Блондинка за левым углом - Галина Куликова

— Я не в курсе, по какой дороге. — Толик даже испугался ее реакции. — Я вам повторяю то, что мне сказала Анюта.

— Она собиралась заглянуть сюда и добавить информацию. Заглядывала? — спросила Лайма, испытывая страстное желание немедленно позвонить Корнееву и выложить новости.

— Нет, не заглядывала. Приходила только один раз, когда затевала поиски убийцы. А что?

— Ничего, — нахмурилась Лайма. — Судя по всему, она его нашла.

Когда дверь квартиры Толика Топчинского захлопнулась за ними, Лайма потянулась к кнопке вызова лифта, но Медведь задержал ее руку.

— Подожди, — попросил он. — Дай-ка мне ту записку, которую ты в квартире у Ани Петушковой обнаружила.

— Там нет больше ничего интересного, — сказала она, но записку все-таки достала. — Вот, смотри сам.

— Тут есть и второй пункт, про мультивитамины, — не согласился Медведь.

— Ну и что? — нетерпеливо спросила Лайма. — Совершенно ясно, что девушка собиралась зайти в аптеку и приобрести упаковку мультивитаминов. Наверное, следила за своим здоровьем. А может, просто купилась на рекламу.

— Но если Сейф — это человек, почему Мультивитамины тоже не могут быть людьми?

Лайма погладила его по руке и сочувственно сказала:

— Иван, тебе нужно как следует выспаться.

— Она его нашла! — объясняла Лайма Корнееву. — Тот самый дом с флюгером в виде стрелки. И выяснила, что он принадлежит не одному какому-то человеку, а двум братьям по фамилии Леджер. Кто-то из них был Олегом. Имя придуманное, это ясно. В Интернете все придумывают себе имена. У Ани был только один способ понять, кто из Леджеров встречался с Раей. Из рассказов подруги она знала, как этот тип целуется. Одной рукой держит женщину за подбородок, а второй берет за волосы.

— Эротично, — похвалил Корнеев. — Думаю, это легко выяснить. Поговорить с их бывшими женами.

— Кстати, а жена? — спохватился Медведь. — Откуда взялась жена, если оба в разводе?

— Думаю, Рая наткнулась на бывшую жену одного из Леджеров. Возможно, та решила позлить девицу и не сказала, что они с Леджером давно в разводе. Мало ли, как там мог повернуться разговор.

— Да уж, — со знанием дела заметил Медведь. — Есть даже такая шуточка. Будущие жены — прекрасны, настоящие — несчастны, а бывшие — опасны.

— Ваня, ты просто юное дарование, — хмыкнул Корнеев.. — А вообще это философский вопрос, про жен. Вот скажи, Лайма, они бывшие, потому что вредные? Или вредные, потому что бывшие?

— У вас хватает пороху шутить? — возмутилась Лайма. — Я уже готова идти и целоваться с Леджерами по очереди, чтобы выяснить правду.

— Правда в том, что или Леонид, или Алекс убил Раю Метелицу и ее подругу Аню Петушкову, — подвел черту Медведь.

— По логике вещей это Алекс, — высказал свое мнение Корнеев. — Зачем бы Леониду обращаться к частному сыщику? Чтобы попросить найти девушку, которую он сам же и прикончил?

— Это может быть ход, — не согласилась Лайма. — Отвести от себя подозрения.

— Но его никто не подозревал! Все думают, что Рая Метелица покончила с собой, бросилась под поезд!

— А зачем он в таком случае убил Аню? Ведь она ничего не могла доказать. Глупость какая-то.

— Глупость, что мы вообще этим занимаемся! — в который уже раз вспылил Медведь. — У нас совсем другое задание! Сандра Барр похищена, находится неизвестно где, а мы что же, будем проверять, как целуются какие-то там братья?!

— Так вот что тебя волнует, — пробормотал Корнеев. — Как бы Лайма не принесла себя в жертву оперативной работе! Ты совсем с катушек слетел, как я погляжу.

— Я не собираюсь целоваться с братьями! — вознегодовала Лайма, пропустив мимо ушей намек Корнеева на то, что Медведь слишком трепетно к ней относится. В конце концов, у нее есть Шаталов, и они оба об этом осведомлены. — Выяснить, кто из Леджеров назвался Олегом, следует каким-нибудь другим способом.

— У нас два немотивированных убийства, — заявил Корнеев. — Но зато мы можем с уверенностью сказать, что убийца — Леджер. Алекс или Леонид.

— Нет, все-таки это не Леонид. Что же получается? Он бросил под поезд Раю, а потом, — продолжила Лайма, — нанял сыщика, который запросто мог его разоблачить. Бред какой-то.

— Чего-то мы тут не учитываем… — протянул Корнеев.

