ВПЗР: Великие писатели земли русской (февраль 2008) - журнал Русская жизнь

Евгения Долгинова

Теснота

Кошмар на Рабочей улице

I.

Похоронив младшего сына, фельдшер Юлия вернулась на работу в районную больницу. За спиной шепотки, перемигивания, фырканья. «С какими глазами она придет?» - ядовито сказала одна, у которой, между прочим, муж насмерть сбил женщину, осиротил троих детей. «И это она говорит про меня, представляете?» - Юлия медленно ходит, часто и беззвучно плачет, все в тумане, но надо жить, работать, поднимать старшего сына. У нее миловидное, опухшее от слез лицо, кое-как заколотые волосы и пирсинг в две бусины у края брови. Только этот пирсинг и напоминает, что она совсем еще молодая женщина, тридцать лет. В городе тоже бог знает что несут про «сама виновата»: то сидела в баре, то пила с убийцами самогон, а районная газета написала: «Беспечная мать оставила ребенка…», тра-та-та, - что они говорят, зачем, они же ничего не знают, и откуда это массовое злорадство? И почему они думают, что сами защищены от несчастья? Вот сейчас в реанимации семья из соседнего райцентра, - родителей спасли подушки безопасности, а с детьми совсем плохо, они дышат через аппараты, но говорят - «надежды нет», и она думает - никогда не знаешь, откуда ударит, обеспеченная семья, хорошая иномарка, все вместе, все любили друг друга, а надежды нет, - как же так, Господи?

Во дворе тьма египетская и бугристый лед под водой, в подъезде невыносимо, до ацетона, воняет кошками.

Сын в могиле, муж в тюрьме.

И никто не помолится.

II.

В полгода Кирилл весил десять кило, развивался с опережением. Красивый, веселый, ухоженный, - он улыбается с Юлиного мобильника. Шесть месяцев и десять дней ему было, в комнате и сейчас стоит нарядная коляска, - до сорока дней нельзя выносить. Юля не очень рассказывает, зачем ей все-таки понадобилось отлучиться в ту ночь на сорок минут, - но это не так важно, мало ли зачем, у кого не случалось таких ситуаций. Были гости, старший ночевал у бабушки, Кирилл мирно спал, между Юлей и каким-то ее знакомым произошел острый телефонный разговор - и возникла немедленная надобность сказать кому-то два слова в лицо. Гости засобирались, Юля вызвала такси, а Кирилла отнесла соседям - Кате, гражданской супруге соседа Миши Кошкина (имена подозреваемых изменены по просьбе следствия).

Друзьями они не были, вместе не выпивали, но находились в отношениях, что называется, добрососедских - займи десятку, сигаретки не будет ли, как твой малыш, дай посмотреть, ой какой хорошенький. Тихий алкаш Миша, 38 лет, и его гражданская супруга Катя, 33 лет, куда менее тихая, способная и на дебош, и на скандал, но в целом не злая. До того Юля никогда не обращалась к ним за помощью - это было впервые, экстренный случай, почему бы и не.

Катя была трезвая, доброжелательная, пила чай. Конечно-конечно, сказала Катя, без проблем, иди сюда, маленький. Юля снарядила Кирилла памперсами, бутылочкой со смесью, кашей, пустышкой, игрушками - о, у этого младенца было хорошее приданое! - и умчалась. Быстро, не отпуская машину, сказала пару слов обидчику - и вернулась, как и обещала, через сорок минут.

Но Катя не открыла ей дверь.

III.

Снижая голос - ведь ребеночек спит, - она объяснила: Мишка, придурок, ушел к матери и закрыл ее на ключ. Все в порядке, не шуми, разбудишь маленького. Юля не спала, дергалась, приходила еще несколько раз, и каждый раз слышала: не пришел еще, Кирюша спит, не шуми.

C пяти утра отвечать перестали. Молчание.

Она не выдержала, стала ломиться в дверь, на удивление легко разбила ее - посыпалась дверная рама, и увидела Мишу и Катю, спокойно спящих на диване, укрытых одним одеялом. Мальчика не было. «Кирюшу, - бесстрастно сказала проснувшаяся и ничуть не смутившаяся Катя, - забрала моя мама. Он очень уж кричал». Это было уже против любой логики - какого черта твоя мама, когда вот я, здесь, зачем вдруг твоя мама? - но Юля сломя голову побежала к этой маме, разбудила ее, та долго протирала глаза, не понимая, чего от нее хотят. Где мой ребенок, на весь город, на весь мир кричала Юля, где мой сын, отдайте моего сына. Вернулась - Кати в квартире уже не было, а Миша по-прежнему спал праведным, бестревожным алкогольным сном. Вызвали милицию. Двор быстро заполнили машины, приехала следственная группа из прокуратуры и кинологи.

