Городские легенды - Чарльз де Линт

Голос его прозвучал так задумчиво и грустно, что Джилли немедленно захотела устроить ему побег в трущобы и познакомить его с Бейб и ее подругами, хотя и знала, что это невозможно. Какие там трущобы, она даже к себе его не могла взять на выходные, ведь без специального ухода он бы и дня не протянул. Да и по лестнице на свою верхотуру она его в коляске ни за что не затащила бы.

– А откуда ты знаешь, что они – именно геммины, и что это вообще такое? – спросила она.

Фрэнк постучал по блокноту пальцем:

– Оттуда, что вид у них в точности такой, как моя ба рассказывала. Да и потом, ты же сама сказала, что глаза у них фиолетовые.

– Только у Бейб.

Фрэнк улыбнулся, явно довольный собой:

– А ты знаешь, из чего состоит фиолетовый?

– Разумеется. Из красного и синего.

– Которые означают страсть и преданность; слившись в фиолетовом, они символизируют память.

– Все равно ничего не понятно.

– Ну, вот домовые водятся в домах, а геммины – в разных других местах. Они – их духи-покровители, они собирают хорошие воспоминания и хранят добро этих мест. Только когда они уходят насовсем, там поселяются призраки и место становится дурным. Остаются только плохие воспоминания или вообще никаких, что в общем-то одно и то же.

– А почему они уходят? – спросила Джилли, вспомнив слова Бейб.

– Из-за разных пакостей. В старину их могло спугнуть убийство или битва какая-нибудь. Сейчас еще и загрязнение воздуха, земли, воды и прочее в том же духе.

– Но при чем тут…

– Они все помнят, вот при чем, – продолжал Фрэнк. – Та, которую ты называешь Бейб, самая старшая, потому глаза у нее и стали фиолетовыми.

– А что, – ухмыльнулась Джилли, – у них и волосы от этого коричневеют?

– Не хами.

Они говорили про гемминов, попеременно задаваясь вопросами: «А были ли они на самом деле?» и «Что они вообще такое?», пока Фрэнку не настала пора ужинать, а Джилли – идти по другим делам. Но она не ушла, пока он не взглянул, что она принесла ему в подарок. Слезы навернулись ему на глаза, когда он увидел картинку, на которой Джилли нарисовала его старый дом. Он сам, только моложе, сидел на крыльце, а у него за спиной, панибратски положив руку ему на плечо, стоял молоденький фавненок.

– В глаз что-то попало, – пробормотал он и потер его рукавом.

– Я хотела, чтобы ты увидел его уже сегодня, потому что я и остальным тоже принесла подарки, – объяснила Джилли, – но на Рождество я приду еще, и мы вместе придумаем что-нибудь веселое. Я бы и в Сочельник зашла, да не могу – моя смена в ресторане.

Фрэнк кивнул. Слезы ушли, но его глаза все еще влажно блестели.

– Скоро солнцестояние, – сказал он. – Через два дня.

Джилли кивнула, но ничего не ответила.

– Вот тогда они и уйдут, – продолжал Фрэнк. – Геммины. В полнолуние, как Бейб и говорила. В ночь солнцеворота, зимой и летом, так же как в вальпургиеву ночь или канун Дня всех святых, границы между нашим миром и их становятся особенно тонкими. – Он печально улыбнулся Джилли. – Эх, до чего жаль, что я их не увижу.

Но Джилли сколько ни ломала себе голову, так и не смогла придумать, как доставить Фрэнка вместе с его инвалидным креслом в трущобы. Можно попросить у Сью машину, да что от нее толку, там все улицы обломками и мусором завалены, ни пройти ни проехать. Тогда она взяла свой блокнот и решительно положила ему на колени.

– Держи, это тебе, – сказала она.

И, не обращая внимания на его протесты, покатила его в столовую.

Печальная улыбка блуждала по губам Джилли, пока та стояла на пронизывающем ветру и вспоминала. Потом подошла к «бьюику», провела рукой в перчатке по ветровому стеклу, стряхнула налипший снег. Толкнула дверцу, но она приржавела намертво. Зато заднее окно стояло открытым, так что она забралась внутрь и протиснулась на водительское сиденье, где почти не было снега.

Внутри оказалось теплее – может быть, потому, что туда не пробирался ветер. Джилли сидела и глядела сквозь ветровое стекло, пока его снова не занесло снегом. «Теперь я как в коконе, – подумала она. – В безопасности. И геммины будто еще не ушли, даже не собираются. А когда им настанет пора улетать, может, они и меня с собой возьмут…»

Дремота подкралась незаметно, веки дрогнули, налились тяжестью и наконец закрылись. Снаружи по-прежнему выл ветер, все плотнее укутывая снегом старый автомобиль; а Джилли спала внутри, и ей снилось прошлое.

