Алеф - Пауло Коэльо

Хиляль становится не по себе.

– А причем тут ручей и роза?

– К лету две тысячи второго года я уже был известным писателем, зарабатывал кучу денег и имел все основания полагать, что мои жизненные ценности едва ли когда-нибудь поменяются. Но разве можно быть уверенным в таких вещах? Я решил провести эксперимент. Мы с женой нашли дешевый отель во Франции, чтобы провести в нем пять месяцев. Платяной шкаф в номере был очень маленький, так что мы обходились минимумом вещей. Мы совершали вылазки в лес и горы, ели в городе, часами беседовали и каждый день ходили в кино. Там мы поняли, что главные вещи в жизни неизменно просты и доступны каждому человеку. Нам обоим нравилась такая жизнь, но только мне для работы довольно ноутбука, а моя жена художница, ей нужна мастерская, место, где можно писать картины и хранить их. Я не хотел, чтобы она приносила свой дар в жертву ради меня, и я предложил ей арендовать студию. А она тем временем любовалась окрестными горами, долинами, реками, озерами и лесами и думала: почему бы мне не держать картины прямо здесь? Почему не сделать природу своей союзницей?

Хиляль смотрит в ручей не мигая.

– Так ей пришло в голову «хранить» картины под открытым небом. Я брал ноутбук и писал, а она вставала на колени и ставила мольберт прямо на траву. Спустя год мы собрали оставленные в лесу холсты и подивились результатам. Одной из первых картин, написанных в «соавторстве» с природой, была роза на золотом фоне. Потом мы купили дом в Пиренеях, но жена продолжает закапывать и откапывать свои картины везде, куда бы ни приехала. Вынужденная мера превратилась в ее творческий метод. Я смотрю на ручей и чувствую такую острую, невыразимую любовь к ней, словно она сейчас рядом со мной.

Ветер немного утих, солнце начинает припекать. Все вокруг озарено дивным предвечерним светом.

– Я понимаю тебя и уважаю твои чувства, – произносит девушка. – Но вчера в ресторане, когда говорил о прошлой жизни, ты утверждал, что любовь сильнее нас.

– Да, но любовь – это наш выбор.

– В Новосибирске ты потребовал, чтобы я тебя простила, и я простила. Теперь моя очередь просить: скажи мне, что любишь меня.

Я беру ее за руку. Мы долго смотрим на воду.

– Молчание – тоже ответ, – говорит Хиляль.

Я обнимаю ее, она кладет голову мне на плечо.

– Я люблю тебя, – говорю я, – потому что любовь подобна ручьям и рекам, что сливаются в одно большое озеро, где их воды перемешиваются, восходят к небесам и проливаются на землю благодатным дождем.

Я люблю тебя как ручей, что поит корни деревьев и цветов. Как ручей, что утоляет жажду и указывает путникам дорогу.

Я люблю тебя как река, которая то разливается бурным потоком, то отдыхает на мелководье. Я люблю тебя, ибо все мы рождены из одного корня и вспоены одной водой. Когда у нас опускаются руки, надо просто немного подождать. Весна вновь наступит, снега растают, и мы вновь будем полны энергии.

Я люблю тебя как река, что берет начало из тоненького ручейка в горах и постепенно полнится, сливаясь с другими ручьями, а обретая силу, может смести любое препятствие на пути к своей цели.

Я принимаю твою любовь и отдаю взамен свою. То не любовь мужчины к женщине, не любовь отца к дочери, не любовь Творца к творению, но любовь, которой нет названия и объяснения, ибо она как река, что течет сама по себе. Моя любовь ничего не дает и ни о чем не просит; она просто существует. Я никогда не буду твоим, и ты никогда моей не будешь. И все же могу сказать, не покривив душой: я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Возможно, все дело во времени дня или в особом предзакатном свете, но в тот момент, кажется, во Вселенной вдруг воцарилась гармония. Мы стоим, замерев, безо всяких мыслей, и нам совсем не хочется возвращаться в гостиницу, где меня уже поджидает Яо.

БАЙКАЛЬСКИЙ ОРЕЛ

Вот-вот совсем стемнеет. Возле пришвартованной у берега лодчонки стоят шестеро: Хиляль, Яо, шаман, две пожилые женщины и я. Старухи что-то оживленно говорят по-русски. Шаман качает головой. Яо пытается в чем-то его убедить, но тот молча разворачивается и садится в лодку.

Теперь Яо спорит с Хиляль. Китаец выглядит озабоченным, но я догадываюсь, что ситуация ему скорее нравится. В последнее время мы много занимались вместе, и я научился понимать язык его тела. Сейчас мой переводчик изображает раздражение, которого на самом деле не испытывает.

– О чем речь?

