Утешительная партия игры в петанк - Анна Гавальда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, плохо, черт знает как, в любом случае – слишком.
– Не могу, – простонал он. – Не могу я так…
Она на какое-то мгновение растерялась, замерла, потом упала на него, лицом на грудь.
– Прости, – твердил он, – про…
Отстранившись, она в последний раз качнула бедрами, оправляя платье. Молча одела его, затянула ремень, разгладила рубашку, улыбнулась, увидев, сколько не хватает пуговиц, потом смягчилась, опустила руки, нежно прижалась к нему снова и позволила, наконец, себя обнять.
Прости. Прости. Единственное, что он мог сказать. Он даже не знал, к кому обращается, к ней или к самому себе… К ее прекрасной душе или к своему мужскому естеству.
Прости.
Он сжимал ее крепко, вдыхал ее запах, гладил волосы, наверстывал опоздание в двадцать лет и десять минут, потерянные только что. Слышал, как бьется ее сердце, сдерживал отчаяние, но снизу уже доносились аплодисменты, а он все искал… другие слова.
Другие слова.
– Прости.
– Нет… Это все я, – прошептала она еле слышно, – я… – осеклась. – Я думала, ты уже взрослый…
Его звали. Искали в саду. Шарль! Иди фотографироваться!
– Иди к ним. Оставь меня. Я спущусь чуть позже.
– Анук…
– Оставь меня, говорю.
Я взрослый, хотел он ей возразить, но последнюю свою реплику она произнесла таким тоном, что он не решился. Подчинился ей и отправился фотографироваться с сестрами и родителями, как послушный мальчик, каким он и был.
***У Клер погас свет.
Потом она сделала аборт.
Алексис продолжал катиться по наклонной.
Но играл, говорят, как бог…
Шарль уехал. Сначала в Португалию, потом в США.
Отучился в Технологическом институте в Массачусетсе, покинул его с красивой медалью, приличным английским – достаточным для перевода любовных песен, и австралийской невестой.
По дороге домой с невестой расстался.
Переживал. Сильно. Работал на других. Получил, наконец, свой последний диплом. Вступил в Ассоциацию архитекторов. Открыл собственное агентство. По неясным причинам выиграл тендер, о котором не мог и мечтать. Чуть не надорвался тогда. Усвоил, наконец, на горьком опыте, что «ответственность независимого архитектора безгранична, и все, что он говорит, делает или пишет, должно быть документально подтверждено». С тех пор стал требовать расписки всякий раз, когда точил карандаш. Взял в компаньоны парня, намного талантливее себя, но менее предприимчивого. Всю славу, почести и интервью предоставил ему. Ушел в тень, вздохнул с облегчением, самую неблагодарную работу взвалил на себя, пробивая дорогу их начинаниям.
Вновь стал встречаться с Анук. Обедал с ней по-приятельски, вспоминали только о его детстве. По-прежнему находил ее очень красивой, но не давал ей повода об этом догадаться. Похоронил бабушку. Окончательно разругался с Алексисом. Именно в эти годы начал лысеть, и уже в таком, «высоколобом» виде приобрел некоторую известность. Плешь как знак качества, или «породу сразу видно», как сказали бы животноводы. В последний раз подержал ее руку. Не хватило духу понять, что она погибает. Отменил один обед, слишком много работы, потом другой, третий.
Отменил все.
Заполнял экспликации к планам, купил квартиру, пережил несколько романов, перестал ходить в джаз-клубы, которые нагоняли на него тоску, однажды среди «мелких» клиентов «без договора» ему попался мужчина, который дорожил своим мрамором и у которого была красивая жена.
Построил кукольный домик.
И переехал в него.
Заснул практически на полу, на продавленном раскладном диване, в стенах, где жил, когда все это происходило.
В общем-то, ничего особенного.
Вернулся к отправной точке, потеряв любимую, одну и другую, а может, еще и третью, а через несколько часов у него будет страшно болеть спина.
8
Шарль пришел домой в одно время с Матильдой и согласился на пресловутый «разговор» с Лоранс, на котором она так настаивала и который наконец состоялся днем в субботу, когда Матильды не было дома.
Впрочем, получился не разговор. А долгое нытье. Бог знает какое по счету выяснение отношений. В конце она даже расплакалась. Это случилось впервые, и он растрогался. Взял ее за руку. Она попыталась замять неловкость, сославшись на недостаток эстерогенов и гормональные сбои. Добавила, что ему не понять, и отняла руку. Он попытался замять неловкость, откупорив бутылку шампанского.
– И что мы празднуем? Мою менопаузу? – усмехнулась она, беря протянутый ей бокал.
– Нет. Мой день рождения.
