Утраченный рай - Марина Серова

— А нанять частного детектива?

— Я так и поступил. Он сразу предупредил меня, что до начала выставки найти Дору нереально. Но взялся за это дело. Итак, мне грозил колоссальный скандал. Я никак не мог придумать, что же предпринять. И наконец решил, что у меня есть только один выход. Рассказать все одному высокопоставленному лицу, курирующему наш фонд. Прости, я не стану называть его имени. Мы с ним знакомы очень давно, и он не имел оснований не доверять мне. Я так и поступил. И не ошибся. Он действительно поверил мне и очень помог. Ему удалось сделать так, чтобы скандал не вышел за пределы фонда и не стал достоянием общественности. Эта история не просочилась даже в прессу. Ну, разумеется, с поста президента фонда меня сняли. Деньги я вернул, в качестве возмещения морального ущерба передал в галерею фонда два очень ценных полотна из своей коллекции. И стал дожидаться известий от детектива. Он оказался расторопным малым и сумел ее выследить. Уже через пару недель сообщил мне адрес, по которому она проживала в настоящий момент. Она скрывалась в одном из маленьких подмосковных городков. К адресу он приложил видеозапись: Дора выходит из машины, направляется к подъезду указанного им дома, перед входом оборачивается — ясно видно, что это она, — и машет рукой мужчине, сидящему в машине. Он машет ей в ответ.

— Что за мужчина?

— Не знаю. Наверное, очередная жертва ее чар. Но это я теперь так думаю. Тогда я еще надеялся на какое-то чудо, которое объяснит все недоразумения. В общем, я поехал по тому адресу. Но Дору там не застал. Я спросил о ней у соседей. Мне сказали, что действительно эта женщина недавно сняла здесь квартиру. Я приезжал еще и еще, несколько дней подряд, в разное время ждал ее. Опять обратился к соседям. Одна женщина сказала, что Дору не видели с тех пор, как я начал ею интересоваться. А еще через день мне пришло письмо от нее. Даже не письмо, а так, записка. Всего несколько слов. Суть была в том, что она просила оставить ее в покое.

Я вспомнила первое из найденных мною в бюро писем — его текст соответствовал словам Максима.

— Я понял, что она заметила слежку и накануне моего визита скрылась, — продолжал он. — Я не знал, как с ней связаться. Обратного адреса на конверте, естественно, не было. Опять прибегать к помощи детектива мне казалось бессмысленным — Дора вычислила его в первый раз, значит, теперь станет еще в десять раз осторожнее. И вдруг я нашел простое решение. Настолько банальное, что я был удивлен, как не додумался до этого раньше. Дора, в отличие от меня, активно использовала электронную почту. Значит, мне просто нужно написать на ее электронный адрес. Я долго мучился, как же мне к ней обратиться. Боялся быть резким. Ведь в душе еще жила тайная надежда, что она не виновата, что кто-то принудил ее. Под влиянием такого настроения я написал ей что-то вроде того: «Дора! Объясни мне, что произошло? Я отказываюсь верить, что ты могла так со мной поступить, но все факты свидетельствуют против тебя. Умоляю, объясни! Если кто-то вынудил тебя, угрожая и запугивая, расскажи мне, не бойся, я все прощу. Неужели ты можешь во мне сомневаться?» Она оставила это послание без ответа. Тогда я написал ей еще раз, но уже в другом тоне: «Значит, ты не хочешь ничего объяснять. Это красноречивее любого объяснения. Ну что же, будем разговаривать по-другому. Если ты не вернешь мне картины, я сообщу все факты милиции. Не думаю, что им будет трудно тебя найти. Ты украла бесценные произведения. И вряд ли оставила их себе в качестве сувенира. А продажа подобных раритетов не останется незамеченной». На этот раз реакция последовала довольно быстро. Через несколько дней я получил ответ. Снова в письменном виде — видимо, она хотела, чтобы я не сомневался в том, что письмо написано ею. Послание вновь было очень коротким. Она напоминала мне об истории с фальшивой экспертизой и предупреждала, что, если я не отстану, она использует эту информацию против меня.

