Теория литературы - Асия Эсалнек

Жанры эпического рода

Наибольшая продуктивность типологического подхода обнаружилась в изучении повествовательных жанров, поэтому целесообразно начать с их рассмотрения. В выделении и классификации жанров наиболее результативным оказалось обращение к содержательным признакам, благодаря чему удалось определить специфику двух основных жанров мировой словесности – героического эпоса и романа.

Данный принцип по существу впервые был применен и обоснован Гегелем, который предложил в изучении жанров ориентироваться на тип ситуации и принцип взаимодействия героя и общества. По пути сопоставления древнего эпоса и романа шли фактически все последующие исследователи, включая современников Гегеля – Шеллинга, Белинского, а затем Веселовского и многих ученых XX в. В итоге было установлено, что исторически первым типом повествовательных жанров явился героический эпос, который сам по себе неоднороден, ибо включает произведения, сходные по типу ситуации, но разные «по возрасту» и типу персонажей.

Наиболее ранней формой героического эпоса можно считать некоторые варианты мифологического эпоса, в которых главным героем оказывается так называемый первопредок, культурный герой, выполняющий функции устроителя мира: он добывает огонь, изобретает ремесла, защищает род от демонических сил, борется с чудовищами, устанавливает обряды и обычаи.

Другой вариант героического эпоса, называемый архаическим, отличается тем, что герой сочетает в себе черты культурного героя-первопредка и храброго война, рыцаря, богатыря, воюющего за территорию и независимость этноса. К числу таких героев относят, например, Вяйнемяйнена, персонажа карело-финского эпоса «Калевала», или Манаса, героя одноименного киргизского эпоса.

К наиболее зрелым формам героического эпоса, называемого классическим, принадлежат «Илиада», «Песнь о Сиде», «Песнь о Роланде», сербские юнацкие песни, русские былины. Они рождались в разное время («Илиада» датируется VIII в. до н. э., французские песни о деяниях – XI, а русские былины и героические повести – XI–XV вв. н. э.), получали разные наименования (эпопеи, былины, думы, песни о деяниях, саги, руны, олонхо), различались объемом, типом сюжетно-композиционной и стилистической организации, но содержали в себе общие типологические качества, дающее основание причислять их к жанру героического эпоса. В числе важнейших из этих качеств: 1) выделение одного или двух главных героев; 2) подчеркивание их силы, отваги и смелости; 3) акцентирование цели и смысла их действий, направленных на общее благо, будь то устроение мира или борьба с врагами. Иначе говоря, герой был носителем не индивидуально-личного мироощущения, отличающего его от других, а наилучшим выразителем общего духа, общезначимых ценностей, которые Гегель называл субстанциональными.

Объективные предпосылки для возникновения жанров героического типа Гегель связывал с «героическим состоянием мира», т. е. того периода, когда требуется защита коренных, судьбоносных интересов, например, сохранение целостности территории того или другого народа. Династическая борьба, по тонкому замечанию философа, не входит в сферу героических действий.

Изучением героического эпоса, как упоминалось, в 50– 60-е годы в XX в. занимались В.М. Жирмунский, Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп, Б.Н. Путилов, П.А. Гринцер. Обнародованные в 70-е годы суждения М.М. Бахтина по поводу древнего эпоса привлекли особое вимание, но по существу продемонстрировали тот же ход мысли, который давно утвердился в науке о жанрах. Эпопея рассматривается им как наиболее ранний тип повествования и характеризуется тремя конститутивными чертами: «1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое;

2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел);

3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца, абсолютной эпической дистанцией» (Бахтин, 1975, 456). Характеризуя это прошлое, Бахтин употребляет такие понятия, как «мир начал и вершин национальной истории, мир первых и лучших, отцов и родоначальников». Значит, время становится ценностной категорией, и позиция певца совпадает с позицией героев, поэтому, говоря словами Гегеля, здесь мало ощущается субъективность, а по логике Бахтина, отсутствует диалогизм. Бахтин настаивал на отнесении эпоса в далекое прошлое, отказывая ему в праве на существование в более поздние эпохи, и конечно же, в современности. Между тем, потребность в воспроизведении героических ситуаций во взаимодействии с трагическими и драматическими сохранилась и в XIX и в ХХ вв., о чем свидетельствуют произведения о национально-освободительной борьбе, в частности о борьбе русских с Наполеоном в 1812 г., а также о борьбе разных народов Европы с фашизмом в 40-е годы ХХ в.