На следующий после встречи с Фрэнком день она нашла гемминов на прежнем месте, у дома Кларка, где они слонялись вокруг заброшенного «бьюика». Ей хотелось расспросить их о них самих, о том, почему они уходят, и о множестве других вещей, но как-то не сложилось. Она то смеялась над их проказами как сумасшедшая, то хваталась за пастели, которые принесла с собой в тот день, спеша нарисовать как можно больше портретов. А один раз они хором затянули причудливую песню, этакую помесь народной баллады с рэпом, причем пели они ее на незнакомом языке, который звучал нежно, как флейта, и одновременно скрипел, как песок на зубах. Потом Бейб объяснила, что это один из их традиционных песенных циклов, которые геммины передают из уст в уста, поддерживая память о поколениях предков и тех краях, где они жили.

«Геммины, – подумала Джилли, – хранители памяти».

Тут у нее наступил миг просветления, и она спросила, не согласятся ли они пойти с ней навестить Фрэнка.

Бейб покачала головой, ее яркие глаза светились неподдельным огорчением.

– Слишком далеко, – сказала она.

– Слишком, слишком, слишком далеко, – подхватили остальные.

– От дома, – добавила Бейб.

– Но… – начала было Джилли и умолкла, не в силах найти подходящих слов.

Есть такие люди, рядом с которыми остальным бывает хорошо. Одного их присутствия достаточно, чтобы почувствовать себя добрым, талантливым, благородным и счастливым. Джорди часто говорил Джилли, что она и сама такая, но ей плохо верилось. Она, конечно, старалась, но у нее, как и у остальных, бывали приступы дурного настроения, ее не меньше других раздражали невежество и тупость, которые она, кстати сказать, считала главной причиной всего мирового зла.

А вот у гемминов этих недостатков не было. Более того, они явно обладали своей собственной, особенной магией. Она витала в воздухе, бросалась в глаза, била в нос, лезла в печенки всякому, кто оказывался рядом. Джилли отчаянно хотелось, чтобы и Фрэнк тоже это почувствовал, но когда она попыталась объяснить это Бейб, та, кажется, ее не поняла.

Тут она спохватилась, что час уже не ранний и пора ей отправляться на работу. Искусство, как и магия, дело, конечно, хорошее, особенно для сердца и для ума, но за квартиру ими не заплатишь, на хлеб не намажешь и даже красок с холстами на них не купишь; последняя статья расходов, кстати сказать, пробивала ощутимую брешь в тощем бюджете Джилли, так что хочешь не хочешь, а надо идти.

Словно почуяв, что ей пора уходить, геммины в полном самозабвении заплясали вокруг нее, потом вдруг брызнули в разные стороны и болотными огнями растаяли среди заснеженных развалин Катакомб, оставив ее в одиночестве, как в прошлый раз.

Следующий день прошел точно так же, с той только разницей, что вечером им наставала пора улетать. Бейб ни словом не обмолвилась о скорой разлуке, но Джилли с каждым часом все острее ощущала близость расставания, так что даже их компания перестала быть для нее в радость.

Встреча с гемминами растворила тяжелый осадок, оставшийся в душе Джилли после разрыва с Джеффом, и она была благодарна им за это. Теперь она могла думать о нем с той сладкой грустью, какой бывают окрашены воспоминания о школьных романах, давно минувших и потому больше не тревожащих. Но они скоро уйдут, и снова она почувствует себя брошенной и одинокой. Ничто не сможет заполнить ту брешь, которая останется после их ухода.

Джилли пыталась объяснить, что она чувствует, но, как и вчера, когда она хотела рассказать, зачем они нужны Фрэнку, ни одно путное слово не шло у нее с языка.

И вот подошло время прощания. Геммины снова заскакали, запели, заплясали вокруг нее, словно стая обезумевших эльфов, но на этот раз Джилли успела-таки схватить Бейб за руку прежде, чем они скрылись в развалинах домов. «Не уходи, не уходи», – рвался у нее крик, но вышло только жалкое лепетание:

– Я… я не… я не хочу…

И Джилли, находчивая Джилли, которая отродясь за словом в карман не лезла, вынуждена была со вздохом признать свое поражение.

– Мы же не навсегда уходим, – промолвила Бейб в ответ на ее невысказанную жалобу. Потом приложила тонкий длинный палец к ее виску. – И мы всегда останемся с тобой, вот здесь, в твоих воспоминаниях, и здесь… – она постучала пальцем по блокноту Джилли, – в твоих рисунках. Мы будем с тобой, пока ты не забудешь.

– Но это… это же совсем по-другому, – ответила Джилли.

Бейб грустно улыбнулась:

– Все рано или поздно становится по-другому. Поэтому нам и пора уходить.