– Оказывается, я не могу отправиться с вами, – отвечает Хиляль. – Мне придется остаться здесь с этими старухами, которых вижу в первый раз в жизни, и всю ночь торчать на холоде, поскольку некому отвезти меня обратно в отель.

– Мы узнаем, каково там, на острове, а вы – каково здесь, с этими старухами, – настаивает Яо. – Нарушить этот запрет мы не вправе. Я вас предупреждал, но он настоял, чтобы вы тоже поехали. Сейчас нам надо добираться до острова, чтобы не упустить момент, который вы называете Алеф, я – ци, а у шамана, несомненно, есть для него какое-то свое слово. Это ненадолго, мы вернемся буквально через пару часов.

– Идем, – я беру китайца за локоть и с улыбкой обращаюсь к Хиляль: – Неужели ты готова променять новое, незабываемое приключение на вечер в гостинице? Не знаю, к добру это или к худу, но все лучше, чем ужинать в одиночестве.

– Думаешь отделаться красивыми словами о любви? Я знаю, что ты любишь жену, я все понимаю, но неужели я не заслуживаю хотя бы маленькой награды за то, что помогла тебе открыть новые миры?

Я ухожу. Еще один идиотский разговор.

Шаман включает двигатель и берется за руль. Лодка держит курс на большую скалу в двухстах метрах от берега. По моим расчетам, поездка должна занять минут пять, не больше.

– Хорошо, теперь, когда пути назад уже нет, вы можете объяснить, зачем вам было нужно, чтобы я встретился с шаманом? За все время пути вы больше ни разу ни о чем меня не попросили, а ведь я обязан вам столь многим. Я говорю не об айкидо. Вы помогали мне сохранять мир в нашем вагоне, слово в слово переводили все, что я говорил, а вчера напомнили мне, что иногда приходится вступать в поединок лишь для того, чтобы выказать уважение к противнику.

Яо встряхивает головой, глядя вдаль с таким напряженным видом, будто безопасность нашей посудины зависит от него одного.

– Я думал, вам будет интересно.

Это не ответ. Если бы я хотел увидеть шамана, я сам бы об этом попросил.

Наконец Яо поворачивается ко мне и кивает.

– В свое время я дал обещание вернуться сюда. Я поехал бы один, если бы не контракт с издателями, который обязывает меня все время находиться подле вас. Они были бы недовольны, если бы я вас бросил.

– Ну, в постоянной опеке я точно не нуждаюсь, и если бы вы оставили меня в Иркутске, издатели бы вам ни слова не сказали.

Над озером темнеет быстрее, чем я ожидал. Яо меняет тему.

– Человек, который управляет лодкой, вызывал дух моей жены. Ему можно верить, есть вещи, о которых он не мог ниоткуда узнать. Кроме того, он спас мою дочь. Ей не смогли помочь в лучших клиниках Москвы, Шанхая, Пекина и Лондона. А он помог и не взял никакой платы, только попросил меня вернуться. Вот почему мы с вами оказались здесь. Возможно, я наконец смогу понять то, что отказывается принять мой разум.

Скала совсем близко; через минуту мы будем на месте.

– Вот это ответ. Спасибо за доверие. Благодаря вам, я оказался в одном из самых удивительных мест на земле и теперь могу наслаждаться этим дивным вечером и слушать, как волны бьются о дно лодки. Наше путешествие принесло мне немало чудных даров, эта встреча – один из них.

Впервые с того дня, когда Яо рассказал мне о смерти жены, ему изменяет всегдашняя сдержанность. Китаец берет мою руку и прижимает к своей груди. Лодка врезается в усыпанный галькой берег.

– Спасибо вам. Большое спасибо.

Добравшись до вершины скалы, мы успеваем поймать взглядом последний проблеск алого заката. Вокруг лишь низкий колючий кустарник, а на востоке торчат несколько голых деревьев. С ветки одного дерева свисает полуистлевшая туша какого-то животного. С каким бы почтением ни относился я к шаманской мудрости, здесь мне едва ли откроется что-либо новое: я исходил немало дорог и знаю, что все они ведут в одном направлении.

Наблюдая, как серьезно и торжественно он готовится к обряду, я вспоминаю все, что мне известно о шаманах и их роли в истории человечества.

В древности в каждом племени были две главных фигуры. Первым был вождь, самый храбрый, достаточно сильный, чтобы встретить любую опасность, и достаточно умный, чтобы разоблачить любой заговор: борьба за власть не представляет собой ничего нового, она существовала с начала времен. Став во главе племени, вождь брал на себя ответственность за безопасность и процветание своих людей в вещном мире. Потом на место самых сильных пришли самые хитрые, власть стала передаваться по наследству, и вожди сделались предтечами всех на свете королей, императоров и тиранов.