километрах северо-западнее аэродрома.

Тотчас же зеленая ракета прочертила дугу над стоянкой самолетов. Это был приказ для нашего дежурного звена. Значит, надо помочь нашим ребятам. И мы пошли на взлет.

А тем временем Иван Ищенко меткой очередью подбил одного фокке-вульфа и, не выходя из боя, сорвал атаку второго фоккера, который пытался ударить по яку его ведомого. Воспользовавшись занятостью летчика, вторая пара немецких истребителей подожгла самолет Ищенко. Гвардеец сражался с врагом до последней возможности и пал в воздушном бою смертью храбрых.

Уже находясь над аэродромом, я услышал знакомый басистый голос командира:

— Тридцать третий, набирайте высоту в стороне от точки. К нам подходит шестерка фоккеров. Будьте внимательны.

Этот голос я мог бы различить из тысячи голосов, говорящих одновременно. Вот уже почти два года вместе с Евгением Петровичем Мельниковым хожу по земле, летаю в воздухе. Шаг в шаг, крыло в крыло.

— Понял, — ответил я командиру полка и мысленно поблагодарил его, вспомнив вылет в паре с Ефтеевым в начале войны. Для меня это была горькая, но большая школа опыта.

Итак, нас переориентировали. Но почему? То ли потому, что группе Кобылецкого уже была не нужна помощь, то ли потому, что налет шестерки вражеских истребителей грозил большей опасностью? Гляжу по сторонам – нет ли где фоккеров, которые могут на взлете перебить все мое звено. Кажется, не видать. Пройдя несколько километров на бреющем полете, набираем высоту в направлении солнца, потом будет удобнее атаковать фокке-вульфов, намеревающихся блокировать наш аэродром.

На мой запрос: На какой высоте противник? — Мельников ответил:

— Фоккеры ходят парами по большому кругу на высоте трех-четырех тысяч метров. Подходи к ним скрытно!

— Иду к вам, — ответил я. К вам – значит к аэродрому.

Истребители противника, по-видимому, основное внимание обращали на соседний, плохо замаскированный аэродром и почему-то не штурмовали наши самолеты. Вероятно, упорно ждали, когда те будут взлетать. Это дало нам возможность подойти к аэродрому скрытно, со стороны солнца. Одну пару яков на всякий случай я оставил значительно выше фоккеров, а сам с ведомым перешел в атаку, разгоняя скорость на пикировании.

Самолеты противника – два выше, а четверка несколько ниже – виражили правым пеленгом, растянувшись на большой дистанции. Как дома, сволочи! невольно ругнулся я. Расстояние сокращалось очень быстро. Вот уже верхняя пара фоккеров зажата в клещи с двух сторон. Вначале они, вероятно, не заметили нас, а когда мы сблизились на дистанцию открытия огня, ведущий начал резко разворачиваться влево со снижением, то есть как бы прятаться под нижнюю четверку своих истребителей. Однако энергичный разворот не спас его от гибели. Перекрестье моего прицела лежало точно на фоккере. Огненная струя достигла цели. Ведущий ФВ-190 загорелся и начал беспорядочно падать.

— Тридцать третий, — услышал я одобряющий голос подполковника Мельникова, — молодец!

Отвечать Евгению Петровичу некогда. Ведомый сбитого поспешил выйти из боя, опасаясь разделить судьбу своего ведущего. Что ж, топай. Есть кого бить кроме тебя. Выйдя из атаки боевым разворотом, мы снова ринулись на врага. Вторая наша пара отлично прикрывала меня и моего ведомого, в любую минуту была готова кинуться на выручку.

Очередной противник выскользнул из-под прицельного огня, хотя мы и зашли со стороны солнца. Еще атака – и снова безрезультатно. Переходим на вертикальные фигуры, чтобы зайти в хвост и нанести удар по фашистским самолетам. Но, видно, враги были опытные. Не так-то просто их сбить. Вниз-вверх, вниз-вверх… Дико ревут моторы, от напряжения дрожит обшивка яков. Мечутся стрелки приборов, в глазах начинает темнеть от чрезмерных перегрузок. Мы гоняемся за гитлеровцами то у самой земли, то высоко над нею. Они хотят обмануть нас, поймать на оплошности. Мы стремимся перехитрить их.

Схватка продолжалась вот уже второй десяток минут, а удобного момента для удара все еще не было, хотя преимущество по высоте и скорости все время оставалось за нами. Но вот один из фоккеров решил оторваться от меня, изменить направление полета на восходящей вертикали. Сначала фашистский летчик пошел на левый боевой разворот, но во второй его половине неожиданно начал перекладывать самолет в правый. Вот когда он ошибся! Как только его машина начала переход из левого разворота в правый и как бы задержалась на месте, я открыл огонь. Фоккер мгновенно охватило пламенем, затем он взорвался в воздухе и упал в районе Ольховатки.