Черная вдова, или Ученица Аль Капоне - Марина Крамер

– Дура ты, – вздохнул Мастиф, не усомнившийся в ее словах ни на секунду – слишком хорошо он успел узнать эту женщину за то время, что она провела рядом с ним. – Тебя порвут, когда выяснится все. Даже Малыш не спасет.

– Ох, не ценил ты мой ум никогда, а зря. Никто ничего не докажет, это неосуществимо. А если в образе народного мстителя ты видишь Корейца, то забудь – его я тоже грохну. Прощай, босс! – Марина легонько поцеловала его в морщинистую щеку.

Мастиф смотрел на нее широко открытыми глазами, и вдруг его пронзила одна мысль – он вспомнил, как сказал зарвавшемуся коммерсанту Рифату перед тем, как отправить его на тот свет: «Не родилась еще та баба…» Выходит, родилась. Вот она, эта баба, – всех подмяла, а теперь и его, Мастифа, списала со счетов…

Но было еще кое-что, чем старый лис мог уязвить перед смертью способную ученицу… Облизав пересохшие губы, он заговорил, глядя в уверенное лицо сидящей рядом с ним женщины:

– А ты не хочешь узнать, кто же все-таки отправил на тот свет твоего Волошина?

Марина удивленно вздернула брови:

– Насколько я знаю, он погиб в случайной перестрелке. Мне Олег сказал…

– Да, сказал, – усмехнулся Мастиф. – И ты поверила? Ты, такая умная, попалась на фуфло. Да, твой Волошин погиб в случайной пьяной драке. Но кто заказал эту драку, как ты думаешь?

У Марины все похолодело внутри. Она быстро взяла себя в руки и дрожащим от ненависти голосом проговорила:

– Одно жаль – я не могу убить тебя дважды! Не могу сделать что-то похуже того, что уже сделала, – иначе позаботилась бы, чтобы ты хорошенько помучился…

– Ну, хоть в чем-то я тебя переиграл, – перебил Мастиф, закрывая глаза.

…Через пятнадцать минут его не стало. Выждав для верности еще полчаса, Коваль подняла крик на весь дом, перепугав всех. Началась суета, беготня, Марина изображала убитую горем, рыдала абсолютно натурально, ее успокаивали. Только Кореец, напряженно следя за убивающейся красоткой узкими щелками глаз, кажется, заподозрил легкую фальшь. Улучив момент, он подкрался и злобно прошипел:

– Я знаю, сучка, что это твоих рук дело. Я к Строгачу пойду, и, когда он отдаст тебя мне, ты позавидуешь своему Черепу!

– Уберите от меня этого урода! – завизжала Коваль во весь голос, но Кореец уже испарился. И напрасно розановские пацаны рыли землю, пытаясь его найти – уж что-что, а дураком Кореец не был.

У себя дома, выпив полбутылки текилы прямо из горла, чтобы не возиться долго со стаканами, Коваль уснула сном праведницы. Даже кошмары не мучили. Зато утром было похмелье…

Рэмбо обзвонил за ночь всех, кого следовало, отменяя открытие и назначая дату похорон. Телефон стал разрываться от звонков с соболезнованиями, но Марине они были нужны примерно так же, как кошке очки, и она велела отвечать, что страшное горе не дает ей возможности вести беседы. Только на один звонок ответила.

– Да, любимый мой! – сказала она бодрым голосом.

– Как ты, моя девочка? Сильно переживаешь? – озабоченно спросил Егор.

– Ты издеваешься? Это лучший день в моей гребаной жизни! – захохотала Коваль, шокировав этим ответом собеседника.

– Ты что? – не поверил в услышанное Малыш.

– А что? Все идет так, как мне и нужно.

– Ненормальная! – заорал догадавшийся, о чем речь, Малыш. – Что ты наделала?!

– Малышев, не разочаровывай меня! – жестко произнесла она. – Что за тон? Лучше приезжай-ка сюда и лично вырази соболезнования. Мне это нужно сейчас, как никогда.

– Через час, – вздохнул он, кладя трубку.

…Расстегивая его пиджак, Марина заметила, что Егор странно смотрит, словно что-то ищет в ее лице и не найдет никак.

– Печать дьявола пытаешься рассмотреть?

– Думаю, где, когда и как ты научилась этому, детка? Ведь по размаху и жестокости в городе у тебя нет конкурентов.

– Я клянусь тебе, что все закончилось. Я сделала то, чего не могла не сделать, то, что пообещала себе. Отомстила. Теперь все. Осталось только одно… – она заглянула ему в глаза. – Я должна рассказать тебе о себе все, чтобы никто не сделал этого за меня. И если потом ты не передумаешь, через сорок дней мы поженимся.

– Что за странный срок? – удивился он.

– Хочу прилично выглядеть в глазах братвы! – засмеялась Коваль, уткнувшись лицом в его грудь.

– Стерва! – целуя ее и поднимая на руки, сказал Малыш.

В спальне он блаженно вытянулся на постели, закинув руки за голову. Марина встала у окна, разглядывая двор, по которому Рэмбо гонял охрану, заставляя снова и снова садиться в машины и выскакивать из них.

– Видишь ли, Егор, – начала она, по-прежнему не глядя на него. – Дело в том, что когда-то давно у меня была совершенно иная жизнь, не имеющая ничего общего с нынешней. Я попала во все это дерьмо случайно, по глупости или просто потому, что не захотела сопротивляться. У меня в жизни ничего никогда не было, я всегда пробивалась сама – в школе, в институте, на работе. Отца я не видела в принципе, мать пила и гуляла, ей дочь была не нужна. Кроме яркой внешности, ничего от родителей мне не досталось. Ходила много лет в одних джинсах, затертых так, что они светились от ветхости, да в самопальных кофточках. Это и был мой обширный гардероб. Работала санитаркой со школы, с восьмого класса. Потом заведующий помог поступить в институт, и я училась из последних сил, напрягалась, как могла, лишь бы не выгнали. Единственным моим желанием в то время было – выспаться, просто лечь в постель и спать, спать, спать. Мужики ко мне всегда клеились, от больных и врачей до сокурсников и преподавателей, но я просто не замечала, не до того было – работала и училась, валясь с ног от усталости. Часто мне делали предложения известного свойства, и ничего не стоило бы изменить жизнь одним только согласием. Но я уже тогда понимала, что так нельзя, что эта дорога не вверх, а вниз, причем скоростным лифтом, поэтому отказывалась. После института меня взяли врачом в мое же отделение. Не буду скрывать, пришлось все же подарить свое тело несколько раз нужным людям, но на этом все и прекратилось, а карьера взмыла, как «Союз» – «Аполлон». Еще в интернатуре я имела несчастье познакомиться с Мастифом, и он разглядел во мне то, чего не видели остальные: я хотела свободы, понимаешь? И он стал приручать меня, подкидывать работенку по мелочи, хорошо ее оплачивая. Я смогла наконец жить так, как хотела. Потом провернула одну операцию со своим заведующим отделением, и он, уходя на пенсию, протолкнул меня на свое место. Это, в принципе, был потолок – я не настолько блестящий врач, чтобы лезть выше. И в то время в моей жизни появился один человек… даже не человек, а мерзкая тварь… – Марина вздрогнула от воспоминаний, Малыш похлопал по кровати рядом с собой, но она отказалась: – Я не смогу говорить, если ты будешь меня касаться, это нелегко… Так вот, он владел мной целиком и полностью, я три года жила как под гипнозом, подчиняясь его диким причудам. С ним я узнала, что такое болезненное, извращенное желание одного человека обладать другим. И что такое слепое, гипнотическое подчинение чужой воле, когда ты – уже не ты, а тупое, безвольное существо, безропотно отдающее себя в чьи-то руки. Он оказался