Высоцкий. Спасибо, что живой. - Никита Высоцкий

Глава двадцать первая

ВЗЛЕТ

Михалыч тоже слушал цикад. Пленка в магнитофоне кончилась, и крутилась только одна бобина. Вдруг чьи-то руки сняли с него наушники.

—    Витя, а мне позвонить? В известность поставить?

Михалыч оглянулся. За спиной стоял Серый.

—    Ой, прости.

—    Пойдем на воздух, подышим.

Михалыч потянулся, встал и пошел вслед за Серым, коротко бросив дежурившему вместе с ним оперативнику:

—    Сейчас вернусь.

Через небольшую дверь, обитую железом, они вышли в хозяйственный двор гостиницы.

—    Я полдня по спецсвязи... — начал Серый, закуривая. — На уши Москву поставил, с военными договаривался, чтобы вертолет до Ташкента... Почти решил! Звоню тебе — твои говорят: «Так и так, все живы-здоровы. Завтра улетают! Ни фига себе, думаю!»

—    Да, что-то я... — Михалыч смущенно почесал подбородок.

—    Ну и ладненько. Обсудим.

—    Что?

—    Да пора нам в генералы. А, Витя?

Михалыч поморщился.

—    В полковниках удержаться бы.

—    Что за пессимизм? Всё в силе.

—    Что?

Серый пиджак глубоко затянулся и со вкусом выпустил клуб дыма.

—    Не что, а кто! Ивлева! Рыбка наша золотая!

—    Слушай, не надо больше авантюр.

—    Какие авантюры? Теперь все официально. Все в курсе, даже Исраилов твой. Сначала пошумел он, правда. Ты ж его тоже в известность не поставил! Но потом все воспринял, одобрил. Так что все как договорились. Они улетают, она — остается. Для тебя лучше, чтобы эта история с их отъездом не заканчивалась.

—    Плохая идея. Если мы ее задержим, он не улетит. — Михалыч указал на светящееся окно второго этажа гостиницы.

—    Вот!—подхватил Серый, как бы рассуждая сам с собой. — Значит, надо поговорить с ним. Все тактично объяснить. Что разбираться лучше в Москве. По-моему, ты немного демонизируешь Владимира Семеныча. Я-то как раз не исключаю, что он наплюет на Ивлеву. Хотя психологически все выстраивается. Она все взяла на себя. Его выгораживала. А значит, теперь его очередь.

—    Может, тебе с ним поговорить?

Серый пиджак бросил окурок на землю, аккуратно прижал его носком ботинка и заговорил холодно и официально:

—    Ни в коем случае. Во-первых, мы знакомы. А во-вторых, я для него враг, со мной он воевать будет. А ты — человек посторонний, выполняешь чужие распоряжения, с которыми не очень согласен внутренне. —Серый сделал паузу и уставился на Михалыча, ожидая реакции. Михалыч молчал. Тогда Серый криво усмехнулся и продолжил: — Он это почувствует и отнесется к тебе с доверием. Я, конечно, хочу знать содержание вашей беседы. Сможете мне такую возможность предоставить?—Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился в гостиницу. Михалыч последовал за ним.

* * *

На площади у аэропорта из старой и новой «Волг» выгружались Высоцкий, Татьяна, Фридман, Леонидов и Кулагин с Нефедовым. Толя и Сева были уже в изрядном подпитии. Придерживая друг друга, они пытались поднять ковер и свои сумки, но Высоцкий им не дал:

—    Вы — арьергард. Вон в тенечке побудьте.

Вся трезвая часть компании и оба водителя, разобрав вещи, двинулись в здание аэровокзала. Собственно, назвать аэровокзалом Бухарский аэропорт можно было лишь с большой натяжкой. Небольшое одноэтажное здание с закрашенными белой краской витринными окнами. У входа перед стеклянными дверьми дымилась подожженная кем-то урна.

Нефедов и Кулагин с удовольствием оставили ковер и сумки и, забрав остатки «горючего», направились на угол площади, где под деревьями дымился мангал. На ходу они продолжили разговор, начатый еще в машине.

—    Это очень глупо, что мы уезжаем. Я только вошел во вкус. Фридман мне суточные дал, — сказал Нефедов, пошатываясь.

—    А мне, кстати, нет.

—    И вообще... Зря вы испугались.

—    Зато ты не испугался. Видел я, как Танюшка тебя по морде...

Нефедов остановился.

—    Кто меня по морде?!

—    Танька! — Сева обернулся к нему. — Ты чего, не помнишь? Ты же трезвый был тогда еще.

—    Не помню... а то я смотрю, нос болит... Медицина, Севка, это не сю-сю-му-сю-сю, таблеточки-пипеточки... Врач должен быть мужиком. Подошел: «Так, сидеть! Где болит? Здесь? Не орать!»

—    Толь, ты вообще кем работаешь?

—    А что? Опыт у меня — мне диплом на хрен не нужен! — заключил Нефедов, подойдя к мангалу и принюхиваясь к шашлыку.