Юля надеялась до последнего. И когда увидела на пороге соседской квартиры соску Кирилла («а без пустышки он никуда»), и любимую его игрушку - бабочку, - еще надеялась. И даже когда следователь, отводя глаза, сказал, что в квартире Кошкина обнаружены следы замытой крови, - все равно надеялась. Это их кровь, твердила она себе, порезались, подрались, замыли. Но собака быстро взяла след, повела сложным кружным путем и привела к гаражному кооперативу, - под одним из гаражей торчал краешек матерчатой сумки.

В ней и был Кирилл.

Вернее, то, что от него оставалось.

Голова отдельно, туловище отдельно.

И двадцать одно ножевое ранение.

IV.

Катю взяли на окраине, на квартире у предыдущего ее бой-френда. Она возвращалась с «полторашкой» самогона, была хорошо навеселе и очень удивилась, увидев оперативников.

Ее поведение потом назовут неадекватным: твердо, спокойно и убежденно она повторяла, что отдала Кирилла своей маме. Ничего не знаю. У мамы спрашивайте. Я ни при чем.

Михаил в тот же день признался в убийстве мальчика, Катя дала признательные показания на следующий день.

Кирилл был убит, по всему судя, в те самые сорок минут Юлиного отсутствия, почти сразу. В кричащем мальчике, сказал Миша, ему померещился дьявол. Мальчик капризничал, плакал, строил гримасы - а в этом доме никогда не было детского крика, - и Мише показалось, что это дьявол смеется, кривляется, усмехается ему в лицо. Катя пошла на кухню налить воду в бутылочку, - вернулась и увидела Мишу, наносящего младенцу ножевые удары. Почему не ей, почему ему?

Шел четвертый день Мишиного нон-стоп запоя - самое время для явления чертей. Белая горячка, «белка», делириум тременс - она?

- Обыватель ведь как думает? - говорит Сивак Енокян, руководитель следственного отдела СУ Фроловской межрайонной прокуратуры. - Если отрезали голову - значит, кровавый ритуал, смыслы какие-то ищут. А на самом деле все проще: он сначала убил, потом стал расчленять труп.

Енокян с гордостью говорит об этом деле. Сработали блестяще! В самом деле - в 9.45 в прокуратуру поступило сообщение из милиции, а в 12 уже нашли тело. Начинался большой снегопад, и если бы промедлили - собака потеряла бы след, а тело нашли бы только к весне, пришлось бы идентифицировать по ДНК, а характер ножевых ранений - по повреждениям костей, а при отсутствии признательных показаний очень трудно было бы что-то доказать. А тут предъявили - и сразу все пошло, обвиняемые в СИЗО и дают показания.

Кошкин, как выяснило следствие, расчленял Кирилла двумя кухонными ножами. Тонким резал кожу и сухожилия, широким пилил кость. Работу не закончил: вероятно, утомился, - и рухнул спать. Квартира была в крови, Катя замывала ее, как умела, но замыла плохо, брызги остались на табуретке, да и на полу, если приглядеться, были следы. В то время как Юля бесконечно пересекала коридор, отчаянно вопрошая о сыне, останки Кирилла еще лежали в тазике, в ванной. Катя вынесла его, по всей видимости, после того как ей удалось направить Юлю к своей матери. Были они в этот момент вдвоем, или она была одна - следствие еще не выяснило. Кирилла хотели спрятать (или все-таки похоронить?) в овраге, но по дороге ее (или их) кто-то спугнул, и сумка оказалась где поближе - под гаражом, не очень тщательно спрятанная. Ее можно было бы задвинуть ногой - не задвинули. Спешили очень. Ну и похмелье мучило, с раннего-то утреца.

V.

Станция Арчеда упоминается в солженицынском «Случае на станции Кречетовка»: «Арчеда? Вот уж никогда не слышал. Где это? - Это, считайте, уже под Сталинградом». Двести километров - не совсем «под»; по здешней традиции город и станция называются разными именами. Бывший хутор Фролово, ударение на первый слог, с 1871 года прирастал железной дорогой, станцией Грязе-Царицынской железной дороги, потом - сталелитейным заводом, газовым и нефтяными месторождениями. Здесь родилась Зинаида Ермольева, изобретатель советского пенициллина, прообраз героини каверинской «Открытой книги», а сейчас на въезде в город стоит золотая баба с крыльями и смотрит в землю; я подумала, что это местная вариация Родины-матери, но она оказалось Добрым ангелом Мира - центром специально отстроенного архитектурно-паркового комплекса, посвященного российским меценатам. (Жители улицы Рабочей, где живет Юлия Сонина, вряд ли знают слова «меценат» и «филантроп» - и не по общему невежеству, а по причине незнакомства с собственно явлениями: если кто-то и становится объектом благотворительности, то явно не они. Когда погиб Кирилл, власти не дернулись, деньги на похороны собирали по окрестным домам, собес, впрочем, проявил внимание - потребовал от Юлии явиться со справками, чтобы снять с нее детское пособие.)