Том 8. Стихотворения. Рассказы - Федор Сологуб

10 октября 1893

«Хотя бы нам и обещали…»

Хотя бы нам и обещалиЗавоевание луны,Но все небесные скрижалиЕще для нас запрещены,

И все еще безумье радоКовать томительные сныНад плитами земного адаПод гулы тусклой глубины,

И все еще разумной твариВека неволи сужденыТомиться в длительном угареВсегда сжигаемой весны.

15 мая 1915

«Ничто не изменит…»

Ничто не изменитВ том мире, где водят волов,Один из бурливых валов,Когда мою лодку, разбивши, опенит.

Склюют мне лицоВороны, резвяся и грая,И дети, песками играя,Сломают мне палец, и стащат кольцо.

Мне кости почище,Соленая влага, домой.Мой дух возвратится домой,Истлевшему телу не нужно кладбище.

31 мая 1919

«В угрюмой, далекой пещере…»

В угрюмой, далекой пещере,В заклятой молчаньем странеЛежит уже много столетийПоэт в зачарованном сне.

Не тлеет прекрасное тело,Не ржавеют арфа и меч,И ткани расшитой одеждыС холодных не падают плеч.

С тех пор, как прикрыли поэтаТенета волшебного сна,Подпала зароку молчаньяОтвергшая песни страна.

И доступа нет к той пещере.Туда и высокий орел,Хоть зорки крылатые очи,А все же пути не нашел.

Одной только деве доступноИз всех, кто рожден на земле,В святую проникнуть пещеру,Витать в очарованной мгле,

Склоняться к холодному телу,Целуя немые уста,Но дева та — муза поэта,Зажженная в небе мечта.

Она и меня посещалаПорою в ночной тишине,И быль о заклятом поэтеШептала доверчиво мне.

Не раз прерывался слезамиЕе простодушный рассказ,И вещее слово расслышатьМешали мне слезы не раз.

Покинуть меня торопилась, —Опять бы с поэтом побыть,Глядеть на спокойные руки,Дыханием арфу будить.

Прощаясь со мною, тревожноОна вопрошала меня:— Ты знаешь ли, скоро ли вспыхнетЗаря незакатного дня?

— Ах, если бы с росною розойМогла я сегодня принестьПечалью плененному другуЗарей осиянную весть!

— Он знает: сменяются годы,Столетия пыльно бегут,А люди блуждают во мраке,И дня беззакатного ждут.

— Дождутся ль? Светло торжествуя,Проснется ли милый поэт?Иль к вечно-цветущему раюПути вожделенного нет?

5 июля 1892

«Я вышел из потайной двери…»

Я вышел из потайной двери,И нет возврата в милый рай.Изнемогай, но в ясной вере,Душа, томительно сгорай.

В кипенье темного потока,Бегущего с горы крутой,Рукою беспощадной РокаЗаброшен ключ мой золотой.

У первозданных стен ЭдемаВ пустыне безнадежных днейЧто мне осталось? ДиадемаИз опаляющих огней,

И мантия пророка, — тяжкоНа плечи давит мне она, —И скрытая в одежде фляжкаС вином, где дремлет тишина,

И что еще? воспоминанья,О днях любви, когда и яИспытывал очарованьяИ осиянность бытия.

И вот один у тайной двери,Как пригвозженный раб, стою,Безумству моему и вереСмятенный дух мой предаю.

19 февраля 1922

Из книги «Великий благовест» (1923)

«В тени аллей прохлада…»

В тени аллей прохлада,Нарядны господа,А за оградой садаГолодная нужда.

Глядит на бойких детокМальчишка-водонос,В одну из узких клетокРешетки всунув нос.

На жесткие каменьяПотом ему идти,Томления терпеньяВ груди своей нести.

Мучительно мне видетьНеравенство людейИ горько ненавидетьИ взрослых и детей.

1895

Шут

Дивитесь вы моей одежде,Смеетесь: — Что за пестрота! —Я нисхожу к вам, как и прежде,В святом обличий шута.

Мне закон ваш — не указка.Смех мой — правда без границ.Размалеванная маскаОткровенней ваших лиц.

Весь лоскутьями пестрея,Бубенцами говоря,Шутовской колпак честнее,Чем корона у царя.

Иное время, и дорогиУже не те, что были встарь,Когда я смело шел в чертоги,Где ликовал надменный царь.

Теперь на сходке всенароднойЯ поднимаю бубен мой,Смеюсь пред Думою свободной,Пляшу пред мертвою тюрьмой.

Что, вас радуют четыреИз святых земных свобод?Эй, дорогу шире, шире!Расступитесь, — шут идет!

Острым смехом он пронижетИ владыку здешних мест,И того, кто руку лижет,Что писала манифест.

1905

«Воцарился злой и маленький…»

Воцарился злой и маленький,Он душил, губил и жег,Но раскрылся цветик аленький,Тихий, зыбкий огонек.

Никнул часто он, растоптанный,Но окрепли огоньки,Затаился в них нашептанныйЯд печали и тоски.

Вырос, вырос бурнопламенный,Красным стягом веет он,И чертог качнулся каменный,Задрожал кровавый трон.

Как ни прячься, злой и маленький,Для тебя спасенья нет,Пред тобой не цветик аленький,Пред тобою красный цвет.

1905

Весёлая песня

Буржуа с румяной харей,Прочь с дороги, уходи!Я — свободный пролетарийС сердцем пламенным в груди.

Я терпел нужду и голод,А тебе был всюду ход,Но теперь твой гнет расколот,Мой черед идти вперед.

Ты себя не беспокоилНи заботой, ни трудом,Но подумай, кто построилДля тебя просторный дом!

Из кого ты жилы тянешь?Что несешь на биржу, а?Так со мною ли ты станешьСпорить, жирный буржуа?

Свет от нас давно ты застишь, —Будет. Шкуру береги!Отворяй нам двери настежь,И беги себе, беги.

Запирует на простореРаззолоченных палат,Позабыл былое горе,Вольный пролетариат.

1905

«У правительства — нагайки, пулеметы и штыки…»

У правительства — нагайки, пулеметы и штыки.Что же могут эти средства? Так, немножко, пустяки.

А у нас иное средство, им орудуем мы ловко,Лютый враг его боится. Это средство — забастовка.

Рядом с ловкой забастовкой очень весело идетХоть и маленький, но тоже удалой и злой бойкот.

1905

«Четыре офицера…»

Четыре офицераВ редакцию пришли,Четыре револьвераС собою принесли.

Они сказали грозно,Схватившись за мечи:— Пока еще не поздно,Покайся, Русь, молчи.

— Писаньями обиженПолковник храбрых, Мин,Который столь приближенК вершинам из вершин.

— Коснулися вы честиГеройского полка,Так страшной бойтесь мести,Отложенной пока.

— Наш храбрый полк, писаки,Достоин русских войск,—В Гороховой атакеБыл дух его геройск.

— Был сразу враг сконфужен,Чуть щелкнули курки,И даже стал не нуженЛихой удар в штыки.

— Итак, не сочиняйтеПро славу наших рот:Казенный Вестник, знайте,Достаточно наврет.

— А если правды словоПрочтем о нас в «Руси»,Поступим так сурово,Что Боже упаси.

— Возьмем крутые меры,И сами вчетверомНе только револьверы,И пушку принесем.—

Умолкли все четыре,Свершивши этот акт,И, грудь расправив шире,Ушли, шагая в такт.

1905