Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания - Евгений Велихов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вагончики имели стальной каркас и состояли из двух половинок, свинчивающихся болтами. На каркасе крепились уши. К этим ушам мы привинтили две стандартные балки по 6,5 метров длиной и на них установили стропила. Установка первых стропил, весом в 200 килограммов на фронтоне, была трудовым подвигом. Далее нужно было установить столбы для стен высотой в четыре метра и тринадцатиметровую связывающую балку сверху. Мы поставили столбы и укрепили их откосами — тонкими досточками. Втроём залезли на лесенки и держали эту огромную балку на руках. Тут четвёртый наш партнёр решил, что дело сделано, и пошёл выбивать топором укосины. Как мы удержались с балкой на четырёхметровой высоте, одному Богу известно…
Дальше началась отделка. Прежде всего надо было вставить оконные блоки килограммов по семьдесят каждый. Я стою, держу на весу блок, а в это время сзади ко мне подходит младший сын Павел (ему было 1,5 года) с пассатижами и ущемляет меня за задницу. Он, оказывается, только что раздобыл новые, привезённые мной пассатижи, ходил, щёлкал ими, искал применение. Нашёл… Я ору благим матом, блок отпустить не могу и его отогнать не могу, а он, мерзавец, жмёт на пассатижи «в наплыве счастья полуоткрывши рот…» (С. Чёрный)
Потом начались плотницкие работы, которым нас обучал сосед Александр Иванович. Пока мы строили себе по дому, он, имея только одну руку, построил два. И в критические моменты приходил к нам на помощь со своим топором. По тем временам работа имела некоторое своеобразие: нужно было вытащить ржавые гнутые гвозди из досок, выпрямить каждый (раз — по гвоздю, два — по пальцу) и забить, не погнув, опять в ту же доску.
Дочку Наташу и сына Павла мы таскали с собой в лес за грибами и ягодами. Жена героически выкормила всех троих детей не только своим молоком, но и свежей лесной земляникой, тем самым предотвратив всякие диатезы. Один раз чуть не потеряла маленькую Наташку среди молодых ёлочек, собирая маслята. В это время с нами жила домработница Эльза, весьма строгая. Как-то Павел говорит Наташке: «У меня есть спички, давай дом сожжём». Наташка отвечает: «А что Эльза скажет?» «Ничего не скажет, — отвечает Павел, — она сгорит».
В это лето 1977 года Рем Хохлов, ректор МГУ и вице-президент Академии, пригласил меня с собой в горы. Меня в это время интересовали вопросы распространения мощного лазерного луча в атмосфере, и он предложил организовать в горах полигон. Я поехать не смог — надо было достроить дом для детей. Сижу, заколачиваю гвозди. Приезжает посланец от Анатолия Петровича Александрова и сообщает печальную весть: в горах погиб Рем Хохлов. Меня срочно вызывают в Москву к зав. отделом науки С. П. Трапезникову, приятелю Л. И. Брежнева. С. П. Трапезников сообщил, что есть решение назначить меня вице-президентом Академии наук. Это была моя единственная встреча с ним. Он попросил привезти ему электробритву на батарейке из-за границы. Других поручений не было.
А. П. был не особенно рад моему назначению, он считал, что у меня и так в Институте дел достаточно. Кроме того, у него существовала собственная кадровая политика, и своих сотрудников он продвигал весьма избирательно. Но дело было сделано, а кому я обязан — до сих пор не знаю. Безумной радости я не испытывал — действительно, интересных дел было по горло. Назначили меня исполняющим обязанности, а через полгода избрали вице-президентом. Я проработал им 20 лет, не прекращая своей основной работы в Институте.
К концу жизни Мстислав Всеволодович Келдыш устал и разочаровался во многих мегапроектах. Встал вопрос о его замене. Первым вице-президентом был В. А. Котельников, вторым — по табелю о рангах — А. А. Логунов. Ни тот, ни другой в качестве президента и вице-президента у меня энтузиазма не вызывали. Надо сказать, что в те времена за развитие науки в стране отвечала Академия. Отдел науки ЦК исполнял скорее идеологические функции. Реальным же её двигателем был оборонный отдел и ВПК (военно-промышленная комиссия). ГКНТ (государственный комитет по науке и технике) при этом присутствовал, но так и не превратился в действительный центр. Поэтому личность президента АН и его отношения с властью играли ключевую роль как в развитии «чистой», так и прикладной науки. К счастью, тогда никто не интересовался схоластическими спорами о фундаментальной и прикладной науке.
Посоветовавшись с институтской общественностью, я отправился к А. П. Кириленко агитировать его за кандидатуру А. П. Александрова на пост президента Академии наук. Разговор был очень заинтересованный и детальный. А. П. Кириленко интересовался и научной стороной, и отношением к этому вопросу академической общественности, и международными аспектами. Он был в это время, как я уже говорил, вторым человеком в партии и всё ещё вполне вменяемым. На самом деле руководство — и Л. И. Брежнев, и Д. Ф. Устинов, и Ю. В. Андропов — были прекрасно осведомлены о личности и деятельности А. П., поэтому я не знаю, сыграл ли мой визит какую-то роль в этом деле. Однако ушёл я в полной уверенности, что вопрос решён положительно.
Незадолго до общего собрания ко мне в Пахру приехали В. А. Котельников с А. А. Логуновым. Не сомневаясь в своём избрании на должности президента и вице-президента АН (соответственно), они хотели познакомиться с работами по лазерному оружию, так как собрались развивать аналогичную программу по ускорительному оружию в Институте высоких энергий в Протвино (идея, на мой взгляд, довольно бессмысленная, но об этом позже). Но я уже тогда знал, кто будет президентом…
Позже с А. А. Логуновым у меня не раз возникали конфликты. Например, он твёрдо встал в оппозицию работам Г. И. Будкера (г. Новосибирск) по масштабному развитию техники встречных пучков, заявив, что это возможно только после окончания ускорительного комплекса в Протвино. Поскольку этот комплекс не только не построен до сих пор, но и вообще это вряд ли когда-нибудь случится, последствия такого решения очевидны. При этом, к несчастью для Г. И. Будкера, стареющий М. А. Лаврентьев обвинил его чуть ли не в шпионаже в пользу Франции. Меня послали помочь Гершу Ицковичу, я сделал все, что мог, после чего последовали горячие дебаты в Академии. Но из-за политических интриг зелёный свет для него так и не зажёгся.
Следующий конфликт был связан с очередной атакой на управляемый термоядерный синтез и токамаки. Началось всё с Америки, в которой не переводились агрессивные дилетанты, выдвигающие всякие авантюрные идеи вроде «холодного синтеза», «пузырькового термояда» или просто отрицающие очевидные истины. Это нормальная, хотя и малопривлекательная черта демократии, у которой есть легальные способы борьбы с подобной квазинаукой. У нас же всегда находятся оппортунисты, пытающиеся использовать момент. В данном случае им оказался А. А. Логунов, который не соизволил хотя бы поверхностно разобраться в проблеме и тут же из конъюнктурных соображений поддержал всю эту очередную чушь. А. П. пришлось дать Логунову отповедь на общем собрании Академии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});