Блондинка за левым углом - Галина Куликова

— Чего ты там вякнул, фантомас гребаный? — немедленно оживился «новый русский». — Да ты у меня своей шапкой будешь сопли с асфальта вытирать, понял?

Слова у обладателя лимузина с делами не расходились. С Кларитином в руках он быстро шагнул вперед и носком лакированного остроносого ботинка въехал противнику в пах. После чего несколько раз прошелся по распластанной фигуре, приговаривая:

— Грязищу тут развели!

Блондинка, облокотившись о серебристое крыло, терпеливо ожидала окончания представления. По всему чувствовалось, что судьба кота волновала ее гораздо больше, чем неясная участь человека в черном. Тут, наконец, Лайма обрела дар речи и закряхтела:

— Ох-ох, помогите мне встать, ради бога.

Блондинка посмотрела на нее с подозрением, но все-таки протянула крепкую ладошку. Тут, закончив тяжелую мужскую работу, к ним подошел ее спутник с котенком в руке. По дороге он задержался возле другой фигуры в черном, о чем-то задумался, а потом ударил кулаком, как кувалдой, по черной голове, отчего начавший было подниматься бандит снова рухнул на асфальт.

— Понимаете, — стала сбивчиво объяснять Лайма, — мы пошли вдвоем с котом в магазин. Ему еды надо было купить. Тут эти, — она махнула рукой в сторону неподвижных черных фигур, — с дубинками. И прямо на меня! Ударили, я упала, а они между собой драться стали. Только я не поняла. Почему.

— Сестренка, а ты, часом, не пила? — уточнил ее неожиданный спаситель.

— Могу поклясться, — горячо заявила Лайма. — И спасибо вам огромное! За то, что остановились и помогли…

— Это ты кота своего благодари, — хмыкнул тот. — Ну, и куда ты теперь?

— Домой. Ой, нет, в магазин, он же голодный. — Она указала на вполне довольного жизнью Кларитина.

— Ладно, садись в машину, довезем вас до магазина. А дом где? Если тут рядом — довезем и до дома.

— А у вас нет такого же котеночка? — поинтересовалась блондинка, не сводя с Кларитина жирно подведенных глаз.

— Ну, чего ты к этому коту привязалась? Да я тебе куплю такого же, даже еще лучше! — вступил в схватку ее милый.

— Такого ты не найдешь! А мне нравится именно с носком на ноге! — разнылась блондинка.

Их нудное препирательство продолжалось всю дорогу.

— Может, тебя до квартиры проводить? — поинтересовался мужик, вошедший в роль спасителя и явно наслаждавшийся ею.

— Нет, спасибо, здесь безопасно, вахтер сидит. А что с этими будет, которые там валяются?

— Да ничего, менты подберут. Или дворники. — Он громко засмеялся, блондинка грустно пискнула: «Привет!», и роскошный лимузин укатил.

Лайма вернулась в квартиру сама не своя. Все было плохо — горело ушибленное дубинкой плечо, раскалывалась голова, тряслись руки, и вдобавок ее бил озноб. Не раздеваясь, она бессильно опустилась на пуфик в коридоре. В первую очередь нужно собрать разбегавшиеся мысли и понять, что же произошло и, главное, почему. Была ли это случайность, или наконец проявились зловещие последствия бурной деятельности их группы? А если последнее, то кто решил нанести по Лайме — в прямом и переносном смысле — удар? В эти сумрачные размышления вкралась несвоевременная мысль о том, что Кларитин так и не накормлен, а затем, перебивая все остальные, — что скоро придет Шаталов и застанет ее вот в таком жалком виде. Немым укором выглядел дурацкий желтый пакет со скарбом, сиротливо стоящий в углу.

Лайма посмотрела на часы — жуткое ночное приключение заняло всего сорок минут, а казалось, что прошло полночи. Тяжело вздохнув, она с усилием поднялась с уютного пуфика и взялась за работу. Первым делом пошла в ванную и, стянув куртку и рубашку, осмотрела повреждения. Плечо и верхняя часть предплечья были багрово-синего цвета и здорово опухли, однако вряд ли это перелом. Было больно, но терпимо, так что врача можно не вызывать, а ограничиться холодным компрессом. Тайные агенты не вызывают врачей! Умывшись и приведя себя в относительный порядок, Лайма отправилась на кухню. Кларитин по традиции грыз в коридоре тапок, окончательно разочаровавшись в людях. Продовольственную проблему он решал самостоятельно.

Лайма перенесла кота к наполненной едой миске, над которой он в некотором недоумении замер, не веря своему счастью, но потом с видимым удовольствием занялся ее содержимым, отрываясь лишь затем, чтобы лизнуть воды. Жизнь постепенно налаживалась. В баре нашлась бутылка отличного и жутко дорогого французского коньяка, из которой Лайма несколько раз с наслаждением отхлебнула, отчего по телу волнами заходило тепло, а мучивший ее озноб тотчас прекратился.

