Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

— Надоѣли мнѣ всѣ эти посты, да псалмы, да каяніе! Валяйте, дѣвочки!

Да, баронессѣ Эдвардѣ все надоѣдало рано или поздно. И вотъ она опять нѣсколько дней была весела, распѣвала, шалила. — Что это съ тобой? — спрашивала она степенную и богобоязненную Маргариту. — Ты какъ будто вздыхаешь; съ чего это? — и Маргарита понемножку тоже переставала быть прежней тихоней. Видно, баронесса заразила ее, то и дѣло выводя ее изъ ея серьезности. Да, вѣрно, и не такъ-то легко было оставаться глухой къ лукавымъ рѣчамъ Макка, когда онъ бралъ свою ванну; и Маргарита, пожалуй, не всегда оказывалась на-сторожѣ. Во всякомъ случаѣ, когда Маккъ разъ вечеромъ попросилъ ее позвать къ нему для ванны еще жену Свена Дозорнаго, Маргарита исполнила и это — все съ тѣмъ-же невиннымъ лицомъ, какъ и все остальное. Охъ, вѣрно, трудненько было уберечься молоденькой Маргаритѣ! Сама баронесса больше не вмѣшивалась въ сумасбродства своего отца; все и пошло опять по старому, какъ было до этой ея полосы набожности.

Но у Элленъ во всемъ свѣтѣ былъ лишь одинъ возлюбленный — Маккъ. Просто удивительно было смотрѣть на нее. Она и не терпѣла никого рядомъ съ собой, а тутъ замѣшалась эта Маргарита!.. Чего ей понадобилось у Макка? Разъ вечеромъ я и услыхалъ на дворѣ подъ своимъ окномъ споръ этихъ двухъ женщинъ. Онѣ ссорились съ самой ванны Макка. Обѣ, и Элленъ и Маргарита, горячились и не стѣснялись говорить и браниться во всеуслышаніе. Я было постучалъ въ окошко, но имъ дѣла не было до студента.

Голосѣ у Элленъ былъ съ сладострастной хрипотой. Она говорила:- Да, хороша ты, нечего сказать!

— А тебѣ-бы молчать! — отвѣчала Маргарита. — Обойдусь и безъ тебя.

— Какъ-бы не такъ! Не самъ-ли онъ послалъ тебя за мной?

— Ну, такъ что-же? А ты не умѣешь вести себя по-людски и держаться смирно.

— А ты зачѣмъ корчишь изъ себя набожную?

— Да я-то набожна, а ты какова? — огрызалась Маргарита. — Не умѣешь вести себя по-людски.

— О, ты-то, по глазамъ видно, на все готова. Тьфу!

Маргарита съ озлобленіемъ закричала:

— Ты еще плюешься! Постой, я ему скажу.

— Сдѣлай милость. Очень мнѣ нужно. А ты вотъ скажи мнѣ: чего ради ты растираешь ему всякія мѣста? Я вѣдь видѣла.

— Я дѣлаю, что мнѣ велятъ.

Элленъ передразнила:- Велятъ! Хоть бы ужъ не прикидывалась. Я-то знаю, что онъ уже не разъ бралъ тебя къ себѣ.

— Онъ тебѣ разсказывалъ?

— Да, разсказывалъ.

— А вотъ я спрошу его.

ХXVI

Разъ утромъ Гартвигсенъ впопыхахъ вошелъ въ лавку, прошелъ за прилавокъ и въ контору. Пробылъ онъ тамъ всего нѣсколько минутъ, а когда вышелъ, и у кого-то, какъ бывало всегда, оказалось до него дѣло, онъ только рукой махнулъ:

— Сегодня мнѣ недосугъ; у меня дома больная супруга.

Я сразу почувствовалъ острую боль въ сердцѣ и ахнулъ.

— Ну, ну, — сказалъ Гартвигсенъ, улыбаясь, — ей уже лучше, но…

— Значитъ, еще ночью случилось?