Я вспомнила второе письмо из найденных мною. И здесь все совпадало. Но как же менялся смысл Дориного послания в новом контексте! Разумеется, я не подала виду, что читала записки. А Максим рассказывал дальше:

— Я был убежден, что Дора не располагает доказательствами. Подобные дела не скрепляются договорами, люди, как правило, не оставляют свидетельств на бумаге. Поэтому я написал ей вновь. Не помню дословно, но суть была такая: «Дора, одумайся! Давай лучше решим все по-хорошему. Все равно твой шантаж не удастся — у тебя нет доказательств. Верни картины, хотя бы последние из взятых тобой, и я обещаю молчать. Если хочешь, мы даже можем оформить развод». Я предложил ей развод, потому что для нее это было очень выгодно — по брачному договору ей отходила половина моего имущества. Можешь себе представить, насколько я накануне свадьбы был ослеплен любовью к ней? Спустя какое-то время пришел ответ. Она писала, что ей при помощи денег удалось раздобыть доказательства — тот парень согласился в письменном виде подтвердить, что был подкуплен, причем именно мною. Угрожала, что предаст дело огласке, если я от нее не отстану. И сообщала, что не против развода. Тогда я решил, что взял неверный тон. Надо не угрожать ей, а попытаться договориться. Она была падкой на деньги. Я хотел выкупить у нее оставшиеся картины по максимально высокой цене. И написал ей об этом. Но, увы — то единственное послание, которое могло бы ее заинтересовать, до нее не дошло. Она сменила электронный адрес, уничтожив прежний. Ей надоело общаться со мной. Я не знал, что мне делать.

Максим раскурил трубку и ненадолго прервал свой рассказ. Я тоже закурила. Все, что он рассказал, было похоже на правду. Ведь не мог же он знать, что я читала письма, и сочинить эту историю специально для объяснения этих посланий, которые можно толковать и так и этак в зависимости от контекста. Хотя кто знает? У меня нет никакой объективной информации. История Максима звучит правдоподобно. Но ведь история про наркотики и клинику тоже звучала вполне убедительно. Может быть, сейчас идет новый виток лжи, на более высоком уровне, рассчитанной не на наивную поклонницу, а на детектива?

Единственным источником информации, находящимся на достижимом расстоянии, является сейчас Антон Эдуардович. Завтра я наконец встречусь с ним для откровенного разговора. Смерть Доры скрыть не удастся, поэтому Максиму нет больше никакого смысла выдавать меня за нее. И потому своей откровенностью с Краузе я Алексеева ничем не подведу. Ну а пока надо дослушать рассказ Максима до конца. Докурив трубку и неторопливо осушив рюмку коньяку, он возобновил повествование:

— По Москве начали расползаться неприятные слухи обо мне и о внезапном исчезновении Доры. Те из друзей, которые верили мне, советовали на какое-то время уехать из столицы. Пожить, скажем, за границей, пока толки не улягутся. Но из страны мне уезжать не хотелось. Там меня ждала бы праздность. А мне, чтобы излечиться от тоски, нужно было занять себя делами. Я предпочел бы переехать в какой-нибудь не очень крупный город, скажем, областной центр, с развитыми культурными традициями, где мог бы найти свою среду, влиться в нее, найти себе применение. И вдруг все решилось само собой. Мне позвонил Виталий — он же здешний, тарасовец, — и рассказал о том, чего я никак не мог ожидать. У него побывала Дора. Разумеется, она не рассказала ему всего. Сказала только, что у нас произошла размолвка и что она хочет развода. Просила Виталия посодействовать — выступить в качестве посредника в наших переговорах, передать мне, что всех моих условий она выполнить не может. Но согласна в обмен на развод вернуть мне один интересующий меня документ. Виталий сказал, что передал ее предложение дословно, хотя сам ничего не понял, но Дора уверяла, что я все пойму. Я спросил, знает ли брат, где Дора остановилась. Но он отвечал, что моя супруга ничего ему не сказала. Оставила только новый номер сотового телефона. И предупредила, что со мной разговаривать не будет — только через него. Я был так ошарашен известием, что поначалу не нашел что ответить. Сказал, что подумаю и перезвоню ему через денек. А на другой день я уже вылетел в Тарасов. У меня возникла идея. Возможно, глупая, но ничего лучше в голову не пришло. Я хотел обсудить все с Виталием. Мы с братом были довольно близки. В детстве я каждое лето приезжал в Тарасов к бабушке — на Волгу. Виталик рос на моих глазах. У меня нет родных братьев и сестер, поэтому я привязался к кузену. А потом так вышло, что он и его мать, тетя Даша, остались мне единственными родными людьми. Мои родители трагически погибли в автокатастрофе. Бабушка, мать отца, не смогла пережить гибель сына и вскоре тоже скончалась. Ну а я хотя бы раз в год непременно навещал тетю Дашу и Виталика. И они приезжали или на день рождения отца, или на годовщину их с мамой гибели. Еще тогда, после Виталиева звонка, у меня возникла мысль — а ведь Тарасов самый подходящий город для моего временного изгнания. Он отвечает всем моим требованиям, к тому же это не чужой мне город, я с детства полюбил его зеленые улочки, пляжи, бескрайнюю, как море, Волгу…