Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вульф

— По-моему, у тебя отлично получается, — утешила я.

— О нет, мне на самом деле очень трудно. Думаю, нужно еще потренироваться.

— М-м-м. О'кей, — осторожно согласилась я.

— Хорошо. У тебя волосы растрепаны.

— О! Большое спасибо.

— А у тебя рубашка мятая, — парировала я.

— С твоим лицом только на радио работать! — Ах ты, ублюдок!

— А ты не умеешь играть в настольный футбол.

— Одежда из секонд-хенда тебе очень к лицу, — отбил он, но к тому времени уже начал улыбаться.

— Твои зубы напоминают Стоунхендж! — с удовольствием выговорила я.

— У тебя слишком длинные волосы, — он уже чуть не смеялся.

— Твой лосьон для бритья пахнет хуже кошачьей мочи! — Я прыснула.

Он краем глаза наблюдал за мной. Придумывал что-то ужасное. И хотя пытался казаться серьезным, еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

— Ты такая толстуха. Ешь как хомяк!

Я опять засмеялась. Так оно и есть. Я на самом деле объелась, впервые за три месяца.

— Точно, — согласилась я. — Сейчас лопну!

— Толстуха Минти, — поддразнил он с улыбкой. И налил мне кофе.

— Как дела у Хелен? — спросила я.

— Нормально, — ответил он.

— Она была моей подружкой на свадьбе, — мрачно проинформировала я.

— Да, — кивнул Джо. — Знаю. — Интересно, что еще ему известно о моем «Кошмаре невесты на улице Вязов»?

После обеда мы вернулись к ролевой игре. Джо представлял, что пытается убедить знаменитого голливудского режиссера принять его сценарий. Каждый раз, когда режиссер отвечал «нет», Джо должен был проявить настойчивость и заставить его сказать «да». У него получилось на пятый или шестой раз. Но все-таки получилось! Потом настала очередь Энн.

— Ты жертва того, что называется психологическим вампиризмом, — разъяснил Дэвид. — У тебя на лице написано: «Я добрая», поэтому неудачники и побитые жизнью так к тебе и липнут. — Дэвид взялся играть зануду.

— Скажи ему, что тебе с ним скучно, — велела Элейн, пока Дэвид нес какую-то чушь.

— Не могу, — засмущалась Энн. — Это невежливо.

— Давай! Отшей его.

— Но он же обидится, — чуть не захныкала она.

— Ну и что. Просто скажи что-нибудь, чтобы его отпугнуть.

Сначала Энн мямлила что-то вроде: «Очень приятно с вами поговорить, но…» и «Извините, мне нужно в туалет». Но через десять минут уже могла выговорить: «Ты анестетик для мозга. Еще две минуты этой нудятины, и я впаду в кому. Пойду-ка лучше пообщаюсь с тем красавчиком у шведского стола». Мы дружно зааплодировали.

— На самом деле я бы так никогда не сказала, — объявила Энн, сев на стул.

— Конечно, нет, — согласился Дэвид. — Но если потренироваться, мысленно разыграть эту ситуацию, то изменится выражение лица, язык жестов и психологические вампиры уже не посчитают вас легкой добычей. Подошла моя очередь. Джо притворился Уэсли, который нудил и умолял о помощи. Я должна была вежливо, но твердо отказать ему. Задача оказалась нелегкой: Джо внушал мне симпатию, и отказывать ему не хотелось. Потом Дэвид заставил меня разыграть ситуацию с Домиником. Представить, будто тот кричит на меня, недовольный тем, как я одета, орет, что «такое пальто за городом не носят» — это был любимый повод для истерики. Вместо того чтобы сказать: «Хорошо-хорошо. Ты прав. Только успокойся», я должна была крикнуть в ответ: «Нет, я не буду переодеваться, самодур, истеричный, мелочный ублюдок!» Все захлопали в ладоши, подбадривая меня. Было очень весело. Безумно весело. Потом я разрыдалась. И стало уже не до смеха.

— Что ж, у тебя получилось, — вынес вердикт Дэвид через минуту.

У Джо был расстроенный вид. И я подумала: «Как это мило. Ведь, по правде говоря, мы едва знакомы».

Нас усадили перед большой чистой черной доской и предложили рисовать или писать что угодно. Все, что взбредет в голову. К доске мы подходили по очереди. Эмбер вывела свои инициалы и нарисовала книгу. Потом я изобразила то, что обычно рисую, когда говорю по телефону или размышляю о чем-то, — большую закрытую коробку с точкой внутри. Джо встал и пририсовал к моей коробке два окна и открытую дверь. Потом добавил еще крышу, солнышко и цветочки. И увидев, как он это делает, я ощутила: что-то во мне… раскрылось, как бутон. Застывшая в груди боль куда-то ушла.

Семинар подошел к концу. Теперь мы должны были по очереди дать друг другу совет, как жить дальше.