— Гартвигсенъ отвѣтилъ: — Да, отпираться не приходится. Родился мальчикъ.

Гартвигсенъ не спалъ ночь, но сіялъ гордостью и счастьемъ. Онъ распорядился, чтобы Стенъ Приказчикъ не отказалъ двумъ бѣднымъ женщинамъ въ ихъ просьбѣ, и вышелъ такъ же поспѣшно, какъ вошелъ. Онъ, вѣрно, только затѣмъ и приходилъ, чтобы сообщить Макку новость. Тому самому Макку! Да, его можно было подозрѣвать въ чемъ угодно и даже ненавидѣть, но онъ былъ здѣсь настоящимъ господиномъ.

Новость быстро распространилась. Дѣвочки стали проситься къ Розѣ поглядѣть на чудо; Маккъ велѣлъ поднять флаги и на домѣ, и на пристани. Правда, рожденіе младенца не было въ Сирилундѣ особенной рѣдкостью, но Макку не кстати было подымать флаги по каждому такому случаю. Теперь дѣло другое. И такой крупный знакъ вниманія не пропалъ даромъ для Гартвигсена.

— Пусть говорятъ про моего компаньона, что хотятъ, но онъ весьма обученъ по части обхожденія и всего прочаго! — сказалъ Гартвигсенъ.

Баронесса тоже доказала, что у нея есть сердце и для другихъ, а не только для себя, — каждый день навѣщала Розу и усердно ухаживала за своей старой подругой. Наконецъ, она взяла съ собою туда и дѣвочекъ.

Роза встала и начала выходить. Я слышалъ отъ другихъ, что молодая мать была здорова и счастлива, въ восторгѣ отъ ребенка и, вообще, стала спокойнѣе душой. Да, этотъ крохотный мальчуганъ сталъ для нея источникомъ истинной благодати. Я не хотѣлъ воспользоваться случаемъ пойти къ ней съ поздравленіемъ, но все выжидалъ какъ-нибудь встрѣтиться съ ней случайно.

И вотъ мы встрѣтились при особыхъ важныхъ обстоятельствахъ.

Наступило весеннее равноденствіе, и начались бури на сушѣ и на морѣ, темныя ночи. Въ одну такую ночь я услыхалъ вой парохода надъ Сирилундомъ и подумалъ:- Спаси и помилуй, Господи, всѣхъ. кто теперь на морѣ!

Утромъ погода прояснилась. Я набросилъ на себя верхнее платье и пошелъ къ пристани. По дорогѣ я нагналъ Розу, еще издали узнавъ ее по ея песцовой накидкѣ. Но я едва успѣлъ поклониться ей и только что собирался поздороваться, какъ она крикнула мнѣ:

— Вы не видали Бенони?

— Нѣтъ.

Что-то, видимо, привело ее въ отчаяніе; губы у нея дрожали, и она сказала:

— Лопарь Гильбертъ опять заходилъ. Онъ говоритъ, что… И я не смѣю оставаться дома… Ребенокъ пока со старухой. Я все бѣгаю и ищу Бенони.

— Успокойтесь! Что такое сказалъ лопарь Гильбертъ?

— Сказалъ, что онъ пріѣхалъ. Пріѣхалъ ночью на пароходѣ. Николай пріѣхалъ; значитъ, онъ не умеръ. Ночевалъ у кузнеца. Нельзя ли вамъ поскорѣе посмотрѣть — нѣтъ ли Бенони на пристани?

Я мигомъ бросился со всѣхъ ногъ. Но на пристани Гартвигсена нигдѣ не оказалось. Какой-то человѣкъ присоединился ко мнѣ, чтобы помочь искать. Я его не зналъ, но онъ разговаривалъ съ бондаремъ, какъ человѣкъ знакомый. Меня же онъ спросилъ сначала, кого я ищу. Одѣтъ онъ былъ вполнѣ прилично, и уже по тому, какъ онъ подошелъ и поклонился, видно было, что онъ человѣкъ образованный. Я отвѣтилъ, что ищу Гартвигсена; женѣ его очень нужно его видѣть; вонъ она тамъ на дорогѣ. Человѣкъ сразу встрепенулся и присоединился ко мнѣ.