Вот он — матерый и страшный. Актриса наша. Потеряла паспорт. Ну, знаете, растерялась от жары. Давайте мы простим ее. Не бросать же ее здесь.

Регистраторша взглянула на Володю, затем, опустив глаза, что-то невнятное пробурчала себе под нос.

—    Что вы говорите? Простите, как ваше имя-отчество? — спросил Володя.

—    Без паспорта нельзя,—отрубила регистратор.

На помощь пришел Фридман.

—    Это группа из Москвы. Павел, ставь вещи на весы. Ну вы же видите — Высоцкий.

—    Уберите вещи, — приказным тоном отрезала регистраторша.

—    Ставь-ставь. Они вместе,—как ни в чем не бывало продолжал Фридман. — Это ж обычное дело, давайте закроем глаза. — Он подсунул червонец в стопку паспортов, лежавших на стойке. — Сто девять килограмм, ничего себе! Распишите на всех, они же вместе.

—    Все равно перевес. На билет без паспорта я расписывать не буду.

—    Ну что же, ей здесь оставаться? — не выдержал Володя. — Кто здесь старший?

Тем временем собралась приличная очередь. Фридман отвернулся от регистраторши и закричал на весь аэропорт:

—    Не пихайте меня, я отправляю людей!

—    А мы кто, не люди? — раздалось из очереди.

—    Ну вот и стойте... Молча.

Регистраторша снова обратилась к Фридману:

—    Вы задерживаете всех. Давайте я оформлю тех, у кого паспорта. А дальше идите разбирайтесь.

—    Нет, голуба! Ты всех оформишь, — не унимался Фридман.

—    Да отпихните вы оттуда этих уродов! — донеслось из конца очереди.

Ситуация обострялась. Толпа активно напирала на Леонидова у весов и на Фридмана с Высоцким у стойки.

—    Я подтверждаю, что она — это она! — Володя сделал очередную попытку выправить разговор. — Давайте расписку, что ли, напишем. Ну — шаг навстречу.

—    Это невозможно, — упрямо твердила регистраторша, не глядя ему в глаза.

—    Позовите руководство, — не выдержал Леонидов.

—    Я не обязана.

—    Зовите, я сказал! — настаивал Паша.

—    Вы мешаете работать.

Туг не выдержали нервы у одного из пассажиров.

—    А ну вали отсюда! — заорал он и попытался скинуть вещи москвичей с весов, чтобы поставить свои. Леонидов сбросил его чемодан и водворил на место сумки. Поднялась толкотня. Татьяну вообще вытеснили из очереди.

—    Забирайте. Следующий! — Регистраторша швырнула Фридману билеты и паспорта.

—    Минуточку, дорогуша! — вскричал Фридман. — Со мной так нельзя!!!

Тут женщина развернулась к скучающему у весов грузчику.

—    Милицию зови! — приказала она.

—    Давно пора! — одобрительно загудела очередь.

Очень быстро, как будто ожидали в засаде, возникли капитан и сержант милиции и встали за стойкой со стороны регистраторши.

—    Что тут у вас? Ну-ка тихо — не орать.

Все замерло.

—    Все в порядке, командир. Нужно улететь, паспорт потеряли. Давай решим это... — миролюбиво заговорил Володя.

—    У кого нет паспорта? — с важным видом осведомился капитан.

Фридман потянул Татьяну за руку.

—    Да вот. Танечка, сюда иди. Вот она, наша красавица.

Капитан козырнул Тане.

—    Пройдемте в сторонку.

—    Павел, стой и не пускай никого, — шепнул Фридман Леонидову, а сам двинулся за милиционерами. — Ребятки, это Высоцкий.

—    Ще ваш паспорт? — капитан навис над Таней.

—    Потеряла.

—    У вас должна быть справка, ее дают при утере.

—    Да у нее забрали паспорт, — вмешался Володя. —Ну, девчонка. Не разобралась. Скажи, чтоб пропустили, или выпиши ей справку.

—    Пройдите со мной,—неумолимо продолжил капитан. Он подчеркнуто обращался только к Татьяне.

—    Стой. Где у вас тут хоть какой-нибудь начальник? — твердо спросил Володя.

Капитан первый раз посмотрел на Высоцкого.

—    Я начальник.

—    Нет, мне такой нужен, кто и тебе прикажет.

—    Не знаю такого.

Неожиданно регистраторша, которая тоже вышла из-за стойки, потянула Высоцкого за рукав:

—    Владимир Семеныч, только не оборачивайтесь. Вон тот в углу... он сказал: «Без паспорта никого не сажать».

Володя не послушался и обернулся.

* * *

Всю эту сцену Михалыч наблюдал, стоя у дверей в депутатский зал. В глубине души он надеялся, что Высоцкий согласится оставить Ивлеву в Бухаре. И тогда он, Михалыч, избежит необходимости разговаривать с ним. Это было бы лучшим выходом. Но Высоцкий упорствовал. Теперь разговора было не избежать.