— Будь собой, — посоветовал Джо, когда наступила моя очередь.

— Выброси одежду, которую тебя заставлял носить Доминик, — подсказала Энн.

— Купи новую одежду — такую, которую он бы точно возненавидел.

— Нет, просто купи то, что нравится тебе!

— Сделай что-нибудь радикальное, измени свою жизнь.

— Помни, кто ты на самом деле! Кто ты?

— Я — Айрин Араминта Мэлоун, — ответила я.

— Помни об этом, — сказал Джо.

— Мне пошел на пользу этот семинар, — весело прощебетала Эмбер, когда мы возвращались на Примроуз-Хилл на автобусе. — Хватит быть милой. Я больше не позволю мужчинам смешивать меня с дерьмом, а моим издателям — меня игнорировать. Не собираюсь и дальше этого терпеть. Я хочу измениться, Минти. Измениться! Минти, ты ни слова не произнесла. Ты вообще меня слушаешь?

— Что? Извини. — Ой, мне же нельзя все время извиняться. — М-м-м, я прослушала, задумалась.

Ситуация начала проясняться. Произошел прорыв, понимаете. Озарение. Даже прозрение. Внезапная вспышка. И теперь я понимала, почему Доминик сделал то, что сделал. Я была права. Это случилось потому, что я была слишком доброй. И он совершенно перестал меня уважать. После семинара у меня открылись глаза. Я смотрела на милых, добрых людей, и это было жалкое зрелище. Они не могли постоять за себя и не вызывали ничего, кроме презрения. Хуже того: они могли постоять за себя, но мягкосердечие, слабость не позволяли им это сделать. Они боялись быть отвергнутыми. Доброта была для них чем-то вроде страхового полиса. И хотя я прекрасно их понимала — сама такая, — эти люди не вызывали ни капли уважения. Вот что со мной произошло. Теперь я осознала, что была добра с Домиником, но доброта обернулась против меня. Я делала стойку, стоило ему скомандовать — только чтобы избежать конфликта. Смиренно выполняла все требования, надеясь заслужить одобрение, добиться, чтобы все шло гладко. Как отвратительно! Я презирала себя. Взглянув на свое поведение объективно, со стороны, я была поражена до глубины души. Когда мы познакомились, я была независимым, уверенным в себе человеком, и посмотрите, во что я превратилась! В безвольную тряпку. Коврик, о который вытирают ноги. Неудивительно, что Доминик потерял ко мне уважение. Теперь я поняла, что он не виноват. Виновата я. Я сама его спровоцировала. Поэтому он меня и бросил. Перестал уважать. Достаточно было в церкви всего один раз взглянуть на меня, одетую в платье, которое он сам же и выбрал, чтобы сообразить: с этой можно делать что вздумается.

Нет, я не пытаюсь оправдать его. То, что он сделал, чудовищно. Но и я к этому причастна, ведь я позволила ему так поступить. Наконец-то до меня дошло. Я увидела, что в основном виновата сама. И может быть, теперь, когда я сделала это открытие, мне будет легче начать новую жизнь?

— Минти, — окликнула Эмбер, — о чем ты думаешь?

— Так, ни о чем, — ответила я. — Ни о чем. — Мне не хотелось делиться с ней своим открытием. Она никогда со мной не соглашается. К тому же было стыдно. Стыдно признаться, что я превратилась в слабовольное, презренное существо.

— Я полна энергии, — провозгласила Эмбер, выходя из автобуса. — Меня вдохновило то, что я сегодня узнала.

Меня тоже вдохновило. То, что я узнала о самой себе. И я пришла к мысли, что мне жизненно необходимо стать более настойчивой. Высказывать свое мнение. Устанавливать границы. Поэтому теперь я нашла в себе силы заговорить с Эмбер про то, о чем до сих пор боялась заикнуться: как долго она намерена жить у меня. Прошло уже почти три месяца. Помнится, она сказала, что остановится всего на несколько дней. Квартира завалена ее барахлом. Моя половина лестничной площадки забита ее мебелью, в гостевой спальне шагу ступить нельзя. Я, конечно, очень люблю кузину, но все это уже стало меня раздражать.

— Эмбер, — произнесла я. Она поворачивала ключ в замке.

— Да.

— Эмбер… как ты думаешь… хм… ты еще долго… намерена жить здесь?

Она посмотрела на меня. О боже, боже! Ну почему я не промолчала? Сейчас будет жуткая сцена. Я ее обидела. Она чувствует себя отвергнутой. Мое лицо стало малиновым, и я пожалела, что вообще раскрыла рот.

— Как долго я буду жить у тебя? — переспросила она.

— Да, — сердце бешено стучало. — Когда ты уедешь?

К моему изумлению, на ее лице появилась радостная улыбка. Она обняла меня.

— О, Минти, — воскликнула она. — Если хочешь, я вообще никуда не уеду!

— О-о.