Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Норт Клэр

– Контакты, – усмехнулась Ольга. – Кому нужны контакты? Это же Россия. Здесь никто не просит помощи у других людей. Расскажите это там, у себя. Здесь нужны деньги и грязь.

– Вы располагаете грязью, которая могла бы мне помочь?

– Есть один тип, руководитель кафедры физики в академии. Он интересуется проблемой происхождения Вселенной – ему, видите ли, интересно знать, откуда мы все взялись. Вот уже пять лет он тайно переписывается с одним профессором-астрономом из Массачусетского технологического института через их общего знакомого – тот живет в Стамбуле и передает почту через своего двоюродного брата, который занимается контрабандной торговлей. Здесь нет никакой политики, но этого вполне достаточно.

– Вы когда-нибудь использовали этот… рычаг?

Ольга пожала плечами:

– Иногда. В одних случаях это работает, в других нет. Его дважды расстреливали и трижды отправляли в лагеря. Но если найти к нему правильный подход, все будет хорошо. Ну а если не сумеете – будете сами виноваты.

– Что ж, ладно, – пробормотал я. – Постараюсь не ошибиться.

Глава 36

Шантаж – дело на редкость непростое. Главная сложность – убедить жертву в том, что тот вред, который она причинит себе, выполняя ваши требования, не идет ни в какое сравнение с ущербом, который можете причинить ей вы, если предадите гласности ее секреты, каким-то образом ставшие вам известными. В большинстве случаев шантажисты перегибают палку, и это не приводит ни к чему хорошему. Между тем в подобных делах для достижения успеха очень важно тонко чувствовать, когда следует усилить нажим, а когда – немного отступить.

Для достижения своих целей я множество раз использовал грязные трюки. Должен сказать, мне всегда было непросто применять их против людей, к которым я испытывал симпатию. Профессор Гулаков определенно был мне симпатичен. Он понравился мне в первый же момент знакомства, когда открыл дверь и с вежливой улыбкой поинтересовался, кто я и с чем к нему пожаловал. Когда этот седобородый мужчина в коричневом свитере пригласил меня в заваленную книгами комнату, усадил в кресло и угостил великолепно сваренным кофе, налитым в чашку из тончайшего китайского фарфора, мое первое благоприятное впечатление о нем еще больше усилилось. В другой жизни я бы получил немалое удовольствие, побеседовав с ним о научных проблемах. Но передо мной стояла совершенно определенная задача, и он представлял собой всего лишь средство для ее решения.

– Профессор, – сказал я, сразу же беря быка за рога, – я разыскиваю человека по имени Виталий Карпенко. Вы можете помочь мне его найти?

– Я такого человека не знаю, – ответил профессор. – А зачем он вам понадобился?

– Недавно умер один его родственник. Его адвокат попросил меня разыскать Карпенко. Речь идет о деньгах.

– Разумеется, я бы вам помог, если бы у меня была такая возможность…

– Мне сказали, что Карпенко – ученый.

– Увы, я не могу быть знаком со всеми учеными страны, – рассмеялся мой собеседник и слегка покачал в руке чашку с кофе.

– Но вы бы могли навести справки.

– Видите ли, я… Впрочем, да, пожалуй, мог бы.

– Только аккуратно. Как я уже сказал, речь идет о деньгах, а его родственник умер не в России, – пояснил я, и на лице Гулакова появилось настороженное выражение – он понял, что разговор может оказаться опасным. – Как я понимаю, вы поддерживаете отношения кое с кем из зарубежных ученых.

Рука профессора с чашкой замерла в воздухе.

– Нет, – произнес он после небольшой паузы. – Не поддерживаю.

– Вот как? Разве вы не переписываетесь с неким профессором из Массачусетского технологического института? – спросил я с улыбкой, безуспешно пытаясь поймать взгляд профессора. – В этом нет ничего плохого, совершенно ничего. Для науки не должно существовать государственных границ – разве не так? Я всего лишь предполагаю, что человек с вашим влиянием и вашими связями в научных кругах при желании может без труда разыскать этого Виталия Карпенко. Его семья будет вам очень признательна.

Сделав свое дело, я тут же перевел разговор на другую тему и в течение целого часа беседовал с профессором об Эйнштейне и Боре и о нейтронной бомбе. Впрочем, профессор, погруженный в свои мысли, казалось, меня почти не слушал. Наконец я оставил его одного и стал готовить следующий ход.

Гулаков не давал о себе знать в течение трех дней. На четвертый день в помещении клуба «Хронос» зазвонил телефон.

– Константин Прековский? – услышал я в трубке голос профессора, который, как мне показалось, был сильно напуган. – Это профессор Гулаков. Кажется, у меня для вас кое-что есть.

Он говорил медленно – пожалуй, слишком медленно. Я различил на линии странные шумы, похожие на шуршание крылышек насекомого.

– Вы можете заехать ко мне через двадцать минут? – спросил профессор.

– За двадцать минут мне до вас не добраться, – солгал я. – Мы можем встретиться у метро «Автово»?

Снова пауза – чересчур долгая. И голос профессора:

– Мне потребуется полчаса.

– До встречи, – сказал я и, повесив трубку, потянулся за пальто. – Ольга! – позвал я, и мой голос отразился эхом от стен длинного пустого коридора. – У вас есть оружие?

Я никогда не мог понять, почему советское метро так отличалось от всего того, что находилось на поверхности. Казалось, что это два совершенно разных мира. К тому моменту, когда я прибыл в Ленинград, метро в этом городе просуществовало всего год. Станции его единственной тогда ветки представляли собой настоящие дворцы из мрамора и хрусталя. Величественные колонны, мозаика на стенах, вымощенный отшлифованными гранитными плитами пол – все это выглядело чересчур претенциозно, но производило сильное впечатление. Любопытно, что часы над тоннелями отсчитывали секунды не назад, показывая, сколько времени остается до прибытия следующего поезда, а вперед. Возможно, таким образом у пассажиров подземки воспитывалась подсознательная уверенность в том, что им не придется стоять на перроне больше трех минут, а заодно и в том, что все в их жизни четко спланировано и упорядочено и происходит вовремя.

Метро создавало определенные проблемы моим преследователям – если, конечно, они были. За несколько месяцев его существования они не могли как следует отработать методику слежки и задержания подозрительных лиц в метрополитене, где почти всегда находились целые толпы людей. К тому же зимняя одежда наверняка затрудняла им опознание объекта.

Я прибыл на место раньше времени, агенты – тоже. Их было двое. Узнать их не составляло никакого труда – оба были в одинаковых темных пальто и не садились в прибывающие поезда, а оставались стоять на платформе. Мне показалось, что они чувствуют себя не в своей тарелке, понимая, что привлекают внимание. Один из них делал вид, будто читает свежий номер «Правды», другой с преувеличенным вниманием изучал карту метрополитена с изображенной на ней единственной веткой. Я сел в подошедший поезд, проехал две остановки, затем вышел на перрон и проехал две станции в обратном направлении. Этот фокус я проделал дважды. Оказавшись на станции «Автово» во второй раз, я заметил также женщину, которая замаскировалась гораздо лучше. Она захватила с собой коляску, в которой лежал ребенок (или его имитация) и вела себя так, словно ничто на свете, кроме ее малыша, ее не интересовало.

Наконец появился профессор. Он заметно нервничал. Встав у стены, принялся переминаться с ноги на ногу. Под мышкой он держал книгу. Это была работа Гейзенберга «Физические принципы квантовой теории». Вспоминая об этом, я невольно думаю, не было ли это попыткой профессора предупредить меня о том, что за ним следят. В самом деле, это был странный выбор для человека, который хотел немного почитать в метро. Возможно, Гулаков надеялся, что я обращу на это внимание. Так или иначе, факт оставался фактом: профессор находился под наблюдением, но при этом скорее всего располагал необходимой мне информацией. Раз за разом проезжая через станцию «Автово», я обдумывал свой следующий ход. С одной стороны, в данном случае вступать в контакт с Гулаковым с целью получения нужных мне сведений было очень опасно. С другой – если бы наша встреча не состоялась, его могли арестовать и упрятать куда-нибудь, и тогда мой лучший шанс найти Карпенко оказался бы упущенным. Членам клуба порой бывает нелегко быстро принять решение и действовать решительно – мы избалованы тем, что в нашем распоряжении всегда много, очень много времени. Мне все же не хотелось упустить отличную возможность добиться своего. К тому же цена бездействия могла оказаться слишком высокой. Поэтому, когда поезд, в очередной раз подходя к станции «Автово», начал притормаживать, я надвинул шляпу на глаза и закричал во весь голос: