Городские легенды - Чарльз де Линт

Но и это не помогало. Ветер пронизывал ее насквозь с такой легкостью, как будто на ней вообще ничего не было, и чем дольше она лезла по сугробам, тем больше замерзала. Грейс-стрит и Уильямсон-стрит уже сверкали ярко-синими и янтарными огнями снегоуборочных машин, точно во время карнавала, – там борьба со стихией шла полным ходом, а здесь, в Катакомбах, белый покров будет лежать, пока не растает сам собой. Одинокие цепочки человеческих следов, оставленные бездомными и прочими отщепенцами, которые ходили по своим делам, были единственным признаком жизни в этом забытом богом месте, однако и их заметало прямо на глазах.

Да, в такую ночь только глупец или тот, у кого совсем нет выбора, отважится высунуть нос на улицу. Джилли относила себя к последним, однако Джорди, провожая ее из дома, недвусмысленно намекнул на ее принадлежность к первой категории.

– Джилли, не сходи с ума, – заявил он. – Посмотри, что на улице-то делается.

– Я должна пойти. Это важно.

– Для тебя и пингвинов, ни для кого больше.

И все же она пошла. Наступал канун зимнего солнцестояния, ровно год с тех пор, как геммины покинули город, и потому она считала, что от нее не зависит, идти или нет. Снег, метель или камни с неба, а она должна быть в Катакомбах сегодня вечером. То, что гнало ее из теплой студии в тот вечер, по словам профессора Дейпла, в старину называли долгом чести: хочешь не хочешь, а платить надо.

Поэтому она оставила Джорди в своей студии, где он сидел на раскладной кровати и развлекался новым коуплендовским свистком в окружении находящихся в разной стадии готовности картин и прочего живописного беспорядка, а сама шагнула во вьюжную ночь.

Она остановилась, только поравнявшись с переулком, который тянулся вдоль южной стены дома Кларка. Свернув в него, она повернулась к ветру спиной и под подозрительными взглядами заметенных снегом горгулий, нахохлившихся на карнизах, опустила шарф и оглядела переулок из конца в конец. Она уже видела Бейб, как та стоит, небрежно привалившись к старому «бьюику», – вон он и сейчас на том же месте, – черные лосины и видавшая виды футболка выглядывают из-под плаща, Мартинсы чернеют на свежевыпавшем снегу. Она почти слышала, как геммины хрипловатыми голосами выводят странную песню на мотив модного тогда рэпа.

Она почти…

Но нет. Ветер повернулся и бросил горсть снега ей в лицо. Только снег и ветер кругом. Зато в ее памяти…

Вечером они забирались в какую-нибудь брошенную машину – благо на улицах и в переулках Катакомб в них недостатка не было – и, укутавшись в одеяла, мешковину и старые пальто, коротали ночь в ямках, которые будто специально для их угловатых голенастых тел кто-то выгрыз в продавленных сиденьях. В то утро они натаскали щепок из окрестных домов и развели костерок прямо в капоте «бьюика», превратив его крышку в плиту, на которой готовился завтрак.

Бейб была старшей. На вид вы бы дали ей лет семнадцать, не больше, – да и то потому только, что держала она себя как-то по-особому, в остальном она ничем не отличалась от других: такой же угловатый подросток, то ли девушка, то ли парень, не поймешь. Лица, однако, у всех были вполне девичьи, а кожа смуглая, но таких темных коричневых волос и фиалковых глаз не было ни у кого, кроме Бейб. Волосы ее товарок отливали всеми оттенками рыжины, а глаза сверкали теми же синими электрическими искрами, что у Джилли.

Насколько в этом году декабрь выдался морозным, настолько же в прошлом году в это время было неестественно тепло, и все же при виде распахнутого плаща Бейб, под которым не было ничего, кроме футболки и тонких лосин, Джилли замерла на месте. «Следить за модой, конечно, хорошо, но зачем же впадать в такие крайности, они что, о пневмонии не слышали?» – подумала она, но тут Бейб подняла голову, и Джилли встретила взгляд фиалковых глаз, в котором словно отразилось ее собственное любопытство. Всякая забота о благополучии несчастных бродяжек тут же улетучилась, Джилли жалела только о том, что в кармане у нее завалялись лишь огрызок угля да блокнот: ничто, кроме большого холста и масла, не в состоянии было воздать должное поразительному зрелищу, которое являли собой Бейб и ее спутницы.

Наступила долгая пауза. Бейб наблюдала за Джилли, пряча в уголках губ улыбку. За ее спиной повариха небрежно покачивала импровизированной кухонной лопаточкой, чуть придерживая ее тонкими пальцами. Перед ней на крышке капота шкворчала яичница с беконом, наполняя воздух неповторимым ароматом. Остальные геммины сидели на переднем сиденье машины, опершись о приборную доску, узкие подбородки на сложенных руках.

