Любовница на неделю - Сьюзен Джонсон

— Что ж, отлично. Разумеется, Молли, вы можете рассчитывать на мою поддержку. — Лорд Мойр взялся помочь Молли не потому, что был у нее в долгу, — за годы общения они по-настоящему подружились. — Не хотите ли заключить небольшое пари: как Дермотт среагирует на появление в обществе нашей протеже. — Его глаза загорелись спортивным азартом. — Бьюсь об заклад — он растеряет все свое хваленое хладнокровие. Но от уз брака откажется.

— Вы можете проиграть, Фрэнсис. Подумайте сами — когда это он возил свою любовницу в Ричмонд или, более того, в Батерст-Хаус?

— В Батерст-Хаус? — Он посмотрел на нее с изумлением. — Быть этого не может!

Она улыбнулась одними глазами.

— Стало быть, у вас есть и другие планы, — пробормотал он. — Таким образом вы намерены довести Батерста до готовности…

— Я думаю, сейчас его чувства совершенно бескорыстны.

— Неужели вы собираетесь перевоспитать повесу, который соблазнил пол-Лондона?

— Я думаю об одном: Изабелле нужно не столько его перевоспитание, сколько брачный контракт.

— О Боже, Молли… вы целите слишком высоко, — застонал Мойр.

— Посмотрим, — пробормотала она, зная уже, как Дермотт реагирует на красоту мисс Лесли. — Не исключено, Фрэнсис, что свет вскоре поспешит на этом спектакле занять первые ряды.

Он от души расхохотался:

— Черт побери, Молли, я буду ждать этого, затаив дыхание! — Допив свое бренди, он поставил бокал на стол. — Независимо от финала драмы, поспешу раздать актерам их роли. Скоро вы обо мне услышите.

— Спасибо, Фрэнсис. И учтите, это для меня очень важно.

Не догадываясь, что ждет их после возвращения в Лондон, любовники проводили в Ричмонде дни и ночи, до предела заполненные чувственными наслаждениями. Иногда они сутками не вставали с постели. Через открытые на террасу двери врывался то яркий весенний день, то легкий ночной ветерок, который охлаждал их разгоряченные тела. Иногда они располагались на лужайке за старым вишневым садом и, словно язычники, радуясь солнцу и зеленой мягкой траве, предавались любовным играм, словно были одни во всем мире.

Они плавали и плескались в реке, ловили рыбу, а однажды, при полной луне, играли ночью в крокет. Потом упали на холодную траву, не веря в то, что могут быть так счастливы. Не желая ни с кем делить общество Изабеллы, Дермотт часто отпускал всех слуг, так что им приходилось довольствоваться либо тем, что им приносили иногда по утрам, или собственной стряпней. Дважды они обедали на постоялом дворе в соседней деревне, шокируя местных жителей тем, что часами не появлялись из заказанного Дермоттом отдельного кабинета.

В один прекрасный день вся эта идиллия, однако, закончилась. Уже с утра Дермотт выглядел озабоченным и на вопросы Изабеллы, что с ним случилось, отвечал неопределенно. После полудня, когда Изабелла прилегла отдохнуть, он вообще куда-то исчез, и она обнаружила его спустя какое-то время в библиотеке — Дермотт сидел с бутылкой бренди в руке.

— Я что-нибудь не так сделала? — напуганная его странным поведением, спросила Изабелла. Она тщетно старалась хоть что-то понять по выражению его хмурого лица.

Он посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

— Я тебя искала…

Взгляд его наконец просветлел, и, узнав ее, Дермотт улыбнулся, но какой-то холодно-вежливой улыбкой — как чужому человеку.

— А я вот сижу здесь, пью. — Его голос звучал спокойно, словно он говорил о само собой разумеющемся.

— Мне оставить тебя одного? — Каждое слово давалось ей с трудом.

Помедлив, он сказал «нет», хотя выражение его лица свидетельствовало об ином.

— Я подожду тебя на террасе?.. — Дверь в сад была открыта, оттуда вовсю светило солнце, а Изабелле сейчас показалось, что мир погрузился во мрак и холод.

— Нет, не надо. Я уже закончил. — На сей раз его улыбка была уже более сердечной. — Может, прогуляемся до деревни? Я голоден, а ты?

Изабелла согласилась. Она пошла бы с ним хоть до Северного полюса, с горечью ощущая, как ускользает от нее счастье. Однако по дороге в деревню Дермотт был очень любезен и внимателен, во время обеда, сдобренного местным сидром, весело шутил, и в конце концов настроение Изабеллы вновь поднялось.

По возвращении домой Они любили друг друга с такой щемящей нежностью, что это окончательно разбило сердце Изабеллы. Все кончено, думала она, чувствуя, что Дермотт ускользает от нее, и не зная, как его вернуть. А вечером, когда она наконец уснула, Дермотт тихо встал и куда-то ушел.

В два часа ночи Изабелла вновь нашла его в библиотеке. На этот раз Дермотт не пил, он сидел у окна перед освещенным поминальными свечами открытым шкафчиком, и по лицу его текли слезы. Перед Дермоттом лежал заключенный в небольшую раку портрет красивой индианки с маленьким мальчиком на коленях. На женщине была роскошная восточная одежда, и сказочной красоты украшения обвивали шею, а мальчик смотрел с портрета глазами Дермотта.

Дермотт услышал ее, но не повернул головы, а только сказал:

— Я хочу побыть один.

В спальню он вернулся перед самым рассветом, совершенно опустошенный, с ввалившимися, покрасневшими глазами.

— Прости меня, — стоя в дверях, бесстрастным голосом сказал он — чужой, холодный, совсем не тот человек, которого она успела полюбить. — Наверное, нам пора возвращаться в Сити.

— Кто они? — спросила свернувшаяся клубком в кресле, где она провела ночь, Изабелла, уже догадываясь у одновременно страшась ответа.

Он посмотрел на нее так, словно увидел впервые — словно их только что представили друг другу, и он силится вспомнить, кто эта женщина, задающая ему вопросы.

— Скажи мне, Дермотт, пожалуйста! — с мольбой произнесла Изабелла. — Перед тем как отослать меня отсюда, скажи мне хотя бы это.

— Мои жена и сын. Они умерли.

— Мне очень жаль. — Если бы она посмела, она заключила бы его в объятия. Объятия сочувствия и понимания.

— С тех пор прошло уже несколько лет. — Сделав глубокий вдох, он, кажется, только сейчас понял, где находится. — Прости, что я тебя в это впутал. Прими мои глубочайшие извинения… Тебе нужно помочь собраться? Если хочешь, я пришлю кого-нибудь из слуг. В этом нет необходимости. Я справлюсь одна. Хорошо. Тогда, скажем, через час?.. Или это слишком рано?

Конечно, час — это так мало, чтобы проститься со счастливейшими днями ее жизни!

— Нет, это нормально, — выдавив из себя любезную улыбку, спокойно сказала Изабелла; ее сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвется на тысячу кусков.

— Тогда я подожду тебя внизу. — И он, держа себя как совершенно чужой человек, молча повернулся и вышел.

Не желая давать волю слезам — красные глаза могут выдать, как ей сейчас неимоверно больно, — Изабелла принялась упаковывать вещи. В конце концов, твердила себе она, ей с самого начала было известно о распутстве аристократии, о том, что Батерст не может обещать ей постоянства. Да и их недолгий союз для нее являлся всего лишь средством для получения наследства.