Следствие не закончено - Юрий Лаптев

Выслушав несколько бессвязный от волнения рассказ Громова, Петр Петрович сказал:

— В этом случае вы, дорогой Иван Алексеевич, поступили именно как отец! Я тоже на вашем месте не потерпел бы… Нет, это нельзя назвать легкомыслием!

Добродеев умолк, как бы собираясь с мыслями. Затем доверительно положил свои руки на плечи Громова и произнес с какой-то приглушенной торжественностью:

— Да разве не такие, как мы с вами, — солдаты партии! — не только Российскую империю, а и всю нашу старушку-планету, можно сказать, омолодили! А для кого?

— Да, да, да, — в тон Добродееву отозвался Громов. — Мне что обидно: ведь когда я рассказывал моему Мишуньке — он еще пионерчиком тогда был, — через какие жестокие и славные испытания прошло наше поколение, люди, с юношеских лет утверждавшие и отстаивавшие вот на этой земле свое подлинное человеческое право, — честное слово, мне самому иногда прошлое казалось… ну, легендой, что ли. А сколько наших с вами, Петр Петрович, сверстников… да что там говорить!..

Спускается вниз по Волге-реке теплоход «Русь». А по обе стороны вспучиваются и убегают к далеким берегам пологие волны: бегут и бегут, словно пытаются догнать одна другую…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Случается, что человеку, иногда еще и подлинной зрелости не достигшему, кажется, что наконец-то он твердо встал на ноги: сам, своим умом и характером, добился уважения, дружбы, любви. Словом, красиво зажил молодой человек!

А судьба — изменчивая фея — ухватит добра молодца за шиворот, как слепого кутенка, да и ткнет его горделиво вздернутым носиком вместо молока в какую-нибудь неблаговонную жидкость.

Бывает.

Вот и тут: даже в тот день, когда у Михаила Громова произошел разрыв с отцом, парень не пережил столь угнетающего чувства потерянности, какое испытал, когда скрылись за дверями общежития носилки, на которых унесли еле живого Небогатикова.

Страшно!

И в поразившем всю молодежную бригаду скорбном происшествии сам Михаил был повинен только в том, что сначала высказал Митьке жесткие слова: «Не в лицо ты всем нам плюнул, а в самую душу!» — а затем несправедливо обвинил Небогатикова во лжи. Правда, еще подлецом назвал. Но кто бы на его месте сдержался!

«Очень я провинился перед вами, бывшие друзья мои. Самые дорогие друзья. Настолько виноват, что не осмеливаюсь даже просить прощения. И все-таки я не раскаиваюсь в том, что не скрыл, — а ведь мог бы скрыть! — эту свою последнюю и случайную кражу. Последнюю и случайную! Думаю, что теперь-то вы, Михаил Иванович, мне поверите. А значит — и подлецом больше не назовете.

Последняя просьба: напишите моей матери как-нибудь поласковее и позаботьтесь о Баптисте: боюсь, что ни за что пропадет и котик.

Прощайте…»

Как бы чувствуя последний наказ своего друга, кот сначала доверчиво потерся о ногу Михаила, сидевшего на кровати Небогатикова, затем, просительно мяукнув, вскочил на кровать.

— Баптишенька!.. Если бы я знал…

Михаил неловко погладил рукой кота, чего с ним до сих пор не случалось. И снова замер, искоса поглядывая на подушку, где еще сохранилась вмятина от Митькиной головы.

В таком состоянии горестного оцепенения и застала его Катюша.

— Миша! Родной! Какой ужас!

Михаил поднял голову, взглянул на Катюшу. Но как-то безучастно.

— Сейчас я встретила твоих. Они все пошли в клинику, давать Небогатикову кровь на переливание. Я тоже хотела, но… родной ты мой, Мишенька!

Катюша отодвинула кота, присела на кровать, погладила Михаила по плечу.

Михаил не отозвался на слова и ласку. А заговорил, не глядя на Катюшу:

— Слушай, Екатерина…

Помолчал.

— Только очень прошу тебя… Не лги!

Катюша даже вздрогнула, как от укола, услышав такое жесткое обращение.

— Как тебе не стыдно, Михаил!

— А мне стыдно! Мне никогда не было так стыдно: и за себя, и… Почему меня обманул твой отец?

Михаил повернулся к Катюше, но глаз ее не увидел: девушка опустила голову.

— Ведь это у вас в доме Митя… — Михаил хотел сказать — украл, но сказал: — взял эти проклятые деньги?

— Об этом меня не спрашивай… Мишенька, — еще ниже склонив голову, прошептала Катюша.

— Почему?

— Потому что… Какое это сейчас имеет значение?

— Все ясно.

