Князь черного заката(мгмж-2) - Марина Дементьева

Девушка даже и не пыталась сопротивляться, покорно следуя за своими конвоирами. Да, похоже, она и не собиралась сопротивляться, зачем? Цепляться за жизнь? В ней больше нет смысла. Рваться на свободу? Ее никто там не ждет. Пытаться обелить свое опороченное имя? Но ведь она действительно убила. И не жалеет об этом. Так какой смысл глупой рыбешкой трепыхаться в опутавших ее сетях? В Телларионе ей милосердно подарят то единственное, что ей сейчас осталось - смерть.

И не ранят больше эти стрелы глаз - с отражающимися в них непониманием, злостью, презрением, жалостью. Теряется смысл фраз, остается лишь назойливый гул голосов - о чём-то твердящих, чего-то добивающихся. Она слышит, но сознание остается глухим. И нет дела ни до кого из них - тех, что бросили, предали, оставили захлебываться криком в мучительной агонии. Эстель устало закрыла глаза, когда за ее спиной с оглушительным лязгом захлопнулась ржавая решетка. Ветхие лохмотья не спасали от холода и сырости подземелья, но пленница даже не ощутила этого. В дальнем углу тесного каменного мешка темнела кучка прелой соломы, прикрытой какой-то грязной, отвратительной даже на вид мешковиной, очевидно выполняющей функцию одеяла. По осклизлым стенам сочилась влага, словно бы тюрьма сама оплакивала горькую участь своих узников. Эстель опустилась на это жалкое подобие постели, сжавшись в комок и обхватив плечи, и даже не вздрогнула, когда из соломы с пронзительным писком выскочила потревоженная ее движением тощая облезлая крыса и метнулась куда-то во мрак камеры. Эльфийка безразлично проследила взглядом за серой тушкой и зло расхохоталась. Изнеженная дворянка, дочь знатных родителей, наследница гигантского состояния и громкого титула, нареченная наследника эльфийского престола… Разве могла она подумать, что окажется в подобном положении?

'Так вот какие испытания ты уготовила мне, Хозяйка. А тебя еще называют милостивой, обращаются к тебе с горячими молитвами. А ты просто безжалостная тварь, играющая нашими судьбами, как тебе вздумается…'

Кап… кап… кап… С одуряющей монотонностью срывались с потолка звонкие капли и шлепались на пол, собираясь в небольшие лужицы. Проходящая по гулким коридорам стража сотворяла знак Хозяйки, так, на всякий случай, когда из запертой камеры доносились обрывки бессмысленных фраз, протяжные всхлипы, стоны, плач, сумасшедший смех. Эстель металась по полу, разворошив кучу соломы, в бледном лице с закрытыми глазами ни кровинки. Ей слышался жалобный плач младенца, от которого истерзанное сердце готово было остановиться. В своем бреду девушка сходила с ума от ужаса, разыскивая потерянного сына, а потом видела окровавленную морду нарлага и разорванное одеяльце. От кошмарного вопля испуганные крысы забивались в щели, а по спинам обычно равнодушной стражи бегали мерзкие мурашки. Снова и снова за Эстель захлопывались двери родного дома, а потом оказывалось, что это тюремная решетка отрезала ее от свободы, а родители превращались в отвратительных крыс. Обручальное кольцо Рейнгальда, подпрыгивая, катилось по полу. Являлся погибший на войне брат, бледный до прозрачности, но всё такой же красивый, словно не замечающий, как из раны в боку лениво сочится черная кровь. Жалел ее, а потом упрекал за то, что вышла замуж за его убийцу, и просил отомстить за него Эджаю. 'Так он ведь тоже…' - со слезами шептала Эстель и хотела спросить брата, правда ли, что небеса для эльфов и авалларов разные, и что они даже за Краем продолжают вечную битву. 'Неужели дажетаммы будем врагами…' Брат исчезал, а вместо него появлялся Эджай. Шептал какую-то успокоительную чушь, а у самого голос прерывался от тщательно скрываемой боли. Странно, но его губы были теплыми, даже горячими, как у живого, но он ведь умер! 'Возьми меня с собой, любимый! Пожалуйста'… - умоляла Эстель, вздрагивая от счастья и боли в его таких реальных, знакомых объятиях. 'Прости, родная. Но еще не пришло время. Не сдавайся'.

