Тайна апостола Иакова - Альфредо Конде

Теперь всеобщее внимание обратилось к ним. Казалось, все собравшиеся у входа в церковь разом обернулись, устремив взоры на них. В этот момент Андрес решил, что настало время все же поздороваться с библиотекаршей и поинтересоваться у Сальвадора причиной его появления в столь странном обществе.

Они облегчили ему задачу, переместившись в его сторону. В эту минуту все присутствующие обратили взоры на тех, кого репортеры назвали бы ближайшими родственниками, самыми близкими людьми покойной: на скорбящих родителей, тетушек и дядюшек, которых раньше никто не знал и которые теперь, стараясь не привлекать особого внимания, входили с решимостью, достойной аплодисментов, в храм, чтобы занять предназначенные им места в ожидании начала сей пышной погребальной церемонии.

Тогда, воспользовавшись временным переключением внимания, Андрес приблизился к необычному трио, почтительно поздоровался с библиотекаршей, всем своим видом демонстрируя ей готовность быть полезным во всем, а затем добавил:

— Вы позволите?

И схватив за локоть Сальвадора, отвел его на несколько шагов в сторону.

— Какого черта ты с ними? — резко спросил он.

— Я ощутил призыв Господа, — ответил ему тот.

— Да ты что?!

— Да, представь себе. Я почувствовал прикосновение Его руки.

— Чьей руки? — почти закричал Салорио.

— Руки Бога, — ответил сын Эулохии.

— Когда?

— Позавчера, после того как вертолет разбился, я вернулся, чтобы извиниться, и увидел реакцию Аиды, а также услышал слова утешения, которые произносил святой отец, воистину Божий человек. Потом он заговорил со мной…

«Черт подери, да что с ним происходит?» — подумал Андрес, не решаясь произнести это вслух.

— Ты что, обкурился? — спросил он вместо этого.

— Нет, я не курил, — ответил ему Сальвадор.

Люди вокруг стали обращать на них внимание, и комиссар подумал, что лучше уж позволить Сальвадору вновь присоединиться к обществу сего харизматичного Божьего человека, оставив начатый разговор до лучших времен.

— Мать твою! Этого только не хватало, — было последнее, что он произнес, прежде чем вновь заняться созерцанием того, что происходило в этот момент на подходе к церкви. Сейчас ему нечего было сказать Сальвадору. Но пусть он только появится дома: Андрес выскажет ему наедине, без свидетелей, все, что по этому поводу думает.

2

Компостела, понедельник, 3 марта 2008 г., 12:45

Не было сомнений, что траурная служба начнется с опозданием. Колыхавшаяся перед ним толпа людей, охваченных одновременно печалью и любопытством, вдруг представилась комиссару процессией неприкаянных душ, и все они, кто больше, кто меньше, показались ему подозрительными. Ну вот, например, этот преподобный отец, бывший легионер, в силу своей крайней реакционности вполне мог обеспокоиться тем, что столь ветреная и фривольная особа, каковой при жизни была покойница, собиралась ворошить священные кости.

Уже через несколько минут ему удалось узнать от парочки священников, которых он почтительно поприветствовал, что бывший легионер некоторое время назад умудрился распустить слух о том, что Софии удалось заполучить все три ключа от урны, в которой покоились святые мощи; и добилась она этого, разумеется, ловко пользуясь неистребимой страстью некоего высокого чина соборного капитула к созерцанию прекрасного нагого женского тела. Тогда никто не придал этому особого значения.

Зато теперь все только об этом и говорили. Выстрел попал в цель. Впрочем, подобная возможность и прежде не казалась такой уж невероятной, ибо на протяжении многих веков в компостельском капитуле всегда имелся хоть один нечистоплотный каноник. Это было почти традицией. А посему пущенный слушок хоть и показался всем неприятным и неуместным, но не был ни для кого потрясением. Зато теперь высказанное предположение оказалось ударом, который можно было сравнить с землетрясением силой не менее семи баллов по шкале Рихтера с эпицентром в соборной ризнице.

В XVI веке каноник по имени Лоренсо Перейра, которого описал в своем романе «Грифон» писатель Конде, вступил в брак, и никого это особенно не волновало. Писательские фантазии, сказали автору его друзья. То же самое они сказали об ордене Святой Девы Белой Шпаги, состоявшем из инквизиторов, которые изнутри боролись с самой инквизицией. Воображение художника, вновь снисходительно утверждали они. Но при этом ни один каноник тогда не сделал никакого заявления в опровержение сказанного писателем.