Джилли стояла и молча смотрела на них. Что-то бешено вертелось у нее в голове, ей вдруг показалось, будто она шагнула в одну из собственных картин, написанных для последней выставки: серия из двенадцати громадных полотен, по одному на каждый месяц, посвященных разным мифическим существам, которые были перенесены из привычного по сказкам и легендам сельского пейзажа в сердце большого города.

Конечно, голова у нее закружилась не от самого присутствия волшебства, которое пронизывало собой весь этот миг, придавая ему обаяние тайны, обещая сделать невозможное возможным так же ощутимо, как шкворчащая яичница наполняла воздух манящим ароматом еды. Просто она не ожидала столкнуться с ним именно сейчас, да еще в Катакомбах, где отродясь не увидишь никого, кроме пьяниц да наркоты.

Попробуй-ка тут найдись что сказать.

– Какая у вас плита интересная, – выдавила она наконец.

Бейб сосредоточенно нахмурилась, но тут же просияла, радостная улыбка изогнула уголки ее губ, зажгла яркие искры смеха в потрясающих глазах.

– Интересная, да, – отозвалась она. В ее речи чувствовался акцент, который Джилли так и не смогла опознать, а голос был одновременно хриплый и высокий. – Но мы… – она снова сморщила хорошенький лобик, ища подходящее слово, – …справляемся.

Джилли сразу поняла, что английский для нее не родной. Постепенно она убедилась и в том, что девушки, хотя одеты совсем не по погоде, нисколько не страдали от холода. Конечно, в машине горел огонь и на улице было сравнительно тепло, но все-таки зима, их должно было просто трясти от холода, но Джилли, как ни всматривалась, даже гусиной кожи ни у кого не увидела.

– А вы не мерзнете? – спросила она.

– Мерзнете, это?.. – начала Бейб и снова нахмурилась, но не успела Джилли пуститься в объяснения, как та снова просияла. – Нет, у нас удобно. Мерзнуть для нас не страшно. Мы любим зиму; мы любим всякую погоду.

Джилли не выдержала и рассмеялась.

– Вы, наверное, снежные эльфы какие-нибудь, если вам холод не страшен? – сказала она.

– Не эльфы, нет, но соседи мы добрые. Хочешь позавтракать с нами?

Год и три дня спустя воспоминания о той первой встрече снова согрели Джилли, дрожавшую на студеном ветру в темном переулке. Геммины. Она всегда любила пробовать слова на вкус, а это как нельзя лучше подходило Бейб и ее приятельницам. Стоило Джилли произнести его, и она тут же вспоминала о плюшевых мишках, теплых стеганых одеялах и том особом звуке, который издает басовая струна скрипки Джорди, когда он играет зажигательный рил. А еще она вспоминала букетики свежих фиалок в капельках росы, хотя до пронзительно-фиолетового взгляда Бейб им было далеко.

Геммины вошли в жизнь Джилли как нельзя вовремя. Она только что оставила парня, с которым встречалась три месяца и который оказался женат, а потому ей особенно остро хотелось чего-нибудь хорошего и теплого. Он не собирался разводиться с женой, а Джилли меньше всего улыбалась перспектива стать чьей-нибудь любовницей – именно об этом они спорили во время последней встречи в «Гнезде мартышки». Никогда еще Джилли не была так унижена, как в тот момент, когда обнаружила, что их прощальный разговор слушал весь ресторан, но и это не заставило ее раскаяться.

Она скучала по Джеффу, скучала отчаянно, и все же обсуждать, «как нам все устроить», не соглашалась ни по телефону, ни в письмах, которыми он забрасывал ее две недели после разрыва. У нее пропало всякое желание что-либо «устраивать». И дело было даже не в том, что он оказался женат, а в том, что не сказал ей об этом с самого начала. Джилли замучила свою подругу Сью вопросом: как я могла быть с ним все это время и не понять, что он от меня что-то скрывает?

Так что в тот день она отнюдь не с легким сердцем слонялась по Катакомбам. Ее обычную жизнерадостность сменила глухая тоска, от которой неприятно подсасывало в животе, и это ощущение никак не проходило.

Пока она не наткнулась на Бейб и ее подруг.

Кстати, слово «геммины» придумали не они; они себя вообще никак не называли. О том, кто они такие, Джилли рассказал Фрэнк Ходжерс.

То давно минувшее утро, когда она завтракала с гемминами, и сейчас казалось ей… чудным. Джилли сидела на водительском кресле, свесив ноги в открытую дверь. В нескольких шагах от автомобиля, на какой-то круглой металлической штуке, сидела Бейб и смотрела на нее. Еще четверо гемминов сгрудились на заднем сиденье; пятая, привалившись спиной к закрытой дверце, устроилась позади Джилли на пассажирском месте. Яичница, сдобренная какими-то травами, которых Джилли не знала, была великолепна; чай тоже отдавал чем-то незнакомым, но приятным. Бекон подрумянился до аппетитной корочки. Вместо тостов были плюшки, разрезанные на две части и обжаренные на импровизированной решетке из металлических вешалок для платьев.