— Я помогу вамъ искать; я его знаю, — сказалъ онъ про Гартвигсена.

И мы оба побѣжали назадъ по дорогѣ.

Но Роза, завидѣвъ насъ еще издали, вся вздрогнула и всплеснула руками. Я, однако, ничего не понялъ, ни о чемъ не догадался, ничего не сообразилъ. Вдругъ она повернулась и стала уходить отъ насъ, а я подумалъ: видно, она догадалась, что я не нашелъ Гартвигсена, и страшно перепугалась. Но рѣшительно незачѣмъ было приходить въ отчаяніе. Гартвигсенъ могъ быть на мельницѣ; черезъ четверть часа мы бы привели его. Роза между тѣмъ продолжала уходить отъ насъ, и просто жаль было смотрѣть на нее: чисто какъ звѣрекъ бѣжала она въ своей песцовой накидкѣ, вся согнувшись и шатаясь. Когда же мы стали догонять ее, то услыхали ея рыданія, — словно звѣрекъ лаялъ. Она быстро свернула съ дороги въ сугробы, добралась до камня, съ котораго вѣтромъ смело весь снѣгъ, и опустилась на него. Мы подошли къ ней; она была на себя не похожа: все лицо ея передергивалось, кожа стала какой-то сѣрой, она почти задыхалась.

— Не бойся-же, Роза, — сказалъ вдругъ незнакомый человѣкъ. — Мы ищемъ Бенони. Онъ, навѣрно, на мельницѣ.

Меня вдругъ осѣнило: да это самъ Николай Аренденъ, эта злополучная личность, которой Господь Богъ далъ высадиться въ эту ночь цѣлой и невредимой! И я, по своей безтолковости, привелъ его прямо къ Розѣ!

Меня какъ пришибло; я не зналъ, что и дѣлать. Человѣкъ тоже ничего не предпринималъ, только снялъ съ себя шапку, чтобы прохладиться. Онъ былъ совсѣмъ лысый.

— Увѣряю же тебя, что Бенони на мельницѣ. Долго ли отыскать его тамъ, — продолжалъ онъ.

Роза уставилась на него глазами и сказала дрожащимъ голосомъ:- Что тебѣ надо здѣсь?

— Уфъ, какъ жарко было бѣжать! — отозвался человѣкъ и опять надѣлъ шапку. — Что мнѣ мало здѣсь? Есть кое-какія дѣла. Да и, кромѣ того, у меня здѣсь старушка-мать.

Я подошелъ къ Розѣ, взялъ ее подъ руку и попросилъ пойти со мной:- Нельзя вамъ сидѣть тутъ на мерзломъ камнѣ.

Она не шевельнулась, но тупо отвѣтила:

— Все равно.

— Да, я вотъ ночью пріѣхалъ на почтовомъ пароходѣ,- продолжалъ человѣкъ. — Собачья погода, буря. Кузнецъ пріютилъ меня. Мы съ нимъ и сидѣли до утра, перекидываясь въ дурачки.

Я не хотѣлъ слушать дальше и, такъ какъ Роза не шла со мной, я рѣшилъ оставить ее и пойти отыскать Гартвигсена.

— Не уходите! — сказала она.

Человѣкъ тоже взглянулъ на меня и, словно въ угоду ей, повторилъ: — Да, не уходите. Гартвигсенъ отъ насъ не уйдетъ; живо отыщемъ его.

Мнѣ въ ту минуту пришли въ голову двѣ мысли. Первой мыслью было: Роза называла меня ребенкомъ, и почему бы ребенку не присутствовать при разговорѣ взрослыхъ? Такъ ей опять хотѣлось унизить меня!

— Нѣтъ, къ чему же мнѣ оставаться тутъ? — сказалъ я.

— Къ тому что… нѣтъ, останьтесь здѣсь, — отвѣтила она.