Теперь можно было приступать к операции «Вселение». Она взяла в руки пакет и, переходя из комнаты в комнату, оставляла в каждой что-нибудь из его содержимого. Засевание шаталовского жилища собственными пожитками заняло не так много времени. Так что, когда его ключ заерзал в замке входной двери, все было готово, а сама Лайма сидела в кресле — ни дать ни взять заботливая подруга жизни, поджидающая любимого мужчину с работы. Бутылку с коньяком она поставила рядом, прижав ее здоровой рукой к подлокотнику, будто опасаясь, что сосуд со спасительным алкоголем куда-нибудь испарится.

Шаталов открыл дверь и замер на пороге, словно ожидая чуда. Однако ничего не произошло, никто с визгом не бросился ему на шею и не поцеловал в щеку. Все было привычно, знакомо, коридор темен и пуст.

— Лайма! — осторожно позвал он и замер, прислушиваясь.

На зов из кухни вышел Кларитин, обогнул стоящего у него на дороге Геннадия и, ухватив зубами любимый тапок, поволок его в угол.

— Лайма! — уже громко крикнул Шаталов и, услышав в ответ слабое: «Я здесь!», решительно прошел в гостиную.

Лайма рассчитывала встретить любимого у дверей, обвить его шею руками и нежно поцеловать. Однако ни того, ни другого, ни третьего она сделать не могла физически: избитое, а затем расслабленное алкоголем тело игнорировало приказ «Подъем!», левая рука не поднималась из-за травмы, правая — от усталости, а губы потрескались и саднили. Единственное встречное движение, доступное сейчас Лайме, было-таки совершено — она по-гусиному вывернула шею и посмотрела на Шаталова одним широко раскрытым глазом и одним прищуренным. Взгляд, по ее замыслу, должен был быть полон любви и раскаяния.

Судя по реакции Шаталова, эффект получился не тот. Он еще раз беспокойно взглянул на криво сидящую в кресле женщину своей мечты и вдруг бросился к ней с воплем:

— Что с тобой? Что случилось?

Уж кто-кто, а Лайма отлично понимала, что давать кое-какие показания придется, иначе можно потерять близкого человека навсегда. Все время приходится врать! Или хотя бы ограничиваться полуправдой. Собственно, правда и самой Лайме была неизвестна. К тому же она не хотела окончательно восстановить Шаталова против своей работы. И она выдала следующую версию. По дороге в магазин на нее напали подростки-наркоманы, ударили палкой и отобрали двести рублей, которые были в куртке, но большую часть денег, лежащих в кармане рубашки, ей удалось спасти. Наркоманы убежали, а она героически добрела до магазина и благополучно вернулась домой — отдыхать и оправляться от шока и нанесенных травм.

Сидящий перед ней на корточках Геннадий во время рассказа не проронил ни слова, нежно поглаживая ее по руке, и только в конце спросил:

— Милицию ты вызвала?

— Зачем? Мне придется потом из-за двух сотен год бегать к следователям и в суд! А тебе это надо?

— Может, пойти поискать их? — вслух подумал Шаталов, в котором послефуршетная расслабленность и банальная усталость боролись с желанием отомстить подонкам.

— Нет, — решительно пресекла эти поползновения Лайма. — Перестань, пожалуйста. Ты мне нужен здесь, рядом. А эти сопляки пусть подавятся.

Шаталов еще немного посомневался для приличия, но все же признал доводы Лаймы разумными и отступил.

— Хорошо бы что-нибудь выпить, — перешел он к следующей, более приятной части ночной программы. Тут он заметил торчащее из-под локтя Лаймы горлышко и поинтересовался: — Что там у тебя?

— Коньяк. Это я стресс пыталась снять.

— Понятно, пойду еще одну рюмку возьму. И разденусь заодно, лимончик порежу.

— Две, — скромно потупясь, попросила Лайма. — Две возьми.

— Чего — две? — не понял Геннадий.

— Две рюмки.

— А твоя где?

— Ну… Как ты не понимаешь? Разве до посуды мне было?

Шаталов посмотрел на изрядно опустошенную бутылку, которая еще с утра была полнехонька, и поинтересовался:

— А раны ты этим коньяком не промывала?

— Да нет, все внутрь, — застеснялась Лайма.

— И все из горла?

Она промолчала, и Шаталов, удивленно крутя головой, вышел из комнаты, размышляя о могучих резервах человеческого организма, открывающихся в экстремальных ситуациях.

К тому моменту, как коньяк закончился, Лайма почти спала, едва удерживая падающую на грудь голову здоровой рукой. Периодически она ловила себя на том, что отключается от разговора. Геннадий уже смирился с тем, что ночь любви ему не светит, а Лайма вот-вот свалится и заснет мертвецким сном. Поэтому напоследок решил перевести беседу в деловое русло: