Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли

— Ах да, — вздохнул Виктор в ответ, — я с ними рассчитался и сказал, что они свободны. Мне не нравится, что они тут болтаются. И вообще, я пришел к выводу, что люди из магистрата правы: убийцей действительно был вор. Жена моя случайно попалась ему под руку, и он убил ее, чтобы не оставлять свидетелей. В магистрате считают — и я с ними вполне согласен, — что вряд ли убийца вернется на место преступления.

Тогда я, чувствуя, что в голосе моем меньше уверенности, чем в словах Виктора, спросил:

— А кто же тогда тот человек, которого я видел среди деревьев у тебя в саду в ночь убийства? Ведь это его я встретил в тот же вечер, незадолго до момента совершения убийства, около театра, где выступала мисс Клементи.

— Лично я никогда не встречал этого человека ни при каких обстоятельствах, — ответил Виктор. — Его вообще, насколько я понимаю, больше никто не видел, кроме тебя.

— О боже! — взорвался я. — Ты хочешь сказать, что он мне померещился? Виктор! Не надо обманывать ни себя, ни своих друзей! Что-то очень неприятное стоит за всем этим. А того молодого человека, что так внезапно покинул дом моей хозяйки при твоем появлении, зовут Дональд Гилмор. Он слуга сестры миссис Доуни, сын рыбака, которого ты нанимал для перевозок, когда жил на острове Оркни. Ты не узнал его по той причине, что он тогда был еще мальчиком. Теперь же Гилмор взрослый мужчина, но он узнал тебя сразу же, как только увидел твое лицо. И он назвал тебя по имени! Он рассказал мне о женщине, которую когда-то привезли к тебе на остров на суденышке его отца, рассказал и о том существе, которое ты держал в сарае, об охране, которую ты тогда выставил вокруг свое го дома, о пожаре… Виктор! Неужели ты не допускаешь мысли, что все это тем или иным образом связано с уродливым великаном, который явно следит за тобой и к которому, как ты прекрасно знаешь, убийство твоей жены и сына имеет самое непосредственное отношение? Ради своей же безопасности и ради нашего общего спокойствия будь откровенен!

Виктор вел себя безукоризненно, он прекрасно владел собой. И все же я заметил, что лицо его стало очень бледным. Хьюго с изумлением смотрел на меня.

— Джонатан, о чем это ты говоришь? — спросил он. Виктор же сказал только одно:

— Так это тот паренек из Оркни. Да, он был совсем мальчишкой, когда я там жил. Местные рыбаки меня невзлюбили. Они меня и в самом деле боялись. В этом отдаленном местечке я надеялся найти возможность проводить научные эксперименты, но в конце концов из-за негостеприимного и подозрительного местного люда мне пришлось покинуть эти края. Я выставил около дома охрану, потому что знал нравы рыбаков. У меня были все основания допускать, что однажды ночью, разгоряченные выпивкой и пламенными речами в голой избе, прозванной у них таверной, они всей ватагой направятся ко мне и испортят всю мою работу. Я действительно полагаю, что пожар, спаливший мой дом, могли затеять они. А вообще, Джонатан, я не в восторге оттого, что ты решил обсуждать меня и мои проблемы со слугой сестры твоей домохозяйки, что придаешь значение рассказам этого парня и его мальчишеским выходкам. И после этого ты еще приходишь сюда и начинаешь болтать о каком-то воображаемом чудовище, моем враге…

Я был потрясен его столь категоричным ответом. И все же существовал по крайней мере один факт, который Виктор не мог бы отнести к категории слухов, поэтому я не сдержался и выкрикнул:

— Я видел того человека у тебя в саду! Его появление тебя расстроило. Ты говорил еще тогда о собственной вине…

— Это было через несколько часов после убийства моей жены и единственного сына, — сказал Виктор резко и холодно.

Я стоял неподвижно, потрясенный до такой степени, как если б он меня ударил. Либо я все это придумал, либо мой друг Виктор хладнокровно лжет.

Хьюго попытался нас помирить.

— Джонатан, — начал он, — если речь идет о какой-то старой истории, что рассказал тебе этот Гилмор, то будет лучше, если мы потом к ней вернемся. Виктор долго был болен, он и сейчас еще не совсем поправился.

— Болен не настолько серьезно, чтобы это помешало ему вчера выйти на Рассел-сквер из экипажа, направлявшегося домой, и устроить шумную сцену мисс Клементи, — сказал я.

— Так, значит, ты говорил обо мне с компаньонкой мисс Клементи, которая состоит у этой певицы на жалованье! Слуги из того дома, где ты живешь, тебе оказалось недостаточно! — презрительно бросил Виктор. — Что ж, Джонатан, благодарю тебя за интерес, проявленный к моим делам. А может, ты хочешь поговорить обо мне с моим швейцаром? Давай я представлю тебя мальчику, который чистит мне ботинки! — Он остановился и вновь овладел собой. Продолжил он уже более дружелюбно: — Я встречался с мисс Клементи, чтобы попросить ее возобновить наши занятия, так как они действуют благоприятно как на нее, так и на меня, ибо, если я начну работать и мой ум будет чем-то занят, я смогу быстрее отвлечься от произошедшей недавно трагедии. Чем раньше мы начнем — тем лучше для меня. Джонатан, дорогой мой, давай забудем все, что мы сегодня наговорили здесь друг другу. Пусть это останется между нами. Почему бы тебе не сесть сейчас вместе с нами и не выпить бокал вина? Ну что, остаешься?

Хьюго, который никак не мог взять в толк, что происходит, поддержал Виктора:

— И право, Джонатан, оставайся. Почему бы нам не посидеть вместе, вчетвером: ты, Виктор, Люси и я, — и не поговорить, как бывало раньше?

Однако я покачал головой и ответил в замешательстве:

— Нет-нет… не могу. Я должен идти. Виктор… я очень сожалею, если сказанное мною тебя расстроило. Я должен идти. И все обдумать…

И я, спотыкаясь, вышел из комнаты. Никогда еще не находился я в столь подавленном состоянии, как теперь. Вся сцена заняла не более десяти минут, однако за это время я вызвал гнев Виктора, привел Хьюго в состояние шока и действовал, как мне теперь казалось, подстать глупцу или злодею. Такие вещи прощаются, но они никогда полностью не стираются из памяти. Я ругал себя и старался идти как можно быстрее, словно хотел поскорее убежать от самого дома Виктора. Я шел по скользкой дороге, а над моей головой вихрем кружился снег. И вдруг, несмотря на эту снежную карусель, я увидел в сотне ярдов от себя какую-то фигуру. Она мрачно темнела среди окружавшей меня белизны. Фигура эта возвышалась на вершине стены, окружавшей сад Виктора. Когда я посмотрел туда, человек на стене задвигался, поднялся повыше и встал на колено. Затем он резко перемахнул через стену и упал футов с десяти прямо на землю. Трудно было понять, где его руки, где ноги. Однако, оказавшись на земле, он в тот же миг принял вертикальное положение и, как-то странно скособочившись, побежал вдоль дороги. Он был громаден, и мне стало ясно, что это тот самый человек, которого я видел раньше и чье существование Виктор так настойчиво отрицал. Это странное существо снова следило за домом Виктора.