настоящим садистом, и я рядом с ним превращалась в извращенку, в безответную жертву. Это позже я смогла позволить себе избавиться от шрамов и рубцов на теле, а тогда… К счастью, ты не видел, во что он меня превратил. И мне даже некому было пожаловаться, просто рассказать о том, что происходит. Мать к тому времени сгорела от водки, подруг никогда не было, а на работе я всегда считалась благополучной и непогрешимой стервой. Совершенно случайно судьба свела меня со спецназовцем Федором – и это было самое светлое в той жизни: он все время находился рядом, даже когда этот извращенец едва не зарезал меня из ревности. Егор, это был первый человек, которому была нужна я, а не мое шикарное тело, да и оно к тому моменту уже перестало выглядеть так уж шикарно. Представляешь, он попытался даже Мастифа от меня отцепить. Никогда не была я так счастлива, как в то время. Но, видимо, быть счастливой – это не мое. Федор погиб, умер у меня на руках в моем же отделении. Я чуть с ума не сошла… Тогда еще я не знала, что это Мастиф «позаботился» о том, чтобы отправить его на тот свет. А потому приняла помощь старого урода. Мастиф же сделал все, чтобы вернуть меня к жизни. Я была ему нужна, и сдаваться он не собирался. И допустил главную ошибку, о которой потом сильно пожалел. Он приставил ко мне Черепа, ты наверняка слышал о нем, – Малыш кивнул в ответ. – И я не выдержала, отдалась ему через два месяца после смерти Федора. Как презирал меня за это Мастиф! «Леди не спит с охранником!» – передразнила Коваль мертвого старого лиса. – Да не был он охранником, он стал моим учителем – всем, чего я достигла сейчас, я обязана Олегу. Это он объяснил мне многие вещи. Если бы не Олег, еще неизвестно, что стало бы со мной. Возможно, была бы просто дорогой путаной, которую подкладывали бы под нужных людей, или в качестве кредитной карты использовали, как с тобой получилось. Но Череп не хотел, чтобы со мной это произошло. Он начал потихоньку учить меня, как и что делать, свел очень близко с Розаном, и вместе мы продумали план, как избавиться от старого черта, только мешавшего уже и мне, и Сереге. Именно Олег подталкивал меня к тому, чтобы я начала вникать в суть всех афер Мастифа, чтобы знала номера всех его счетов в заграничных и наших банках, чтобы разобралась, как устроена группировка изнутри, кто над кем стоит, кто кому подчиняется… Словом, всем, что я сейчас имею, я обязана ему. С Олегом я отдохнула душой и телом, с ним мне было спокойно. Он прекрасно знал, что я не люблю его и не полюблю никогда, но и не требовал от меня этого, просто был рядом, оберегал, учил. И это раздражало Мастифа – он не мог распоряжаться мной, пока Олег находился рядом. А потом возник этот проект и ты, Егор. Олега убрали от меня, но он не хотел сдаваться. Мы сбежали и провели вместе последнюю ночь. Мастиф не простил ему, хотя должен был не простить мне. Но я была еще нужна, а Олег – уже нет. Олега убили на моих глазах – забили битами и еще живого бросили в костер, на котором до этого жарили шашлыки. В тот момент я и поклялась, что отомщу. У меня хватило сил и мозгов, чтобы взять власть в группировке в свои руки, отстранив Мастифа от дел. И Розан помог мне, его пацаны сумели убедить всех остальных, что так будет правильно. Но Мастиф никак не хотел признавать своего поражения, стравил меня с Лодочником и попытался еще и тебя подставить. Это было лишнее – я устала терять любимых людей, а тебя я люблю и не могу позволить кому-то причинить тебе неприятности. Я разрулила с Сеней, как сумела, а потом и с Мастифом тоже. Теперь я свободна, а ты знаешь обо мне все. И если я по-прежнему нужна тебе, Малыш, то все, что ты видишь, – твое.