Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

В труде Мавродина (1939) возражения вызывает выделение предпосылок двух как бы разных процессов — объединения русских земель и образования централизованного государства. В действительности это — два этапа единого процесса. Ведь сам автор в обоих случаях говорит об одних и тех же явлениях, только на разных стадиях развития. Неправомерно и выдвижение на первый план внешнеполитических, а на второй — внутренних предпосылок образования централизованного государства.

В 1946 г. в журнале «Вопросы истории» была напечатана статья П. П. Смирнова «Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв.»[322]. Опубликование этой статьи открыло дискуссию, заострившую внимание исследователей на данной проблеме. Подвергнув критике работы дореволюционных и советских историков, П. П. Смирнов пришел к печальному выводу о том, что советские ученые «не сумели отойти от традиционного дворянско-буржуазного понимания… природы и развития» централизованного государства[323], советская историография, не создав марксистско-ленинской концепции по этому вопросу, довольствуется «кое-как подправленными устарелыми представлениями ученых XIX столетия»[324]. Обвиняя советских историков, писавших об образовании Русского централизованного государства, в эклектизме[325], П. П. Смирнов предлагает собственное, якобы «монистическое», решение проблемы «об условиях, причинах и процессе образования Русского национального государства»[326]. Исходя из предпосылки, что «решающим фактором в развитии общества является… развитие производительных сил, проявляющееся обычно в изменении техники производства ведущей отрасли народного хозяйства»[327], П. П. Смирнов ищет первопричину образования централизованного государства в изменениях в области техники земледелия. П. П. Смирнов обращает внимание на то, что в русском переводе «земледельческого закона» — византийского юридического памятника VII–VIII вв., датируемом им (вслед за А. С. Павловым) временем Ивана Калиты, упоминается «лемеш» (рабочая часть плуга). Отсюда он делает вывод, что «появление лемеша… в хозяйственном инвентаре Северо-Восточной Руси XIV в. означало переход сельскохозяйственной техники на новый, высший этап развития…», именно «переход от подсечной переложной системы хлебопашества к системе паровой зерновой с трехпольным севооборотом…»[328]. В связи с этим увеличивалось производство хлеба, росла и торговля им.

Развитие производительных сил вызвало изменения в производственных отношениях. Наряду с крупными феодалами (князьями, боярами, церковью) стали укрепляться средние и мелкие землевладельцы (дети боярские, дворяне). С другой стороны, из среды крестьянства выделяются ремесленники, «сосредоточием которых становятся великокняжеские города и слободы, где возникают рынки внутреннего обмена»[329]. Таким образом, два основных класса феодального общества (феодалы и крестьяне) «раскалывались каждый на две борющиеся между собою группы или подклассы», причем в происходившей внутриклассовой борьбе «преимущества были на стороне вновь возникающей части: мелкие феодалы-дворяне одерживали верх над крупными боярами и церковью, а горожане — посадские люди — над крестьянством, из недр которого они были рождены дыханием новой жизни». Русское централизованное государство и явилось, по П. П. Смирнову, государством дворянства и горожан[330].

Русское государство, пишет П. П. Смирнов, зародилось «среди лесных росчистей московского центра и прилегающего к нему «ополья», его основания были заложены упорным трудом русских крестьян и ролейных холопов, удесятеривших производительность своих полей, а вместе с тем и всего современного общества, применением плуга и трехполья»[331].

В дискуссии по вопросам о причинах образования Русского централизованного государства приняли участие И. И. Смирнов[332], В. В. Мавродин[333], С. В. Юшков[334], К. В. Базилевич[335].

Работа П. П. Смирнова подверглась серьезной критике. Были отмечены неверные оценки П. П. Смирновым предшествующей историографии вопроса, неправильность его исходных методологических предпосылок и неубедительность ряда аргументов, приводимых автором в защиту главнейших конкретных положений своей статьи.

