Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Евгений Вишневский

Завтра рано утром на выселки уйдет Эдик. С ним пошлют туда новый примус, хорошую винтовку (та, что осталась там, частенько дает осечки), папирос для Люси (она забыла взять с собой на выселки курево и теперь страшно мучается — в нашем отряде четверо мужчин и трое женщин; ни один мужчина не курит, из трех женщин курят две, Наталья Ивановна и Люся), а также строгий наказ быстрее свернуть там все работы и вернуться в основной лагерь (и уж непременно к сеансу радиосвязи, который состоится послезавтра).

26 июля

Встал я рано и напек нашим робинзонам (тем, что на выселках) свежих лепешек.

Лев Васильевич и Наталья Ивановна целый день разбирали образцы и, яростно споря, обсуждали свои геологические проблемы, совершенно непонятные нам с Наташей. Поэтому мы держались от наших начальников подальше и целый день занимались хозяйственными заботами, которых в лагере всегда выше крыши.

Очень скучный и неинтересный был день, даже и написать про него нечего.

27 июля

С утра мы отправились с Львом Васильевичем на реку ловить рыбу и охотиться. В лагере остались хозяйничать две Натальи.

Идем по перевалу. Тепло, солнечно, тихо. Вокруг нас вьются мохнатые комары. Мы ведем легкую, непринужденную беседу (я уже неоднократно говорил, что трепаться с Львом Васильевичем — одно удовольствие). Когда мы стали спускаться на равнинную тундру к кочковатому ложу Хутуду-Ямы, я вдруг увидел километрах в трех от нас (на юго-восток) большой грязно-белый предмет очень странной формы.

— Что это? — спросил я, указывая пальцем на загадочный предмет. — Неужели олень? Какой огромный и странный...

Я отчетливо видел, что на оленя этот предмет вовсе не похож, но не мог придумать ему никакого другого толкования.

— Где? — спросил Лев. Я показал.

— Да нет, — покачал он головой. — Слишком велик для оленя. Да и для медведя тоже. Снежник, наверное.

— Да? Фигура какая-то уж очень нелепая. И цвет грязный. Не видал я в тундре такого снега.

Лев Васильевич пожал плечами, и мы пошли дальше. Метров через двести Лев остановился, долго смотрел на странный предмет и, почесав голову, в раздумье сказал:

— Были бы у этой штуковины крылья, ни минуты бы я не сомневался, что это разбившийся самолет. Смотри, вон укороченный фюзеляж, вон остов хвостового стабилизатора. Но крыльев же нету. Куда они могли подеваться, крылья-то?

— А мне кажется, что это просто очень большая палатка. Пусть даже и странной формы.

— Ну, может, и не палатка, а санный балок. Но почему же тогда мы его прежде здесь не видели? Ведь десятки раз тут ходили. Я в бинокль все внимательно тут рассматривал, когда оленя искал...

— А может, раньше мы его на фоне снежника не видели, а теперь снежник стаял.

— Да чего гадать-то, — засмеялся Лев Васильевич, — пойдем да посмотрим.

Мы свернули с нашей привычной тропы и напрямик по болоту и кочкам направились к странному предмету. Не успели мы пройти и пятидесяти метров, как явственно услышали гул мотора.

— Женя! Вертолет! — в волнении закричал Лев, указывая пальцем на черный предмет, напоминающий большого жука, который плыл в небе над вершиной Тулай-Киряки, едва не задевая ее брюхом. Причем панцырь «жука» сверкал и переливался красками цветов побежалости.

Мы бросились вперед, проваливаясь по колено, падая, вновь поднимаясь и вновь падая. (Зачем мы бежали? Хотели догнать неизвестных пришельцев? Но как и для чего? Впрочем, тогда мы не думали об этом.) Тем временем «жук» вдруг исчез из поля зрения, и сколько мы ни ожидали его, сколько ни вертели головами, так более и не появился.

И вот мы стоим возле него, возле этого загадочного предмета. Это большая каркасная палатка, вернее, даже балок с трубой, выгоревшим до белизны флагом и лозунгом «Все на выборы!», прибитым поперек широкой стенки. С другой стороны, на торце балка, в три ряда висят и вялятся в тени крупные жирные гольцы, закрывающие герб РСФСР, нарисованный над небольшим окошком с двойными стеклами. Палатка (или балок) покоится на легких и очень прочных санях, сваренных из дюралевых труб. Сани довольно высоки и по ширине точно совпадают с колеей вездехода «ГАЗ-47». Рядом с палаткой, прямо на кочках тундры, стоит здоровенный фанерный ящик, обшитый изнутри брезентом. Ящик набит солеными гольцами, плавающими в рассоле. Возле ящика валяется поношенный ватник, возле ватника аккуратно стоят стоптанные кожаные шлепанцы. Сани с палаткой таскает по тундре вездеход, след которого уходит за горизонт (след двухдневной приблизительно давности), а совершенно свежий след, который на глазах у нас наполняется водой, ведет вглубь Тулай-Киряки. Вот все и разъяснилось: никакой это был не летательный аппарат, а самый обыкновенный вездеход, который шел по гребню холма.

В тамбуре палатки (а это все-таки палатка, натянутая на сварной каркас и обтянутая изнутри портяночным сукном для тепла) лежит несколько мешков угля, висит рукомойник, под ним стоит мятый алюминиевый таз. Возле рукомойника, на стене, — юмористический рисунок и два плаката: «Помыл руки сам — помоги товарищу!» и «Дело охотника — ощипать утку, наше общее дело — съесть ее!».

Посреди палатки стоит ножками на противне аккуратная железная печечка, возле стен лежат пять резиновых надувных матрацев, на них — по спальному мешку. Над изголовьями постелей висят на стенках картинки: портрет Ф. М. Достоевского (обложка журнала «Огонек»), портрет Аристотеля и две репродукции с картин Рафаэля. На столике, что стоит возле печки, тикает недавно заведенный будильник. Возле будильника — большая закопченная сковорода с неостывшими остатками завтрака (обеда или ужина): сушеная картошка с томатным соусом и жареный голец. Сухая изгрызенная корка и обглоданная галета свидетельствуют о том, что свежего хлеба у хозяев палатки нет. Нигде не видно также и никаких признаков свежего (вяленого или соленого) мяса. Главным продуктом питания тут, похоже, является рыба (прежде всего голец). На различных ящиках стоит везде один и тот же адрес отправителя — г. Иркутск, Управление картографии и геодезии. Итак, наши неожиданные соседи — иркутские геодезисты.

Оставили им записку такого содержания: «Соседи! Мы стоим километрах в пяти-шести от вас в излучине большого ручья (чертеж см. на обороте записки). Ждем в гости. Взяли несколько гольчиков. В обмен можем предложить сигов, хариусов и свежего лука». Прикрепили ее перочинным ножом (заимствованным у хозяев) к дверям палатки (балка). Я предлагал написать еще и про свежий хлеб и картошку, но Лев Васильевич резонно возразил:

— Зачем уж сразу все-то писать? Сделаем им приятные сюрпризы.