Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрытая ирония звучит и в словах Пистоля, который узнает новости о своей жене: «…Иль шлюхою моя Фортуна стала? / Узнал я, от французской хвори Нелль / В больнице умерла» (V, 1). Распространяя т. н. французскую болезнь, то есть сифилис, и заражая англичан, французы мстят за себя. Узнав о смерти жены, Пистоль решает вернуться к прошлому образу жизни: «Сводником я стану / И легким на руку карманным вором. / Я в Англию сбегу и стану красть» (V, 1). За торжественным возвращением Генриха (а, следовательно, и Эссекса) в шекспировской пьесе совсем не заметно исполненное горечи возвращение на родину таких участников боевых действий, как Пистоль. Хотя англичане воевали с ирландцами на территории врага, а не на своей собственной, было ясно, что опыт войны не пройдет для английских солдат бесследно. Психологическая травма — тоже болезнь, пусть и другого рода, но не менее тяжелая, чем сифилис. Война отзовется во всех уголках Англии, в том числе и в родном для Шекспира Стратфорде-на-Эйвоне: в июне 1601 город подаст такое прошение: «…избавить общество от Льюиса Гилберта, ирландского солдата, искалеченного на войне». Гилберт был мясником (отец Шекспира, занимавшийся выделкой кожи, хорошо знал Гилберта по делам торговли, и, возможно, с ним или с его родными была знакома и вся семья Шекспиров). Неизвестно, как Гилберт выглядел до войны и как он жил, однако в послевоенные годы он стал для общества обузой, и в Стратфорде его побаивались: Гилберт промышлял мелким воровством в лавках, наделал долгов, с которыми не мог расплатиться, и однажды, после ссоры с соседом, заколол того ножом. Показывая зрителю персонажей, испытавших все тяготы войны (таких как Пистоль), Шекспир намекает на то, какую цену англичане заплатили за войну с Ирландией.
Наряду с идеей о чистоте национальной крови в пьесе постоянно звучит и несбыточная надежда на то, что война уничтожит социальные границы, ибо на поле боя все равны. Об этом восторженно говорит своим солдатам и сам Генрих V перед сражением:
…сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев,
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом: как бы ни был низок,
Его облагородит этот день… ( IV, 3 )
Монолог как нельзя лучше отражает принципы верности и преданности, необходимые в бою. Однако желания Генриха расходятся с его реальными поступками, что характерно и для других героев хроники. Выиграв бой, Генрих тут же меняет свою точку зрения: в его представлении общество делится на аристократов и всех остальных. Когда, например, он просматривает список павших в сражении при Азенкуре, то упоминает таких героев, как
Граф Сеффолк, герцог Йоркский Эдуард,
Сэр Ричард Кетли, Деви Гем эсквайр;
И больше знатных нет, а прочих всех —
Лишь двадцать пять… ( IV, 8 )
«И больше знатных нет». Смерть в бою не облагородила безымянных солдат, сражавшихся плечом к плечу с Генрихом V. Больно смотреть на то, как обмануты их ожидания. Если кто и заслужил рыцарское звание, так это капитан Гауэр. В одной из сцен пьесы мы видим Гауэра и рядового солдата Уильямса (именно он разговаривал с переодетым королем в ночь накануне сражения): они рассуждают о том, зачем Гауэра пригласили в палатку короля. Для Уильямса это означает лишь одно — Гауэра хотят посвятить в рыцари (IV, 8). Именно на это надеялись многие из тех, кто решился добровольно последовать за Эссексом в Ирландию, ведь в предшествующие военные кампании граф щедро посвящал в рыцари десятки солдат. Однако Уильямс ошибается. Никакого посвящения в рыцари не предполагается — Гауэра зовут лишь затем, чтобы он примирил Флюэллена и Уильямса, так как Генрих пытается выпутаться из неловкой ситуации с Уильямсом.
После поражения французские аристократы, так же, как и их противники-англичане, вспоминают о социальной иерархии; они просят разрешения обойти поле битвы, с тем чтобы
Убитых сосчитать, предать земле
Дворян отдельно от простых людей.
Из наших принцев многие — о горе! —
Лежат, в крови наемников купаясь,
А черни грубые тела смочила
Кровь принцев… ( IV, 7 )
Хотя идея братства постоянно звучит в последнем акте пьесы, речь идет не о всеобщем братстве на поле боя, а о родственных связях и о званиях. Генрих V и французский король намеренно называют друг друга братьями; братьями Генриху V приходятся герцог Глостер и герцог Бедфорд. Солдат Корт обращается к другому солдату не иначе, как «братец Джон Бетс» (IV, 1). Тем не менее, социальные границы оказываются важнее уз братства: так, разговаривая с Уильямсом, другом Корта и Бетса, Генрих даже не называет его по имени («Бери ее, солдат»). После битвы все возвращается на круги своя. Однако в эпилоге Хор напоминает нам: Англия недолго будет владычицей французских территорий. После героического зрелища, только что разыгранного на сцене, такой финал казался зрителям Куртины (а впоследствии и Глобуса) малоутешительным, хотя, разумеется, в конце спектакля в их памяти все еще звучал монолог Генриха накануне битвы при Азенкуре, исполненный истинного патриотизма.
Примерно неделю спустя, 27 марта, войско Эссекса выстроилось в Тауэр-Хилле, на поле, что к северу от Тауэра. Прощание с родиной перед военным походом напоминало спектакль — процессия даже выдвинулась из города в час начала театральных представлений. Эта картина вызывает в памяти слова Хора в начале «Генриха V», предлагающего зрителю представить себе военный поход: «Когда о конях речь мы заведем, / Их поступь гордую вообразите». Джон Стоу пишет, что «около двух часов пополудни» Эссекс, «одетый довольно просто, оседлал лошадь на Ситин Лейн и в сопровождении других вельмож поскакал во весь упор по улицам Лондона через Грейс-стрит, Корнхилл и Чипсайд; на всем пути его приветствовала толпа; люди стояли и вдоль дороги, протяженностью более чем в четыре мили, и кричали ему вслед: „Да хранит Вас Господь, Ваша светлость“, „Да пребудет с Вами Господь, Ваша честь“, а некоторые из них шли вслед за ним до самого
