Желанная и вероломная - Хизер Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэниел невесело рассмеялся:
— Заметь, Келли, что в Мэриленде рабов не освобождают.
Президент Линкольн не рискнул затронуть интересы приграничных штатов. Невероятно ловкий ход! Я уже слышу звон погребального колокола!
Камерон взглянул на нее так, словно она сама звонила в этот самый колокол. У нее вдруг перехватило дыхание. Он бросал ей вызов, обвинил ее — и ждал еще какой-то реакции?!
— Что ты хочешь? — воскликнула она. — Я противница рабства. И если Линкольн поставит Юг на колени и положит конец войне с помощью этого манифеста, то я буду только рада!
Дэниел разразился нескончаемой бранью.
— Хочешь знать, Келли, что он в конечном счете сделает в Мэриленде? Он позаботится о том, чтобы и здесь освободили рабов, но при этом предусмотрит какую-то компенсацию рабовладельцам.
— Значит, он не глуп!
— Конечно! — Он оборвал фразу на полуслове. — Я все забываю, что ты — это «они», враги. Как я мог?!
— Да! — с вызовом воскликнула она. — Я твой враг. Ты сам мне как-то говорил, что не следует забывать об этом. Помнишь, у тебя погиб солдат из-за того, что замешкался, не решаясь выстрелить в своего друга? Твердите свой собственный урок, полковник!
Камерон угрожающе шагнул к ней, и она, судорожно глотнув, попятилась.
Он остановился.
— Пропади все пропадом! — в гневе выкрикнул он и, повернувшись, направился к лестнице. — Значит, мы враги до гробовой доски, мадам, — добавил он яростно. — Я постараюсь как можно скорее покинуть ваш дом!
Келли смотрела ему вслед, задыхаясь от ярости. Но как только он скрылся за дверью, гнев ее начал стихать.
Вот тебе и любовь! Вот тебе и неуемное влечение, вот тебе и страсть! И вкрадчивый шепот о том, что он не сможет уйти, не простившись с ней…
Пусть идет ко всем чертям, подсказывала гордость. Пусть убирается! Если он хочет видеть в ней врага, что ж, она не станет извиняться за то, что у северян после поражений, унижений, бесчисленных потерь появился наконец про» блеск надежды. 0»(а-то как раз искренне считала дело северян правым.
Дэниел и сам понимал всю порочность института рабства.
Ни один человек не имеет права владеть другим человеком — ни черным, ни белым. К тому же Камерон сам освободил своих рабов. И сейчас он разозлился из-за того, что Линкольн не такой уж простачок, каким его хотели представить политические противники. Провинциальный стряпчий из Иллинойса, возможно, окажется одним из самых великих людей своего времени.
Вбежав в комнату, Дэниел с размаху запустил подушку через всю комнату, следом за ней вторую…
Затем сел на пол и взъерошил волосы.
Черт бы побрал Келли! Черт бы ее побрал!
Вернее, черт бы побрал Линкольна. И эту проклятую войну.
Если бы миссис Майклсон родилась на Юге, она, возможно, поддержала бы другую сторону. Впрочем, она ему никогда те лгала, не притворялась, что сочувствует южанам, и даже не пыталась отстаивать свои убеждения. Она просто отказывалась сдавать позиции.
Камерон вдруг насторожился: снаружи как будто послышался какой-то звук. Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.
Должно быть, Келли выскочила из дома, рассердившись на него.
«Надо немедленно уходить», — решил он, взял саблю, прикрепил ножны. Сердце невыносимо заныло.
Он любит ее. Любит красоту ее серо-голубых глаз, золотистое пламя волос, любит ее голос. И ее горячее сердце.
Но последние полчаса еще раз подтвердили, что они враги.
Дав волю своему раздражению, он сам лишил их обоих возможности нежно попрощаться друг с другом.
«Не тяни время, уходи! — пульсировало у него в висках. — Уходи».
Но уже спускаясь по лестнице, он ясно понял, что так просто он не уйдет.
Келли долго ждала в гостиной, сжав кулаки и вытянув руки по швам. Прошла уже целая вечность, а Дэниел все не появлялся. В глазах ее стояли слезы.
Теперь Келли понимала его, возможно, лучше, чем он сам себя. Насколько девушка знала Дэниела — а, видит Бог, она узнала его достаточно хорошо, — Камерон и сам скоро все поймет. Но он ни за что не признает — даже сейчас, — что его драгоценная Конфедерация может все-таки проиграть войну.
Девушка облизала губы, утерла щипавшие глаза слезы и через черный ход вышла из дома.
Ноги сами несли ее вперед. Миновав скотный двор, она уныло побрела на семейное кладбище. Сорвала по дороге полевой цветок, положила его на свежую могилу молодого солдатика-янки. Затем окинула взглядом памятники отцу и Грегори, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Сколько? Сколько еще людей погибнет в этом ужасном противостоянии? Сколькими жизнями придется еще заплатить, скольким еще глупцам мужчинам не терпится пролить свою кровь?
Келли присела на могилку мужа и, закрыв глаза, задумалась. Казалось, все, что происходило с ними когда-то, было в другом мире. Он погиб совсем недавно, но с тех пор прошла уже целая вечность. Грегори, обнимая ее, обещал, что через несколько недель он вернется, потому что война закончится. Он был так уверен в победе! Этим недоумкам мятежникам надо просто хорошенько дать коленом под зад, и они уберутся восвояси.
Но все кончилось плачевно: одинокая и потерянная, она спустя некоторое время встречала гроб с его телом на железнодорожной станции.
За этот день Келли стала старше на несколько лет.
Девушка вздрогнула и насторожилась, услышав какой-то шорох возле дома. Прикрыв рукой глаза от солнца, она поглядела в сторону дома. Никого.
Вздохнув, она провела пальчиком по камню на могиле мужа. И тут вдруг раздался тихий голос Дэниела:
«Ax, он умер, госпожа,
Он — холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах».
[3]
Келли задумчиво вытерла о подол перепачканные в земле руки, тронутая неподдельной печалью Дэниела.
Казалось, он оплакивает смерть ее мужа так же искренне, как оплакивал смерть паренька, который умер от ран.
— Извини меня, Келли.
Она не поняла, извиняется ли он за свою вспышку во время их ссоры или сожалеет, что погиб Грегори.
По всей видимости, он собрался уходить. Он, конечно же, был в брюках ее отца и хлопковой рубахе, но на ногах снова красовались высокие кавалерийские сапоги, а на боку висела сабля.
Из-под черных как смоль волос на нее смотрели полные нежности глаза.
— Шекспир, — тихо пробормотала она.
— «Гамлет», — уточнил он.
— Слова Офелии.
— Да.
— Для мятежника ты довольно хорошо начитан, — попыталась пошутить девушка.
— Еще как, — улыбнулся он.
Они глядели друг на друга через могилу Грегори; налетевший ветер шевельнул подол ее платья, заиграл золотисто-каштановыми волосами. Над головой синело небо, в воздухе разливалась приятная прохлада.