Периферийная империя: циклы русской истории - Борис Юльевич Кагарлицкий

На место глав старых купеческих родов прислали московских представителей. Что, в общем, соответствовало и устремлениям самого новгородского торгового капитала» [K.H. Бестужев-Рюмин в своей «Русской истории» отмечает, что Московское правительство закрыло в Новгороде также Ганзейскую контору — «Немецкий двор». Но, напоминает он, нельзя забывать, что Москва в этом отношении была не одинока, аналогичные решения принимались и западными правительствами, стремившимися установить контроль над торговлей. Надо помнить, что «борьба с Ганзою была весьма выдающимся явлением в истории всех северных государств и что закрытие ганзейских дворов совершилось не в одной России»[175]].

Конец новгородского вече вовсе не означал ликвидации любых форм самоуправления в русских землях. Говорить о царском единовластии в Московской Руси не приходится. Важную политическую роль играет Боярская дума. Опричнина и террор Ивана Грозного были необходимы именно для того, чтобы сломать сложившиеся институты управления и уничтожить всё, что ограничивало царскую волю. Однако эта цель в полной мере достигнута не была. Вплоть до середины XVII века московская власть периодически привлекает «выборных» людей для решения различных вопросов [Значение и политический вес сословного представительства были различными в разных странах. Если в Англии парламенты приобрели серьёзное политическое влияние, то Генеральные штаты в средневековой Франции играли незначительную роль, хотя время от времени пытались добиться более широких прав, пользуясь затруднениями монархии. В этом смысле русские сословные соборы вполне вписываются в общеевропейскую картину, а Земский собор 1613 года обладал такой властью полномочиями, каких не было ни у одного английского парламента вплоть до начала революции]. Сам Иван Грозный для утверждения дополнительных налогов принужден был обращаться к земскому собору. Возведение на царство Михаила Романова земским собором 1613 года стало возможно именно потому, что традиция сословного представительства в стране сохранялась. Это сословное представительство по тогдашним меркам было достаточно демократичным. В соборах XVII века неоднократно участвовали не только дворяне и купечество, но и представители «чёрных» (то есть свободных) крестьян. Поражение Новгородской республики отнюдь не было поражением «европейского», или «западного», начала в русской истории. Напротив, оно свидетельствует, что российское государство развивалось по той же общей логике, что и остальная Европа, где абсолютная монархия тоже не могла объединить и упорядочить страну, не покончив с остатками средневековых вольностей.

История расцвета и упадка русских торговых городов поразительным образом напоминает историю Италии. И совпадение это не случайно. Новгород XIV–XV веков похож на Венецию XVI века. Он всё ещё богатеет, но перспектив торговой экспансии у него нет. Он развивается «лицом к морю» и «спиной к стране». Расцвет искусства, строительство новых храмов и теремов скрывают упадок государства. Именно потому новгородцы становятся «изнеженными». Не татарское иго, а упадок средиземноморской торговли сыграл роковую роль в истории России. Причины упадка Новгорода и Венеции не просто схожи, а едины.

Падение Царьграда

Не Москва объединила «русские земли», а земли, объединённые вокруг Москвы, стали впоследствии Россией.

Вот почему Россия в XIV–XV веках «смещается» на восток. А земли прежней Киевской Руси, не представлявшие интереса для московских князей или для них недоступные, Россией не стали. На их месте появляются Украина и Белоруссия, принадлежность которых к польско-литовской короне никто не оспаривает. Об их историческом и религиозном единстве с Московской Русью вспомнят лишь в XVII веке, когда начнёт развиваться международный рынок зерна. Стремление Москвы установить контроль над украинским чернозёмом будет способствовать объединению славян никак не меньше, нежели общность религиозных и этнических корней.

Но это произойдёт позднее. К концу XV века торговый путь «из варяг в греки» уже не существует, а потому потребность в единстве бывших земель Киевской Руси утрачивается. Между тем волжский торговый путь продолжает функционировать.

В 1453 году под ударами турок пал Константинополь. Спустя ещё 50 лет почти всё восточное Средиземноморье оказывается под властью Оттоманской империи. Торговые форпосты Венеции на Востоке превращаются в передовые рубежи обороны.

В 1475 году кончается и господство генуэзцев в Крыму. Экспансию турок удаётся сдержать, но старые торговые пути окончательно теряют прежнее значение. И закономерным образом именно в это время начинаются интенсивные поиски альтернативных торговых маршрутов. Португальцы прокладывают путь в Индию вокруг Африки, а испанцы открывают Америку.

На протяжении столетий до этого в Атлантический океан плавали викинги и добирались до Америки, а арабы исследовали побережье Африки. Но все эти открытия не имели решающего экономического, системообразующего значения, а потому и оставались достоянием немногих. В XV–XVI веках ситуация изменилась радикально.

Падение Константинополя и упадок средиземноморской торговли на первых порах даже усилил значение волжского пути, по которому товары с Востока могли попасть на Балтику и далее на рынки Западной Европы. Мировая ситуация 1450–1490 годов благоприятствует Московии. И не случайно великий князь Московский именно в конце XV решается порвать с Золотой Ордой. В это время Москва, казалось бы, обладает всеми возможностями для успешного развития.

В это самое время тверской купец Афанасий Никитин совершает знаменитое «хождение за три моря», добираясь до Индии. В отличие от португальских путешественников той же поры Афанасий Никитин не открыл новых торговых путей. Возможно, он не был даже первым русским купцом, прошедшим этими путями в глубь Азии. Ещё в XI–XII веках индийские источники упоминают «о боевых доспехах из земли русов»[176]. Основная торговля велась арабскими, еврейскими, армянскими и бухарскими купцами, и Афанасий Никитин лишь прошёл по их путям. Однако, в отличие от множества других торговцев, он был ещё и исследователем, оставившим нам подробные записи — точно так же, как английские купцы XVI века оставили нам детальное описание Московии. В этом плане путешествие Афанасия Никитина действительно является частью общего европейского движения на восток.

Завоевание Поволжья состоялось лишь в XVI веке. Укрепив государство, московские правители прилагают огромные усилия для того чтобы установить контроль над Поволжьем. Один за другим под власть Москвы переходят татарские торговые города — Казань, Астрахань, Саратов. Мало того, что захватываются территории — сама Россия «смещается» на восток. Волга становится «русской рекой», «матушкой», «кормилицей». Точно так же, как в IX веке за удивительно короткий срок возникла единая держава от Балтики до Чёрного моря, теперь возникает новая Россия. Не только захватываются земли татарских ханств, но татарская знать, частично принимая православие, стремительно интегрируется со знатью русской. Значительная часть боярских семей XVII века — выходцы из поволжской татарской аристократии. Они занимают важные посты в государстве. Вопреки последующим представлениям, русские начинают массово смешиваться с татарами именно в эту эпоху. Не татарское нашествие на Русь привело к «отатариванию» славянского населения, а наоборот, бурное движение