Историографическая часть работы П. П. Смирнова страдает нигилистическим отношением как к дореволюционной, так, особенно, к советской литературе. Совершенно лишено основания отрицание П. П. Смирновым принципиальной разницы между концепциями буржуазных и советских историков.

Теоретическая слабость статьи П. П. Смирнова заключается в вульгарно-упрощенном понимании монистического характера исторического материализма. Марксистское положение о том, что изменения в жизни общества начинаются с развития производительных сил, П. П. Смирнов неправильно воспринял в качестве указания на производительные силы (сведенные им только к технике земледелия) как на фактор, объясняющий все стороны процесса образования Русского централизованного государства. Отсюда — упрощенно-механистический подход к проблемам взаимосвязи производительных сил и производственных отношений, взаимодействия базиса и надстройки, в том числе обратного влияния надстройки на базис. Бросается в глаза игнорирование П. П. Смирновым тех процессов, которые определяли развитие городов и экономических связей в стране (рост ремесла, его технический уровень и социальная природа, развитие общественного разделения труда и т. д.). Неверно трактуются П. П. Смирновым те основные социальные антагонизмы, которые были связаны с процессом образования Русского централизованного государства. Нельзя принять тезис П. П. Смирнова о «расколе» под влиянием новой техники сельского хозяйства как класса феодалов, так и класса крестьян на антагонистические группы. Характерно, что главное внимание автора приковывает не классовая борьба феодалов и крестьян, а социальные противоречия внутри этих классов, между «подклассами» бояр и дворян с одной стороны, и посадских людей и крестьян — с другой (в то время как посадские люди, напротив, часто выступали вместе с крестьянами в борьбе против феодального гнета). Нельзя также недооценивать (как это делает П. П. Смирнов) и таких факторов, содействовавших образованию Русского централизованного государства, как необходимость борьбы с внешней опасностью и рост национального самосознания в связи с формированием русской народности.

Концепция образования Русского централизованного государства, предложенная П. П. Смирновым, не выдерживает проверки и с точки зрения правильности положенного в ее основу фактического материала. Главный тезис П. П. Смирнова, на котором воздвигнуто все его построение, — о появлении в Московском княжестве в первой половине XIV в. новой сельскохозяйственной техники — основан на шаткой и произвольной предпосылке о том, что переводный византийский памятник VII–VIII вв. отражает русскую экономическую действительность XIV в. (при этом спорен вопрос и о времени перевода). Цепь рассуждений П. П. Смирнова об изобретении при Иване Калите нового плуга, о переходе к трехполью, о повышении в связи с этим доходности сельского хозяйства в Московском княжестве не имеет под собой твердой почвы исторических фактов.

Но статья П. П. Смирнова имела и положительное значение, ибо она обратила внимание исследователей на наименее изученную сторону процесса образования Русского централизованного государства — на его экономические предпосылки и особенно на развитие сельского хозяйства.

Что касается научной дискуссии, развернувшейся в связи со статьей П. П. Смирнова, то она шла преимущественно в направлении критики выдвинутых им положений, а не творческой постановки новых проблем. Значение дискуссии заключается больше всего в том, что она показала настоятельную необходимость глубокого монографического изучения на конкретном материале проблемы образования Русского централизованного государства. Во время дискуссии выявились разногласия по вопросу о хронологических рамках и периодизации процесса образования Русского централизованного государства. С. В. Юшков предлагал начинать этот процесс с первой половины XIV в., другие исследователи (К. В. Базилевич, И. И. Смирнов и др.) — позднее; одни авторы видели его завершение в конце XV — начале XVI в. (К. В. Базилевич, В. В. Мавродин), другие (С. В. Юшков) — во второй половине XVI в.[336] В итоговой статье редакционная коллегия журнала «Вопросы истории» вместо творческого обобщения материалов дискуссии приняла безапелляционный директивный тон, не способствующий дальнейшему глубокому изучению данной проблемы[337].