Злопыхательские обвинения бывшего члена Испанского легиона с быстротой молнии распространились по Компостеле, став излюбленной темой для обсуждения в обществе лицемерных святош.

Господин декан соборного капитула, высокий и ладный, как соборная башня Беренгела, и, подобно ей, являющий собой прекрасный образец отлично сделанной работы, появился на лестнице, ведущей в храм, почти сразу после странного трио, гармонию которого комиссар осмелился нарушить всего несколько секунд назад. В сопровождении дуэта, состоявшего из его племянника и Клары Айан, он продвигался вперед, заметно выделяясь в толпе; лицо его излучало улыбку и благодушие, привычные для его облика, но совершенно неуместные в столь скорбных обстоятельствах. А не он ли убийца, спросил себя комиссар; почему бы и нет, если принять за истину предположение о том, что именно ему София обязана открывшейся ей возможностью исследовать мощи святого.

Господин декан был грациозен и чрезвычайно подвижен, благороден и элегантен, обожаем и почитаем самыми набожными дамами города, некогда сугубо церковного, а ныне, благодаря нашествию нового политического класса, ставшего гораздо более светским.

Представители этого нового класса, возникшего в годы постфранкизма, в свое время наскоком заняли все высшие институты власти в стране, сместив их прежних обитателей, обладавших хоть какой-то верой в идеалы и убеждениями, необходимыми для подпольной политической борьбы. И сей новый класс постепенно внес некую фривольность и вседозволенность во все, даже в самые исконные общественные правила, ибо четверть века нового правления не могла пройти бесследно.

В результате классический церковный протокол был заменен кодексом правил нового господствующего класса, политико-административного, чиновничьего, нормативистского в своей основе, так что люди теперь могли собираться даже прямо в церкви, чтобы делиться своими самыми сокровенными мыслями и подозрениями, что, несомненно, крайне облегчало труд комиссара.

«Какова господствующая ныне идеология?» — задал себе вопрос бывший член общественно-политической бригады и, не задумываясь, сам же себе и ответил, что господствующая в обществе идеология — это идеология господствующего политического класса, после чего решил не маяться дурью, а прислушаться к разговорам, которые раздавались тут и там среди устремлявшейся в храм толпы.

Сотни политиков, тысячи государственных чиновников, включая работников государственного телевидения, актеры, сотни университетских преподавателей и служащих, занимавшихся воспитанием тридцати тысяч студентов Компостелы, — все без исключения знали господина декана и почти все считали его крупной публичной фигурой и проводником библейских истин международного масштаба.

И вот теперь господин декан грациозно, как всегда, спускался по ступеням лестницы церкви Святого Франциска под пристальным взглядом господина комиссара государственной полиции и наиболее достославных представителей общественных слоев, о которых шла речь тремя абзацами выше. Его сутана, колыхавшаяся слева направо, словно паруса трехмачтовой шхуны, наверняка издавала неслышное в гуле толпы характерное шелковое шуршание, неотвязно преследовавшее комиссара в далекие годы его детства. В глазах полицейского декан соборного капитула был великолепным подозреваемым.

Не было никого, кто умел бы столь же виртуозно, как дон Салустиано Трасос Кальво, анализировать и толковать библейскую символику, заключенную в скульптурных образах Врат Славы, или же масонскую, проявляющуюся в гораздо большей степени, чем библейская, на фасаде церкви Сан-Мартин-Гинарио, бессмертном творении Матео. Для многих это был, прежде всего, необыкновенно образованный человек. Во всяком случае, таким он, несомненно, был в глазах интеллектуалов. Но с другой стороны, помимо учености, декан обладал несомненной личностной харизмой, даром проповедника и физической статью, которые в совокупности внушали не просто восхищение, но и настоящий пиетет со стороны целого поколения его верных поклонниц, особое расположение которых проявлялось в том, что они всегда называли его не иначе как Мистер Клир.

Даже теперь, вступив в весьма преклонный возраст, фанатки дона Салустиано по-прежнему сладострастно улыбались, когда произносили сие прозвище, устойчиво закрепившееся за святым отцом. Он же, осознавая свою власть над слабым полом, предавался захватывающей охоте за юными красотками, не забывая при этом по-дружески заботиться о по-прежнему воздыхающих по нему верных старых поклонницах.