Долина страха - Артур Конан Дойл

- Я не понимаю, брат Моррис, - вмешался председатель, - какое нам дело, кто их купил, ведь из здешних краев они их не вывезут?

- Со всем моим уважением позвольте заметить, досточтимый мастер ложи, думаю, для нас это имеет большое значение. Вот уже десять долгих лет мы постепенно выживаем отсюда мелких предпринимателей. И каков результат? Их сменяют крупные компании, вроде Железнодорожной или «Дженерал айрон», чьи директора живут в Нью-Йорке или Филадельфии и недоступны нашим угрозам. Мы, правда, можем собирать дань с местных управляющих, но это приведет только к тому, что их отзовут и взамен пришлют других. Кроме того, мы ставим себя в опасное положение. Люди маленькие не могут причинить нам вреда, у них нет на это ни денег, ни влияния. Если мы не будем выдаивать их досуха, они останутся в нашей власти. Но стоит этим компаниям-гигантам раскусить, что мы мешаем им получать законные доходы, и они не пожалеют ни денег, ни усилий, чтобы выследить нас и привлечь к суду.

После этой зловещей речи за столом воцарилась тишина, собравшиеся испуганно переглядывались. Члены ложи ощущали себя такими всемогущими и неуязвимыми, что мысль о возможной расплате просто не приходила им в голову. Теперь же похолодели все, включая самых безрассудных.

- Мое мнение, - продолжал оратор, - нам следует уменьшить давление на малых предпринимателей, ибо в тот день, когда будет изгнан последний из них, могуществу нашей организации придет конец.

Неприятные истины никого не радуют. Моррис сел. Раздались сердитые возгласы. И тут с нахмуренным челом поднялся Макгинти.

- Брат Моррис, - произнес он, - ты всегда брюзжишь и каркаешь. До тех пор пока члены этой ложи стоят друг за друга, нет такой силы в Соединенных Штатах, которая бы нас одолела. Разве мало было судебных процессов, когда мы могли в этом убедиться? Думаю, что крупные компании тоже придут к выводу, что выгоднее платить, чем драться. Ну а теперь, братья, - он снял черную шапочку и шарф, - вопросы на сегодня исчерпаны, осталось только одно маленькое дельце, о котором успеется, когда будем расходиться. Настало время гармонии и братских возлияний.

Странно устроен человек. В зале сидели люди, для которых убийство - привычное дело, которые без тени сожаления лишали жизни ничем перед ними не провинившегося отца семьи, не задумываясь о судьбе бедной вдовы и малых деток, - и тем не менее, слыша горестную, заунывную песню, они были способны проливать слезы. У Макмердо был неплохой тенор, он уже и так завоевал расположение ложи, но теперь он потряс души братьев балладами «Я жду у калитки, Мэри» и «На берегу Аллан-реки», и все прониклись к нему безоговорочной симпатией.

Так вышло, что новичок в первый же вечер стал одним из самых популярных членов ложи, которому будущее сулило славную карьеру и высокие посты. Однако, чтобы добиться видного положения в ложе, одного всеобщего расположения было мало, требовалось еще кое-что, в чем ему пришлось убедиться прежде, чем окончился вечер. Бутылка с виски несколько раз обошла братьев по кругу, народ разгорячился и был готов на все, когда мастер ложи снова встал и обратился к присутствующим с еще одной речью.

- Ребята, - сказал он, - в нашем городе есть один человек, который давно напрашивается, чтобы его научили хорошим манерам, и сделать это должны вы. Я имею в виду Джеймса Стейнджера из «Вестника». Опять он разинул на нас пасть, читали?

В подтверждение поднялся гул голосов, кто-то выругался. Макгинти вынул из жилетного кармана листок.

- «Закон и порядок», вот как он озаглавил свое сочинение. «В краю угля и железа правит страх. Прошло двенадцать лет с тех пор, как первые убийства показали нам, что в нашем городе орудует преступная организация. С того времени злодеяния не прекращались, а только умножались, пока не достигли такого размаха, что мы стали позорищем цивилизованного мира. Неужели для этого наша великая страна зовет к себе чужеземцев, спасающихся от европейского деспотизма? Чтобы они здесь стали сами тиранить людей, давших им приют, чтобы беззаконие и терроризм воцарились под священной сенью звездного флага свободы и чтобы здесь установился такой же режим, как в какой-нибудь умирающей восточной монархии? Люди эти нам известны. Организация их имеет официальный общественный статус. Доколе же мы будем ее терпеть? Неужели нам всю жизнь...» Ну и так далее, довольно слушать эту мерзость! - Председатель швырнул газету на стол. - Вот как он о нас пишет! Я спрашиваю вас, что мы ему ответим?

- Убьем его! - раздался хор свирепых голосов.

- Я протестую, - произнес брат Моррис, человек с бритым лицом и широким лбом. - Говорю вам, братья, мы слишком жестоко правим в этой долине, еще немного, и люди объединятся для самозащиты, чтобы нас уничтожить. Джеймс Стейнджер - старый человек, почитаемый и в городе, и в районе. Его газета отстаивает интересы всех уважаемых жителей Вермиссы. Если этот человек будет убит, по всему штату поднимется возмущение, и дело кончится нашей гибелью.

- И как же это они навлекут на нас гибель, мистер Мое-Дело-Сторона? - крикнул ему Макгинти. - Кто это сделает? Полиция? Так ведь половина полицейских у нас на содержании, а вторая половина перед нами трепещет. Или, может быть, присяжные заседатели и городской судья? Но разве этот способ уже не испробован? И что выходило?

- В городе есть судья Линч, он может взяться за это дело, - сказал брат Моррис.

Его слова были встречены взрывом негодования.

- Да мне довольно пошевелить мизинцем, - возразил Макгинти, - и две сотни людей явятся сюда и очистят город вплоть до самых окраин. - Он вдруг грозно нахмурил свои лохматые черные брови и продолжил громким голосом: - Слушай меня, брат Моррис! Я уже давно к тебе приглядываюсь. Ты не боец и норовишь пригасить боевой пыл в остальных. Смотри, настанет для тебя черный день, когда твое имя появится в повестке нашего схода, и сдается мне, дело к тому идет.

Моррис побледнел как смерть, и, должно быть, колени у него подогнулись, потому что он упал на стул. Дрожащей рукой поднеся ко рту стакан, он сделал несколько глотков, прежде чем смог ответить:

- Приношу извинения, досточтимый мастер ложи, тебе и всем братьям за то, что наговорил лишнего. Я верный член нашей ложи, вы все знаете это, и только беспокойство о благе ложи побудило меня произнести такие тревожные речи. Но я больше доверяю твоему мнению, досточтимый мастер, чем своему собственному, и даю слово, что больше это не повторится, таких речей вы от меня не услышите.

Мастер ложи выслушал эти покаянные слова, и его насупленное чело разгладилось.

- Ну и прекрасно, брат Моррис. Мне и самому было бы жаль, если бы пришлось дать тебе урок. Пока я сижу в этом кресле, наша ложа останется крепко спаянной. А вам, ребята, - обратился он к сидящим за столом, - скажу, что действительно, если Стейнджер получит по заслугам, будет столько шума, что это не в наших интересах. Журналисты такой народ, стоят стеной друг за друга, и все газеты в штате подымут крик, чтобы вызвать сюда войска и полицейские силы. Так что пусть он просто получит серьезное предостережение и прочувствует хорошенько, чем тут пахнет. Берешься это организовать, брат Болдуин?