Клетка для простака - Джон Карр

– Тогда что же?

– Ну, я бы назвал это дружеским жестом, – улыбнулся Чендлер. Теперь он стоял в кресле на коленях, словно худой красный гоблин. При слабом свете они разглядели на его губах сардоническую ухмылку. – Хотя вы, очевидно, так не считаете. Признаться, роль ангела-хранителя для меня нова и не совсем обычна, но ведь говорят же, что тот, кто не может позаботиться о себе, всегда заботится о других. Раз! Я взмахиваю волшебной палочкой. Раз! И вы уже вне подозрений. Будь я проклят, если мои усилия не стоят хотя бы одного слова благодарности!

– Благодарности? – переспросила Бренда.

– Послушайте, – сказал Чендлер, – сейчас у меня нет времени заниматься чужими неприятностями, своих хватает. И между нами говоря, признаюсь: все, что я сделал, было сделано не из альтруизма. Вместо того чтобы держать фотографию так, точно она вот-вот вас укусит, почему бы вам не возликовать? Ведь она доказывает, что мисс Бренда Уайт не имеет никакого отношения к убийству, разве вы не понимаете?

– Неужели? – спросила Бренда.

– Честное слово. Приглядитесь внимательней. Если снимок о чем и говорит, то лишь о том, что Дорранс мертв и рядом с ним нет никаких следов, кроме его собственных. Вы еще даже не приблизились к нему. Если не считать алиби, засвидетельствованного и подтвержденного его светлостью верховным судьей или архиепископом Кентерберийским, какое лучшее доказательство вам требуется?

В театре было очень жарко.

– Он прав, Хью?

– Прав.

– Значит…

– Это явно не подделка, – сказал Хью, с удивлением заметив, что шея под воротничком вдруг вспотела, а подсознательные страхи почти рассеялись. – Фотографию можно увеличить и сравнить с официальными снимками. Послушайте, Чендлер: масса благодарностей и ряд извинений. Но если я спрошу, что, черт возьми, вы делали там с фотоаппаратом, вам не покажется, что я плачу за добро злом? Или если я спрошу: что вы там вообще делали?

Чендлер снова улыбнулся и махнул рукой:

– Ах, это целая история.

– И у вас есть причины ее не рассказывать?

– Не спешите с выводами, приятель. Нехорошо это. А что до фотографии, – загадочно проговорил Чендлер, – оставьте ее себе. Она ваша. У суперинтендента Хедли уже есть копия.

Крак!

Им пришлось перейти на шепот. Оркестр замер, и зал затих, танцоры покинули сцену. Ланниган теперь развлекался тем, что на большом расстоянии сбивал хлыстом розовые абажуры со светильников по бокам лож. Мистер Маргетсон, управляющий, предварительно аккуратно положив свои очки на пол и растоптав их ногами, вприпрыжку бросился через зал. Дуэт клоунов, маленький, красноносый человечек и толстый, подагрический полковник Блимп, опиравшийся на костыли, начал вполголоса репетировать свой номер. Техасец, очевидно не державший зла на Шлоссера и Визла, на время прекратил упражнения с хлыстом.

– Значит, у суперинтендента Хедли есть копия, – глухим голосом прошептал Хью. – Вот как! Давно ли?

– С полудня сегодняшнего дня. Хедли и старый толстяк по имени Фелл застукали меня в моем любимом пабе. Я их ждал. Видите ли, я отпечатал несколько копий с этого маленького снимка. Думал, что они могут пригодиться.

– Хедли знает? – воскликнула Бренда, инстинктивно оглядываясь через плечо. – Но он не говорил мне.

Чендлер сделал серьезное лицо:

– Скажет, мадам. Скажет. Уверяю вас.

– Подождите, – вмешался Хью. – Что вы ему сказали?

– Я сказал, – холодно ответил Чендлер, – что я тот самый заботящийся об общественном благе гражданин, который убил Фрэнсиса Радди Дорранса.

– Ну? И вы действительно убили его?

– Опять-таки это как посмотреть. Только между нами: возможно, убил, а возможно, и нет. Во всяком случае, им придется это доказать, для чего потребуются определенные усилия. – Он снова заговорил серьезно: – Послушайте. Наверняка у меня не будет другой возможности поговорить с вами до того, как меня заберут в полицию. А это может случиться в любую минуту, что приведет босса в еще большую ярость, а мне доставит еще большее удовольствие…

– Но вы, кажется, хотите, чтобы вас арестовали.

– Хочу. Впрочем, позвольте мне договорить. Я должен предупредить вас обоих: ради вашей же пользы откажитесь от дурацкой версии, что мисс Уайт не оставляла этих следов, и забудьте о прекрасной фантазии, будто я надел ее туфли на руки и прошелся в них по корту. Это было бы неблагодарностью по отношению к вашему ангелу-хранителю и источником серьезных неудобств для меня.

– Согласен. Что дальше?

Чендлер по-волчьи осклабился:

– Эта история могла бы причинить мне массу хлопот. Я мог бы пройтись на руках. Мне пришлось отрицать это. И я отрицал. Не досаждайте своему ангелу-хранителю лишними вопросами – вот все, о чем я прошу. Не важно, что я делал там с фотоаппаратом, не важно, почему стащил посуду, и сколько времени провел там, и что мне известно.

Хью прервал его:

– Но все это очень важные вопросы.

Чендлер колебался.

– Я сообщу вам, что я собираюсь делать, – наконец решился он. – Я сообщу вам то же, что сказал Хедли, ни больше ни меньше. Но поскольку я вижу в вас союзников… – Он остановился. Его покрасневшие глаза сузились. – Кстати, я знаю, что это не вы сочинили историю про мое хождение на руках.

– Нет. Ее сочинил джентльмен по имени доктор Янг.

Глаза Чендлера сощурились еще больше.

– Янг? Янг? Тот старый калека, да? Хозяин дома? Что-то вроде опекуна Дорранса? Да, я слышал о нем. Так эта блестящая идея принадлежит ему, да?

– Да. Но веревку он пытался затянуть не на вашей шее. Тогда он вел другую игру.

Чендлер, казалось, затрясся от еле сдерживаемого смеха:

– Внутриполитическую, как я понимаю? Благослови вас Господь, дети мои. Но как ваш союзник, я сделаю кое-что получше. Я расскажу вам…

– Случайно, не правду? – предположила Бренда ласковым голосом. – Не думаю, что мы сумеем сейчас установить ее.

– Почему же? Я по пунктам приведу вам показания, которые я дал Хедли. И после каждого, на манер газетных опросников, в которых, например, дается слово «Горгонцола» и приводятся возможные варианты ответа, как-то: испанский композитор, сыр, гора в Греции, я буду добавлять слова «верно», «неверно». Слушайте внимательно.

Я сказал, что в субботу был на квартире Дорранса, и мне сообщили, что он отправился к старому калеке в Хайгейт играть в теннис. (Верно.) Я сказал, что последовал за ним, спросил у полицейского, как пройти, и тот довольно косо посмотрел на меня, когда я задал ему несколько вопросов про дом доктора Янга. (Верно.) Я сказал, что прибыл туда примерно без двадцати шесть. (Верно.) Я сказал, что нашел теннисный корт и специально оставил в павильоне газету, чтобы дать Доррансу пищу для размышлений. (Верно.) Я сказал, что намеревался убить Дорранса. (Как ни странно, неверно.) Я сказал, что, услышав, как на корт идут люди, спрятался за деревом и стал ждать. (Верно.) Я наблюдал за игрой, пока не разразилась гроза. (Верно.) Затем – я все же не утка – укрылся в гараже и сидел там, пока не перестал дождь. (Более чем верно.) Я понял, что пары разделились, услышал, что Дорранс собирается сходить к миссис Бэнкрофт и вернуться той же тропинкой. (Верно.) Я терпеливо ждал в гараже и через несколько минут услышал, что он возвращается… один. (Верно.) Этот поросенок тогда что-то насвистывал, – добавил Чендлер. – Больше он уже не насвистывал. Ах, совсем забыл: верно.

Чендлер замолчал.

Слушателей поразила ненависть, звучавшая в его голосе. К тому же он обладал даром оживлять и делать зримым то, о чем рассказывал, повышая или понижая голос, делая жесты рукой. Они уже не были в театре. Они сидели в гараже и слышали посвистывание Фрэнка.

– Я сказал, что в окно гаража видел, как он остановился. (Верно.) Я сказал, что видел, как он идет к деревьям, окружавшим корт. (Верно.) Я сказал, что видел, как он входит туда… один. (Неверно.)

Вся сцена предстала перед ними с ужасающей зримостью.

– Но если вы видели, как он входит туда, – сказала Бренда, – вы должны были видеть, кто его убил.

– Вы забываете, что его убил я.

– "Артур Чендлер – убийца". Это верно или неверно?

– Ах, и об этом вы пока не должны меня спрашивать. Но, видите ли, именно это больше всего и беспокоит полицию. И обеспечивает мою безопасность. Во всем этом я признался Хедли. Я сказал, что должен был убить этого малого, а по здравом размышлении, полагаю, и убил. Основная загвоздка в том, что они не могут решить, как я это сделал.

В его рассказе чувствовался явный наигрыш. Хью был уверен в этом; рассказ Чендлера попахивал алым плащом. Однако он не мог решить, что разыгрывает Чендлер: виновность или невиновность.

– И что случилось потом? – спросил Хью. – После того, как Дорранс пошел на корт… не один?

– Извините. Здесь история заканчивается.

– Для нас, но не для полиции?

– Для всех.

Мысль Хью усиленно работала, во всяком случае, он пытался заставить ее работать.

– Здесь целая дюжина загадок, – сказал он. – И самая главная из них – почему вы так жаждете, чтобы вас арестовали?