Том 8. Стихотворения. Рассказы - Федор Сологуб

1905

Спутник

По безмолвию ночному,Побеждая страх и сон,От собратьев шел я к дому.А за мной следил шпион;

И четою неразлучнойЖуткий город обходя,Мы внимали песне скучнойНеумолчного дождя.

В темноте мой путь я путалНа углах, на площадях,И лицо я шарфом кутал,И таился в воротах.

Спутник чутко-терпеливый,Чуждый, близкий, странно злой,Шел за мною под дождливойКолыхающейся мглой.

Утомясь теряться в звукеПовторяемых шагов,Наконец тюремной скукеЯ предаться был готов.

За углом я стал. Я слышалКаждый шорох, каждый шаг.Затаился. Выждал. Вышел.Задрожал от страха враг.

«Барин, ты меня не трогай,—Он сказал, дрожа как лист,—Я иду своей дорогой.Я и сам социалист».

Сердце тяжко, больно билось,А в руке дрожал кинжал.Что случилось, как свершилось,Я не помню. Враг лежал.

1905

Веселая народная песня

Что вы, старцы, захудали,Таковы невеселы,Головы повесили?— Отощали! —

Что вы, старые старухи,Таковы невеселы,Головы повесили?— С голодухи! —

Что вы, парни, тихи стали,Не играете, не скачете,Все ревете, плачете?— Тятьку угнали! —

Что вы, детки, приуныли,Не играете, не скачите,Все ревете, плачете?— Мамку убили! —

1905

За чай, за мыло

(Солдатская песня 1905 года)

Братцы солдатушки,Бравы ребятушки,Шибко поспешайте,Бунты утишайте.

— То-то вот, что тощи,Черви лезут во щи.Наши командирыОтрастили брюхи.—

Братцы солдатушки,Бравы ребятушки,Злым не верьте людям,Мы вас не забудем.

— Речи эти стары,Тары растабары,—Наши командирыЗнают всю словесность.—

Братцы солдатушки,Бравы ребятушки,По сему случаюНе хотите ль чаю?— Чаю мы желаем,

Только вместе с чаем,Добрым обычаем,Дайте командировНам не мордобойцев.

Братцы солдатушки,Бравы ребятушки,Что вас сомутило?Не хотите ль мыла?

— Прежде дули в рыло,Нынче дали мыла,—Ишь, залебезилоГрозное начальствоПеред нашим братом. —

1905

«Друг другу руки подадим…»

Друг другу руки подадим,И, как свечей венчальных дым,Надежды мы соединим,Свершим завещанное нам,И подвиг, сладостный сердцам,ПередадимВекам.Воздвигнем новый храм,И прочно стены утвердим.Дракону злому время пасть,—Мы учредимИную власть.Мы создадимБлаженный строй,И над землейПрострем довольство и покой.

Зрела сила,И созрела,И пора к свершенью делаНаступила.Тяжкий молотЗанесен над ветхим домом.Будет свод его расколот,Разрушенье будет громом.

1906

Халдейская песня

Царь Халдейский (соло)

У меня ли не житье!Все казенное — мое.Государство, это — я,И над всеми власть моя.

Халдейские люди

А у нас-то, вот житье!Что встаем, то за вытье.Мы несем во все места,А мошна у нас пуста.

Халдейский царь

Не пойти ль мне на войнуВ чужедальную страну,Злата, серебра добыть,Чтоб еще богаче быть?

Халдейские люди

Собирают нашу рать.Знать, нам время умирать.Нас погонят на войнуЗа халдейскую казну.

Халдейский царь

Что там? вздумали роптать?Стройся, верная мне рать!Поострей точи мечи!Бей! коли! руби! топчи!

1907

«Какая покорность в их плаче!..»

Какая покорность в их плаче!Какая тоска!И как же иначе?Бежит невозвратно река.

Уносятся грузные баркиС понурой толпой,И слушают ПаркиДавно им наскучивший вой.

К равнине унылоОсенние никнут дожди.Уж раз проводила,Так сына обратно не жди.

Уж слезы разлучные льются,Кропя его путь.Ему не вернутьсяПрипасть на вскормившую грудь.

