Битва за сектор. Записки фаната - Дмитрий Жвания

Среди правых фанатов действовало и еще одно строгое правило: дома не устраивать погромов. Никакого вандализма во имя любимой команды! Тот, кто нарушал это правило, автоматически выпадал из числа правых.

Что касается леваков, это были обычные го-пари, которые, как я сказал, за командой не ездили, но зато нападали на правых фанатов из других городов, а после футбола крушили все вокруг.

На стадионе имени С. М. Кирова правые фанаты (и те, кто на них ориентировался) собирались на 33-м секторе, а левые занимали 40-й сектор за воротами, 47-й, который располагался как зеркальное отражение 33-го, и 21-й, тоже боковой, справа от центрального входа. То есть леваков было больше.

Основным на 47-м секторе был парень с погонялом Монах. Так его прозвали за длинные волосы, одевался он как типичный хиппи, даже хайратник носил. С Монахом на выездах я не пересекался, за командой он ездил редко, и все свои выезды совершил еще до того, как я стал фанатом. На 33-м секторе его уважали как одного из олдовых фанов, кроме того, он был своего рода местной достопримечательностью: фанат и хиппи одновременно! Это все равно что быть котопсом. Правда, на 33-м секторе был парень, вроде Монаха, тоже фанато-хиппи по кличке Хайраст. Хайраст, кстати, пробил много выездов, долгое время находился в движе, но такой известности, как Монах, не добился. Монах был более колоритным, что ли.

Однажды я сходил на 47-й сектор, чтобы сравнить их порядки с теми, что были приняты на 33-м. Монах появился на секторе перед самым началом матча, кругом зашептали: «О, Монах, Монах идет!» Зашептали с таким чувством, с каким, наверное, перед смертельным боем из уст в уста махновцы передавали весть: «Батько с нами!»

И я обратил внимание, что Монах даже не заводит сектор, просто сидит и смотрит футбол, а заводят другие ребята. На 47-м секторе никто не косился на меня, мол, что за кекс заявился, никто не пытался «одолжить» денег, как бывало вначале на 33-м. Но все равно - на 47-м мне не понравилось - отдавало какой-то лажухой.

Что касается Монаха, то в конце 80-х он превратился в хэви-металлиста, я его частенько видел у «Сайгона» (кафе на пересечении Владимирского и Невского проспектов), а потом он стал директором одной из первых ленинградских металлических рок-групп. Сейчас этот человек на жизнь зарабатывает портняжным делом, увлекается реконструкторством, шьет точные копии мундиров армий разных эпох.

Левый суппорт тоже отличался от правого. Не знаю почему, но на 33-м никогда не кричали: «Родились двойняшки - сестренка и брат. Их первое слово "Зенит" - Ленинград!» Зато на левых секторах эта речевка пользовалась большой популярностью.

На 33-м секторе старались копировать западный суппорт: пели гимн, песни, раскачивались, держа друг друга за плечи и распевая «ша-ла-лай-ла, э-эу. "Зе-нит"!».

Но весь этот «западный» суппорт просуществовал до тех пор, пока леваки не начали устраивать погромы после матчей. На следующий сезон после чемпионства «Зенита» гопники поперли на футбол, они приходили на стадион целыми путягами. Как-то на 40-м секторе я увидел баннер, точнее - простыню, на котором было написано: «"Зенит"-110».

- А чего это значит? - спросил я в перерыве у одного из тех пареньков, что этот баннер поднимали.

- Как чего! 110-я путяга!

Наверное, именно тогда начал зарождаться процесс образования «фирм». Сейчас, как я знаю, любой может собрать вокруг себя человек десять-пятнадцать из своей округи - и вот тебе «фирма».

И ладно, если бы всё баннерами и заканчивалось. Но гораздо хуже было то, что леваки прыгали на фанатов, которые приезжали в Ленинград. Им было наплевать на расклады, которые были приняты в среде правых фанатов. А правые фанаты из разных городов дружили друг с другом - в те годы существовала единая фанатская субкультура, что ли. Правда, «зенитчики» враждовали с московскими армейцами. Киевляне недолюбливали минчан, и наоборот. Фанаты московского «Спартака» соперничали с фанатами ЦСКА. Но эта вражда никогда не выливалась в массовые побоища с поножовщиной и прочим говном. Главными врагами фанатов в то время были менты и мужичье, которое не признавало правила игры, принятые среди фанатов.

Так или иначе, киевляне, минчане, воронежцы, приезжая в Питер, были уверены, что их никто пальцем не тронет, коли зенитовские фанаты - их друзья. Однако левакам было наплевать на все эти отношения, они действовали по простой логике: «Чужой? Получи!» В принципе леваки вели себя как ударный отряд мужичья (тех, кого сейчас называют Кузьмичами). Из-за них правые фанаты из других городов предъявляли претензии питерским правым: мол, эх вы, стадион под контролем не держите…

А погромы, учиненные леваками, развязывали руки ментам. Теперь достаточно было надеть шарф или свитер с цветами команды, чтобы оказаться в кутузке.

Нас гнобили и до выходок леваков. Но после погромов мы попали в милицейские черные списки, против нас была развернута настоящая кампания. Газеты, которые до этого делали вид, будто такого явления, как фанатизм, не существует, разразились целой серией статей, где плохие фанаты-бездельники противопоставлялись хорошим комсомольцам-ударникам, строителям БАМа, которые если и приходили на стадион, то болели преданно, но сурово. Начинались статьи с одного и того же рассказа (с небольшими вариациями), мол, ехал ветеран войны в трамвае, вдруг в вагон врываются фанаты и начинают все крушить. Самое обидное, что такие сцены действительно имели место. Выступил и прогрессивный поэт Евтушенко: в «Литературной газете» появилось его большое стихотворение против фанатов, в конце которого были такие строчки: «Беги, мальчишечка, свой шарфик спрятав, и от фанатиков и от фанатов».

Как-то летом 1985 года я с ребятами шел на матч, с нами была девушка Аня в сине-бело-голубом свитере. На входе нас остановил мент:

- В таком свитере нельзя.

- А почему?

- Нельзя и все.

Мимо нас на стадион прошел помятый мужик лет тридцати пяти, и его никто не остановил, понятно - не фанат.

- А если я сниму свитер, пустите? - спросила девушка.

- Ладно, давай снимай и проходи.

Аня сняла свитер, под которым оказалась футболка той же расцветки.

- Дальше снимать? - с вызовом она спросила мента.

- Было бы на что смотреть! - криво ухмыльнулся легавый.

- Да ты - хам, жлоб! - не выдержал я, и меня тут же уволокли в пикет при стадионе, где и продержали до конца матча.

В общем, питерские правые фанаты обрели врага в лице земляков-леваков. Нужно было что-то с этим делать. Я, Смолин и Сократес решили создать объединенный армейско-зенитовский боевой отряд и нападать на леваков после матчей «Зенита». Смолин так воодушевился, что даже переделал слова песни «Машины времени» «Битва с дураками», я не помню весь текст, помню только, что припев заканчивался строчкой: «Сегодня битва с леваками». В стычках с удовольствием участвовал Фюрер (Дюрер), несмотря на то, что он никогда не отличался умением драться. Битв с леваками у нас было немало, и мы, действуя внезапно и нагло, всегда выходили победителями. Главное - вырубить горлана, и одновременно ударить колющими ударами с разных сторон. Мы пользовались эффектом внезапности - леваки не ожидали нападения дома. Они считали себя хозяевами положения, а тут такое!