— Сандра Барр сейчас, может быть, страдает! — напомнил Медведь. — Кстати, я же вам так и не показал записку. Которую я в очечнике у бабушки Барровской нашел.

И он с гордостью продемонстрировал коллегам текст, написанный бабушкой явно в большой спешке: «Белый хрю».

— Какие-то глупые улики нам попадаются, — пожал плечами Корнеев. — Разве нет?

— Я спать хочу, — неожиданно заявила Лайма. — И есть хочу. И у меня в квартире брошенный кот.

О женихе она говорить не стала. Однако и Корнеев, и Медведь, отправляя ее домой, воображали теплую встречу Лаймы вовсе не с котом.

В шаталовскую квартиру Лайма ввалилась злая, как вохровская овчарка. И ведь было от чего! Для начала, задумавшись о вкривь и вкось идущих делах, она проделала весь путь до собственного жилища и лишь перед подъездом вспомнила о твердом обещании продолжить поэтапный переезд к любимому для дальнейшего успешного развития их непростых отношений. Помнила она и о том, что в обоснование серьезности своих намерений оставила Шаталову заложника — несчастного серого котенка, который вот уже несколько суток своей недолгой котярской жизни путешествовал с рук на руки, как переходящее красное знамя какого-то безумного социалистического соревнования.

Бедный Кларитин скорее всего был голоден и страдал от жажды, так как Геннадий не обещал стать заботливым хозяином. Даже во имя великой любви к ней лично Шаталов был согласен лишь терпеть кота. И, опять же, только при наличии постоянно пребывающей в квартире Лаймы.

— Достаточно, что я предоставляю ему крышу над башкой и персональное место в туалете, — буркнул он, исподлобья глядя на Кларитина, играющего с его тапком. — И чтоб в мой кабинет ни ногой, а то убью. — И, жалостливо посмотрев на Лайму, добавил: — Будет продолжать гадить в коридоре или на кухне — тоже убью.

Лайма сочла за благо не заводиться сразу, а лишь миролюбиво сказала: «Поживем, увидим!» — решив все разборки оставить до более подходящего случая. В конце концов, если наступит момент, когда ей придется бросить Шаталова, ее гордый уход с котом на руках будет выглядеть куда эффектней, чем с банальным чемоданом или спортивной сумкой. Она стала думать о такой возможности с тех самых пор, как в первый раз обманула любимого. Рано или поздно он захочет полного и безраздельного владычества, и вот тогда начнутся настоящие неприятности. Однако неприятности можно и отсрочить.

Вбежав в свою квартиру, она быстренько покидала в подвернувшийся под руку пакет пару детективов в дешевых бумажных обложках — Агату Кристи и Гарднера, — а также случайно попавшую к ней (забыл кто-то из слишком умных посетителей центра) красиво изданную книгу «Речь о человеческом достоинстве», автором которой был неведомый ей Пико делла Мирандола. Кто это такой — Лайма понятия не имела, но, как всякий интеллигентный человек, догадывалась о высоком предназначении подобной литературы и надеялась когда-нибудь прочитать книгу и приобщиться к сокровищнице человеческой мысли. Вот только ее новая работа заставляла усомниться в том, доживет ли она вообще до того счастливого времени, когда у нее появится возможность читать что-нибудь, кроме расшифровок чужих телефонных переговоров.

Затем в пакет полетели дурацкая вазочка непонятного предназначения, большая небьющаяся кружка, подаренная ей кем-то в очередной Международный женский день. Чем еще можно обозначить свое присутствие в квартире вероятного супруга? Лайма ненадолго задумалась и затем положила в пакет древние видеокассеты с фильмами «Греческая смоковница» и «Эммануэль», которые выбросить рука не поднималась — пригодились все-таки!

Теперь настала очередь одежды, и в пакет отправились: поношенная футболка, стопка нижнего белья, джинсы, которые были ей маловаты, блузка дурацкого зеленого цвета и почти такого же цвета юбка, надетая ею один раз вместо фартука, чтобы перемыть нечеловеческое количество посуды после бурно проведенного с коллегами Нового года у нее дома.

Время было позднее, и следовало поторапливаться — кот если еще не издох, то уж точно на грани физического истощения. Чего-то все равно не хватало. Лайма еще раз задумчиво повертела головой и вспомнила. В безобразно раздувшийся пакет она втиснула зубную щетку, которую брала с собой в поездки, старую мыльницу с древним обмылком и болгарскую зубную пасту «Поморин», купленную ее запасливой мамой еще в эпоху тотального дефицита.

Слегка утрамбовав пожитки, Лайма рванула вниз, к машине. Проехав полдороги, она вдруг припомнила, что ключи от шаталовской квартиры забыла на столике в прихожей. Пришлось возвращаться, и хорошего настроения это ей не добавило. «Да уж, Геннадий, я тебе такую совместную жизнь устрою, мало не покажется», — размышляла голодная и злая Лайма.