Она хлопнула себя по лбу и поцеловала его.
Вскоре пришла Матильда. Она была с подружками на блошином рынке и сразу закрылась у себя в комнате, бросив на ходу «добрвеч» и какие-то стоптанные балетки.
Лоранс вздохнула с недовольным видом, но, возможно, и с некоторым облегчением, что не она одна такая забывчивая…
В этот момент мисс Вездеснующая вернулась с огромным пакетом, кое-как завернутым в газетную бумагу.
– Ну и намучилась же, пока нашла его, твой подарок, – который и протянула ему, расплывшись в улыбке.
– Все субботы на него угрохала!
– Что, что? Ты же говорила, что готовишься с Камиллой к экзаменам!? – вмешалась ее мать.
– Конечно, конечно, Камилла мне очень помогла! А шампанского не осталось?
Шарль обожал эту девчонку!
– Ты посмотришь мой подарок или нет?
– Сейчас, сейчас… – улыбнулся он, – только пахнет как-то странно.
– Да ладно, – пожала она плечами, – нормально. По-стариковски.
Шарль хлопнул в ладоши.
– Ну что, девушки, идем как обычно ужинать к Марио?
– Надеюсь, ты не собираешься идти в таком виде? – сдавленным голосом спросила Лоранс.
Он ее не услышал. Любовался своим отражением в витрине под восхищенным взглядом Матильды.
– Как же вы меня достали… – услышали они ворчание у себя за спиной.
– По мне, так ты выглядишь просто классно, – заверила его Матильда, повиснув у него на руке… И ему тоже так казалось.
Это был плащ фирмы «Ренома» годов семидесятых. Пижонский, с отложным воротником с острыми концами и рукавами, доходившими ему до локтя. Увы, не хватало пояса и нескольких пуговиц.
Да еще кое-где он был порван.
А уж как вонял!
Правда, вонял.
Но…
Он был синий.
* * *Вечером на белье с фестонами обошлось без ложбинок, а припозднившийся подарок облачился в восхитительную ночную рубашку.
Чтобы положить конец этой унизительной для них ситуации, Шарль покорно повернулся на бок.
Последовавшая за этим… маневром тишина была довольно напряженной. Чтобы как-то разрядить обстановку, он кисло-сладко сострил:
– Это, наверно, из солидарности… Мои гормоны, кажется, забастовали, как и твои…
Это ее позабавило, по крайней мере, так ему хотелось думать, и она уснула.
Но не он.
Это была его первая «осечка».
А ведь когда на прошлой неделе он решился спросить у фармацевта совета насчет своих проклятых волос, которые теперь выпадали прядями, то в ответ услышал, что с этим ничего не поделаешь, ибо проблема в избытке тестостерона.
– Считайте это признаком мужественности… – заключил фармацевт с обворожительной улыбкой. (Сам он был абсолютно лысый).
И как же это понимать?
Еще одна загадка, которая не поддавалась его логическому мышлению…
Это уже перебор. Слишком унизительно.
А теперь остановись! – подумал он. – Стоп! Хватит всей этой ерунды, гони-ка прочь проклятого Калимеро [106] и приходи в себя.
То, что он нарушает свои обязательства, прогуливает конференции на другом конце света, транжирит деньги фирмы, теряет время в разрушенных аббатствах, разговаривает с привидениями, оживляет их ради сомнительного удовольствия попросить у них прощения, травит свои легкие, портит принтеры и калечит себе спину в своей юношеской постели – это еще куда ни шло! А вот то, что у него не встает, с этим он примириться не мог, нет уж, увольте!
– Понял? Стоп! – повторил он вслух, чтобы быть уверенным, что услышит.
И чтобы доказать самому себе серьезность своих благих намерений, зажег свет. Протянул руку и взялся за постановление от 22 марта 2004 года о нормах огнестойкости предметов производства, строительных элементов и сооружений.
Директивы, решения, свод правил, указ, постановления, мнение комитета, предложение руководителя Гражданской обороны, двадцать пять статей и пять дополнений. После чего заснул, поглаживая член. Слегка, конечно.
Генерал отступающей армии, застенчиво похлопывающий своего самого верного гвардейца: Домой, солдатушка, домой. С остальным разберутся вороны…
9
И сделал так, как собирался: послал все к чертовой матери. Тристана, Абеляра, Пруста и прочих сентиментальных кретинов.
Прихода весны не заметил. Стал работать еще больше. Порылся в вещах Лоранс, стащил у нее снотворное. Отключался на диване, приходил в их спальню, только когда опасность невероятной близости была позади, отрастил себе что-то вроде бороды, чем вызвал сначала насмешки двух своих домочадцев, потом угрозы, и наконец – безразличие.
