Маленькие птичьи сердца - Виктория Ллойд-Барлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всем их прекрасным вещам предстояло лежать на складе до тех пор, пока они не уедут из «маленького дома», как они его называли. Хотя дом Тома вместе с пристройкой Артура был больше моего, а мой дом никогда не казался мне маленьким, даже когда нас было четверо. Моя мать наверняка захотела бы иметь такую супницу; огромная, нарядная, она вызывала в воображении картины роскошных обеденных залов, где расхаживали безразличные гости, столь привыкшие видеть вокруг красоту, что даже не замечали такой удивительный предмет среди другой посуды. Я же увидела супницу и сразу возжелала ее, как возжелала бы моя мать, и это выдавало во мне человека совсем иного круга. Мама поставила бы эту супницу в застекленный шкафчик, который запирался на ключ, и настрого запретила бы нам с Долорес ее трогать. Будь это наша супница, она стала бы самым красивым предметом в нашем доме и взирала бы на нас свысока из стеклянного шкафчика, а мы поклонялись бы ей, как божку. Моя сестра слишком небрежно обращалась с вещами; я же, напротив, обращалась с ними слишком бережно, но все равно в нашем доме посуду чаще била я, а не Долорес.
Наконец, когда уже почти пробило семь, на пороге столовой появился Ролло и встал у стеклянных дверей. Он совсем не напоминал человека, который только что ехал на автомобиле много часов; он был бодр и выглядел безупречно, а темный костюм сидел на нем идеально. Он с явным удовольствием смотрел, как мы отдыхаем в его саду и ждем, пока он подаст нам ужин, словно мы были его любимыми детьми, а не женой и двумя новыми соседками. Вита сказала, что перед отъездом из Лондона он зашел в отдел деликатесов «Хэрродз» и прикупил что-то специально для ужина. Поэтому мы знали, что он привез с собой коробки со всякими вкусностями, чтобы нас побаловать.
Увидев Ролло, Вита с наслаждением потянулась на одеяле и воскликнула:
– Папочка! Что у нас на ужин?
Я не смогла ей подыграть, хотя это обращение было весьма похоже на правду. Мы с Долли и впрямь вели себя как дети – растянулись на лужайке на животе, хихикали, ели чипсы и с нетерпением ждали прихода отца семейства, чего не случалось, даже когда мы с ней обе были маленькими. Я покраснела, но в глубине души мне был приятен наш новый распорядок, забота этого доброго человека и то, как он включил нас в свой круг. Даже Долли, чья мимика никогда не отличалась особой эмоциональностью, явно обрадовалась, когда он приехал, улыбнулся, тепло поприветствовал нас и пообещал угостить вкусным ужином, который купил специально для нас. Эдит считала мастерство приема гостей неотъемлемой частью жизни по этикету; ужины у Виты и Ролло фактически являлись пошаговой демонстрацией правил из ее книги.
– Сейчас увидите, что я принес, – весело объявил Ролло и с улыбкой поправил очки на переносице указательным пальцем.
Его глаза сияли. На миг он перестал быть утонченным джентльменом и превратился в обычного мальчишку, которому не терпелось показать нам что-то важное. Он допил свой напиток и пошел на кухню разогревать еду в духовке и раскладывать охлажденные ломтики деликатесов на больших белых тарелках с тонкой серебряной каемочкой. Мы знали, что, как и на прошлой неделе, он сделает из закусок маленькие башенки и нарисует вокруг них завитки из ярких соусов, больше похожих на косметику, чем на что-то съедобное. Мы похвалим его подачу в стиле лучших шеф-поваров и втихую обменяемся многозначительными взглядами, как гордые родители, молча радующиеся успехам довольного ребенка.
Наконец Ролло позвал нас к столу и начал увлеченно перечислять заготовленные блюда, а мы внимательно слушали его рассказ о каждом из них. Он придерживал спинки наших стульев, пока мы рассаживались, и взволнованно стоял, пока мы выбирали закуски и накладывали их себе на тарелки. Там были тончайшие ломтики копченого лосося на теплых блинчиках; холодный ростбиф и различные салаты, тоже красиво сервированные, все из отдела деликатесов «Хэрродз». Вита ерзала на стуле, пока он рассказывал о каждом блюде; она явно думала о чем-то другом.
Стоило ему замолчать, как она заговорила. Ее тон был капризным; ясно было, что ее терпение на пределе.
– А про десерт ты не забыл, Ролс? Я хотела клубнику.
– Будет тебе клубника, Ви, – рассмеялся он. – Я купил ее столько, что тебе одной ни за что не управиться. Крупную. И профитроли, – в ответ Вита лучезарно улыбнулась, осушила свой бокал и тут же наполнила одним ловким движением. Ролло взглянул на нас с Долли. – Квини только одно интересует – десерт. Она даже не любит рестораны.
– Я люблю рестораны, Ролс. Просто необязательно ходить во все новые рестораны в городе в день открытия. Ведь они все одинаковые. Та же еда, те же лица, бла, бла, бла, – с каждым «бла» она вертела головой. – Тебе это нравится, а мне нет. И не всегда хочется есть высокую кухню.
Она произнесла «ку-у-у-ухню» и закатила глаза. Такое же выражение было у Долли, когда они с дедом обсуждали подарок на ее семилетие. Нет, дедушка, как ты не понимаешь, я люблю черных пони! Мне не нужен белый.
– Знаю, королева Ви, и тоже предпочитаю еду попроще, когда мы ужинаем вдвоем, – он опустил голову и выложил на тарелку немного горчицы маленькой серебряной ложечкой, а когда снова заговорил, его взгляд обратился к нам, но голова осталась склоненной, отчего создавалось ощущение, что он стесняется или скромничает. – Жена говорит, что мне нравится детская еда. Если бы она готовила, я был бы очень рад любому домашнему блюду, – Ролло подчеркнул слово «очень», в его устах прозвучавшее как «ощень».
Я и за Витой раньше замечала такую особенность произношения и точно не знала, то ли так говорит привилегированный класс, то ли это настоящий дефект речи, который был у них обоих. Сильнее всего слышалась эта особенность в словах «ощень» и «слущайно», и мне бы, конечно, хотелось, чтобы она была еще более явной. Вита и Ролло напоминали мне родителей Короля; богатство делало их самоуверенными, и не было ничего главнее происходивших с ними вещей. Поэтому их речь