- Как это могло произойти?! - Магистр был в гневе. Мэтр Кейлус прекрасно понимал, что повелитель Теллариона имеет веские основания для плохого настроения, вот если бы только все громы и молнии не обрушивались непосредственно на его, мэтра Кейлуса, склоненную голову. Прекрасные витражные стекла выбило из рам, на пару секунд в белесом зимнем небе заискрилась самоцветная радуга и тут же осыпалась колким дождем. Советник Магистра тоскливо представил собственный истыканный кровавыми осколками труп и еще глубже втянул голову в плечи, становясь похожим на испуганную черепаху. Магистр же ассоциировался у несчастного колдуна с хищным коршуном, только и думающим о том, как бы половчее выскрести черепаху из ее панциря. Вообще в последнее время Верховный маг всё чаще и чаще впадал в неконтролируемую ярость, оглашал бессмысленные повеления, за пустяковый проступок был готов назначить несоразмеримо суровое наказание. Кейлус, сколько себя помнил, не мог назвать своего повелителя нормальным и адекватным, но чем дальше, тем глубже Магистр погружался в пучину безумия. Естественно, что самоубийц, горящих желанием высказать свои подозрения (которые, конечно же, имели место быть) по сей день не находилось. Вот и Кейлус сейчас постарался загнать крамольные мысли в самый дальний закуток сознания. Ему и без того мало не покажется. 'И всё ж таки, - со смешанным чувством думал (не мог не думать Кейлус, внешне изображая из себя пример почтения и раскаяния), - каким бы безумцем ни был Магистр, он остается Магистром, и самые нелепые его приказания послушно исполняются, пока жива Клятва. А бросить вызов Магистру некому'. Кейлус, конечно же, слышал обрывки передающихся тайком, от одного к другому, неясных пророчеств о следующем Магистре, но пророчества эти были (как, впрочем, и положено быть хорошим пророчествам) такими бредовыми, что советник даже и не надеялся их разгадать да и вовсе старался не принимать в расчет. Кейлус и не мог похвастаться острым умом, недостаток которого отлично компенсировался деловой хваткой, проистекающей из его непомерной жадности, столь несвойственной ведьмакам, пробивной наглостью, обостренным чувством самосохранения (также избыточным качеством для боевого мага) и абсолютным отсутствием всяких моральных принципов. Именно 'успешное' сочетание в себе этих сомнительных достоинств и позволяло мэтру Кейлусу, серой посредственности по части магии и полному профану в боевых искусствах, вот уже более четверти века состоять в ближайшем окружении повелителя Белого города. Почетно, прибыльно, но… Прискорбно - как и всё прекрасное, имеет свои недостатки. А вот и они, недостатки. Почтенный мэтр плашмя шлепнулся на ничем не застеленный пол, отбив себе всё, что только можно и запутавшись в собственной щегольской мантии. Живо всплыли в памяти столь ненавистные уроки физической подготовки. Посланный Магистром монументальный стул впечатался в дальнюю стену, разом лишившись трех ножек. Кейлус нервно сглотнул, представив, что сталось бы с его, пусть рыхлым и непропорционально сложенным, но всё-таки нежно любимым, потому как единственным, телом, случись у него встреча с импровизированным снарядом. От просвистевшей в воздухе соусницы беспомощно барахтающийся в складках мантии, как младенец в пеленках, колдун увернуться уже не успел. Впрочем, мэтр Кейлус мог облегченно перевести дыхание и поздравить себя с тем, что он еще на удивление легко отделался. По крайней мере, на сей раз ему не пришлось неделю носить козлиное обличие или двое суток извергать из себя личинок и дождевых червей. При последнем воспоминании мэтр передернулся и смертельно побледнел под стекающим по лицу грибным соусом. Спасибо, что холодным. Магистр же вовсю хохотал с высокого трона, глядя на нелепо раскорячившегося посреди груды осколков советника, со слипшимися от соуса волосами и начинающей наливаться шишкой на лбу. Кейлус растянул непослушные губы в подобострастной улыбочке и угодливо захихикал, всем своим видом показывая, что несказанно рад и впредь по мере сил и способностей доставлять веселье своему повелителю. Соус мерзко стекал за шиворот.