Другим жанром, насчитывающим около десяти веков существования, является роман, возникновение которого большинство ученых связывают с распространением типа мироощущения, получившего название гуманизма и которое было обусловлено условиями Нового времени, т. е. времени активизации личности в разных сферах жизни. В западноевропейской литературе XI–XII вв. это реализовалось в изображении героев, чаще всего рыцарей, боровшихся за свою личную честь, совершавших подвиги для завоевания признания своей возлюбленной. При этом демонстрировалась храбрость, смелость, отвага и дерзость, но не во имя отстаивания интересов общества, а во имя самоутверждения, прежде всего в сфере любовных отношений. И хотя такое самоутверждение было связано прежде всего с общепризнанным куртуазно-рыцарским кодексом поведения, в нем уже проявлялось личностное начало. Это отмечено практически всеми историками зарубежной литературы, занимавшимися изучением литературы позднего Средневековья и Возрождения. Сложившийся в то время тип романа получил название авантюрно-рыцарского, в качестве примера и даже образца такого романа специалисты называют романы Кретьена де Труа, хотя известны, конечно, и другие авторы (Михайлов, 1976; Андреев, 1993).

В XVI–XVII вв. сложился так называемый авантюрно-плутовской роман, представленный безымянным автором сочинения «Жизнь Лазарильо с Тормеса», а затем П. Скарроном, А. Фюретьером и другими писателями, представлявшими разные европейские литературы. Завершается эта линия известным французским романом «История Жиль Блаза из Сантильяны» (автор А. Лесаж). Имя его героя стало нарицательным, о чем, в частности, говорит тот факт, что в русской литературе 10– 30-х годов XIX в. появилось несколько «Жиль Блазов», в числе которых «Российский Жиль-Блаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» В.Т. Нарежного (1814). Такой тип романа в западноевропейской литературе культивировал героя свободного, независимого, порой весьма умного, талантливого, добивающегося жизненного благополучия и социального статуса не родовитостью, а собственным умом, смекалкой, хитростью и даже плутовством.

Следующий этап в развитии романа совпадает с XVIII в. и свидетельствует о новой стадии в его становлении. Наиболее значительными произведениями этого этапа признаны романы А. Прево, С. Ричардсона, Ж. – Ж. Руссо, И.В. Гёте, хотя этими именами не исчерпывается романистика указанного периода. Писатели того времени интересуются не похождениями героев и борьбой за место в жизни, а их умственной, нравственной, психологической жизнью, сложностью отношений с обществом и друг с другом. Начало XIX в. ознаменовалось появлением романов Д.Г. Байрона, В. Скотта, Р. Шатобриана, Э.Э. Сенанкура, А. Мюссе, В. Гюго, Б. Констана, а в России – А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

В XIX в. роман продолжал свое развитие в европейской литературе, занимая особо значимые позиции в русской литературе, что неоднократно отмечали западноевропейские художники разных периодов. «К России я отношусь почти с религиозным чувством. Оно пришло через чтение русских романов XIX в. и связано прежде всего с Толстым и Достоевским. Литературные круги Англии просто помешаны на них. Конечно, есть еще Лермонтов, Тургенев… Но эти двое короли. Я думаю, что они величайшие романисты всех времен и народов. Более великие, чем Диккенс, чем даже Пруст», – отмечала английская писательница Айрис Мердок в интервью «Литературной газете» 02.12. 1992 г.

Начиная с 30-х годов XX в. развитие жанра в западной Европе и России шло по-разному. Это обнаружилось в активном развитии европейского романа и затухании советского романа в связи с переключением внимания с личности, ищущей, думающей, критически относящейся к обществу, на героизируемую, озабоченную проблемами жизни государства и склонную к авторитарному мышлению, характерному для советского общества того периода. Место романа заняли произведения, часто именовавшиеся героическим эпосом.

В процессе изучения романа сложилось несколько концепций, во многом соприкасающихся между собой и ориентирующихся на гегелевскую концепцию жанров (Косиков, 1994). В 70-е годы была обнародована и вызвала активный интерес концепция М. Бахтина, которая сочетала в себе черты традиционности и новаторства. Традиционность заключалась в сопоставлении древнего эпоса и романа, новаторство – в оценке романа с позиции диалогизма. Опираясь на идею диалогизма, Бахтин предложил трактовку романа, которая предполагает, что предпосылки возникновения романа сложились не в эпоху Ренессанса, а еще в античности, когда появилось разноречие и возникли такие жанры, как сократический диалог и мениппова сатира. Предметом воспроизведения в них оказывается современная действительность, как нечто «текучее и преходящее», воспринимаемая в комическом плане. Благодаря этому исчезает «эпическая дистанция», «автор оказывается в новых взаимоотношениях с изображаемым миром: они находятся теперь в одних и тех же ценностно-временных измерениях, изображающее авторское слово лежит в одной плоскости с изображенным словом героя и может вступить с ним в диалогические отношения». Вследствие этого специфическими особенностями романа как жанра оказываются: «1) стилистическая трехмерность, связанная с многоязычным сознанием; 2) коренное изменение временных координат литературного образа; 3) новая зона построения образа, именно зона максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности… Через контакт с настоящим предмет (изображения) вовлекается в незавершенный процесс становления мира, и на него накладывается печать незавершенности» (Бахтин, 1975, 454). Таким образом, явление незавершенности, неготовности, присущее реальной действительности, переносится на романный мир и его героя, становясь ведущим конститутивным признаком романного жанра.