Там, где-то в чужбине,Далеко от знаемых мест,В чужой домовинеОн ляжет под дружеский крест.

1916

Ярый год

Правда сердца

Лето 1914 года в Орго, маленькой эстонской деревушке на южном берегу Финского залива, проходило приятно и спокойно. В начале лета никто здесь и не думал о близости большой европейской войны. Все время стояла прекрасная погода, ясная, теплая, с редкими дождями. Дачники, — немцы из Юрьева и из Ревеля, да русские интеллигенты из столиц, — развлекались как умели. Те, которые жили здесь уже несколько лет, хвалили очень это место, широкий вид на море, великолепный парк, закаты, — все, что можно хвалить. Попавшие сюда первый раз, — потому что знакомые зимою часто хвалили Орго, — жаловались на скуку.

В самом деле, Орго — глухое захолустье, нет ни кургауза, ни музыки. Общество благоустройства дачной местности Орго только что было основано и успело только вывесить две надписи о запрещении: велосипедистам ездить по пешеходной дорожке в деревне, да еще устроило плохонький теннис-гроунд. Даже станция железной дороги в семи верстах, — не погуляешь по платформе, встречая и провожая поезда. Только и было утешение, что купанье в море, — пляж очень хороший, почти такой же, как в Усть-Наровской купальной местности, — да лаун-теннис, устроенный на поляне над морем.

Из-за лаун-тенниса молодежь ссорилась с аптекарем: не хотели платить денег за право игры на теннисе, а аптекарь, казначей общества благоустройства дачной местности Орго, грозил, что снимет сетку. Он старался быть очень аккуратным и чтобы оправдать свою немецкую фамилию, и чтобы его не сочли за эстонца.

Молодые люди говорили:

— Мы не обязаны платить вам за игру в теннис. У вас и сетка висит старая.

Аптекарь упрямо твердил:

— Нет, обязаны. Общество не имеет сумм на то, чтобы покупать сетку.

— С нашей дачи, — говорил веселый студент Бубенчиков, — вы уже взыскали три рубля.

— А с нашей, — говорил мрачный Козовалов, — даже пять.

Аптекарь объяснял:

— Ну так это же за доставку корреспонденции, — вы же сами знаете, что в нашей местности нет почтового отделения. А мы хлопочем, и в будущем году мы будем иметь почтово-телеграфное отделение. Чего же вы хотите?

— Это нам все равно, — говорили молодые люди, — нельзя же платить без конца.

Долго пререкались. Наконец аптекарь сетку снял, а около теннис-гроунда вывесил на столбе записку с надписью: «Игра без разрешения правления общества благоустройства запрещается».

В отместку за это легкомысленные молодые люди в следующую же ночь прибили на дверях аптеки записку: «Ходить в аптеку без рецепта врача строго воспрещается».

Многие дачники, запасшись старыми сигнатурками, нарочно заходили в аптеку справиться, почему вход без рецепта воспрещен. В аптеку дачники ходили, как водится, не столько за лекарствами, сколько за открытками с видами местности, за фонариками для иллюминаций, за мылом и одеколоном, и за прочими разнообразными вещами.

Аптекарь возмущался, уверял, что можно ходить и без рецепта, и, отпуская свои товары, жаловался всем на молодых людей.

Раза два-три в лето устраивались любительские спектакли и балы в помещении местного пожарного общества, — вот и все веселье. Приходилось в остальное время довольствоваться домашними развлечениями, а днем гулять и любоваться видами — занятие, молодости мало свойственное.

Лиза Старкина, юная дочь морского офицера, плавающего где-то в далеком море, была в нерешительности, на ком из двух молодых людей остановить ей свое внимание. Бубенчиков и Козовалов, два студента, юрист и математик, оба были очаровательны, каждый в своем роде. Лизина мать, Анна Сергеевна, предпочитала любезного и веселого Бубенчикова. Лиза тоже оценивала его превосходные качества, но и в мрачном Козовалове, были свои очарования. Он не лишен был остроумия и находчивости, и хотя говорил ей иногда дерзости, но всегда готов был услужить, тогда как любезный и веселый Бубенчиков был эгоист, и от оказания услуг часто увиливал.