Михаил поднялся с кровати. С бесцельной торопливостью прошелся по комнате. Остановился, обеими руками сначала поерошил, потом пригладил свою буйную шевелюру. Обратился негромко, сам к себе:

— Каким же ты оказался болваном!

Затем решительно подошел к Катюше, грубоватым движением приподнял ей голову.

— Слушай, Екатерина. Я хочу в этом деле разобраться до конца! Может быть, я наивен, даже глуп, может быть, но я в Небогатикова поверил. И ошибся не я, а он! А вот про Кузьму Петровича… Почему ты выгораживаешь своего отца, Екатерина?

— Выгораживаю?!

Девушка резко мотнула головой, откидывая затенившую глаза прядь волос, взглянула прямо в лицо Михаилу, и… ей стало страшно: столько злой требовательности было в его взгляде.

— Ну?

— Мишенька, родной, ну, хочешь, я на колени перед тобой стану? Только… не спрашивай!

— Почему?

Катюша тоже поднялась с кровати. Заговорила прерывисто, вот-вот заплачет:

— Неужели ты, Миша, забыл свои же собственные слова: что ты мне рассказывал про отца, маму, сестричек?

— Моего отца не трогай!

— Ну, хорошо. Только… разве я виновата в том, что мой папаша оказался… ну, не такой, как Иван Алексеевич Громов. Но он мне отец! Отец! И после смерти мамочки самый родной человек!

— Понятно!

Михаил отвернулся от Катюши. Снова, неуверенно ступая, отошел к окну. Долго молчал, с ненужным вниманием вглядываясь в полупустынную улицу, словно загустевшую в этот предвечерний час зелень лип. Повторил:

— Понятно.

И добавил язвительно:

— Напрасно такие, как ты, комсомольские взносы платят. Ведь наш союз называется ленинским!

Хотя Михаил не смотрел на Катюшу, но еще до того, как девушка заговорила, почувствовал ее состояние.

— А я думала, что даже у самых образцовых комсомольцев вот здесь бьется сердце!

— Что ты этим хочешь сказать?

Михаил вновь подошел к Катюше.

— Ну?.. Договаривай!

Но Катюша договорила не сразу. Девушке вдруг показалось, что перед ней стоит не только совершенно чужой, но и враждебно настроенный против нее человек. У Михаила словно оледенело лицо, плотно сомкнулись губы, а глаза… Никогда не смотрел на нее Михаил с такой… ну, конечно, злобой. А раз так…

— Ничего плохого об отце вы от меня не услышите… товарищ Громов!

Не менее отчужденным показалось и Михаилу лицо Катюши.

— А вы не отца защищаете, товарищ Добродеева!..

Нехорошо, обидно для девушки прозвучала фамилия. И еще обиднее такие слова:

— А самого обыкновенного… хапугу!

Ну что могла ответить Катюша Добродеева на такие совсем уж оскорбительные слова?

Она ничего и не ответила.

Просто дала парню пощечину и ушла, вызывающе постукивая каблучками.

Действительно, после безвременной смерти матери — Марфа Викентьевна умерла, когда ее дочке не исполнилось еще и двух лет, — самым родным человеком для Катюши стал отец, всегда шутливо-ласковый, заботливый, предупреждающий любое желание дочурки. Поэтому с детских лет более чем обеспеченная жизнь была для Катюши явлением само собой разумеющимся. Девочке, а затем и девушке никогда и мысли не приходило в голову, откуда берется такое благоденствие.

Правда, ее безмятежность несколько нарушили слова брата: прощаясь с Катюшей перед отъездом на Дальний Восток, Андрей заговорил с сестрой в своей обычной, видимо, унаследованной от отца шутливой манере, но с какой-то настораживающей многозначительностью:

— Ну, а ты, Катя-Катюша, купеческая дочь, никогда не задумывалась о своем будущем?.. Или так и будешь жизнь коротать: сначала на папашиных хлебах, а затем, как наша Лизутка говорит, бог пошлет тебе в мужья принца, тоже с фамильными хоромами!

Эти слова брата сначала показались Катюше даже обидными, но впоследствии, уже после знакомства с Михаилом, девушка не то чтобы серьезно задумалась, по как-то по-иному, словно бы со стороны, взглянула на свое целиком безмятежное существование. Это случилось после того, как Кузьма Петрович, по случаю Катюшиного семнадцатилетия и окончания десятилетки, подарил дочке часики на золотом браслете, а гостей созвал к именинному ужину — не пяток, а целую дюжину.

На другое утро, перемывая с Елизаветой Петровной посуду после вчерашнего пиршества, Катюша задала тетушке такой неожиданный вопрос:

— Тетя Лиза, а сколько, интересно, стоит наш дом?