Хоксмур - Питер Акройд

Нет, хозяин, уж семь часов.

Стало быть, и ночь прошла?

Стрелою пролетела, да только утро стоит ненастное, а Почтмейстеров мальчишка, чтоб ему пусто было, нам вот что принес.

И кладет предо мною сверток, на котором надписано: господину Дайеру, оставлено на почте в Лейсестерских полях. Встал со мною рядом и глядит на него, но тут меня странная дрожь охватила: возьмись-ка ты за дело, мастер Элиот, говорю, поди принеси мне говядины да яиц. Когда он вышел из комнаты, я открыл сверток и обнаружил там листочек, посланный рукою мне незнакомой, на коем крупными, без наклона буквами значилось следующее:

Ведал я работу вашу во славу Господа. Сею ниделю я тут, как преду в Вайтгил, тот час получити от миня известье. Я ваш друг весь как есть, лучше ни сыщити, ежели получу что мине положено заработу, так и рта ни раскрою.

Прочел я сие посланье, мне, очевидно, угрожавшее, и в кишках у меня заворочалось, так что я кинулся от постеле к стулу и, сидючи на оном, оглядывался кругом в страхе, будто бы сами стены мне грозили бедою, да чуть весь дух из себя не высерел. Тут услыхал я, как Нед поднимается по леснице, и крикнул ему: я на стуле — говядину у двери поставь! Что он, не мешкая, и сделал, а сам опять вниз, в кухню пошел.

Письмо было не столь хитроумно написано, чтобы мне не разгадать его смыслу: по досадной случайности мое Блек-степ-леновское общество было раскрыто, а вместе с ним и мои собственныя важныя дела при церквях — словом, я попался не на шутку. В один миг я снова превратился в дитя, забившееся в яму с золою, и был охвачен такою душевною смутою, что не мог и голоса подать в укор сему миру. Вставши с горшка, я лег на постелю; впору было крикнуть Нату, чтобы принес не пару панталон, а саван. Я знал, что все законы против меня: в ст. 4, п. 39 Елис. Зак. прописано, что всякое лице, кто применяет хитрость, либо занимается предсказаниями судеб, надлежит взять как мошенника, бродягу, плута заядлого, раздеть до гола от пояса и выше и пороть кнутом, покуда на теле кровь не выступит. Однакожь это все пустяки; меня могли осудить по Первому Статуту Якова I, ст. 12: о том, что приваживать, употреблять либо воздавать дань каким-либо злым духам почитается тяжким злодеянием; что мне, таким образом, доводилось quon-dam malum Spiritum negotiare.[47] Далее в законах говорилось, что всякое лице или лица, применяющия колдовство, волшебство, а равно и все их сообщники, подстрекатели и соумышленники, коим вменяются в вину те же злодеяния, будут преданы мучительной смерти как преступники без снисхождения, какое полагается духовным лицам. Сие запало мне в душу (так сказать), и вот я, лежа на постеле, уж поднимаюсь и вхожу в каменную Невгатскую камеру, меня накрепко привязывают к полу; а вот меня выводят в судебную палату, я стою пред Судом Королевской Скамьи, и сэр Христ. приходит свидетельствовать против меня; вот уж тащат меня к повозке, я смеюсь над толпой, меня окружившей; теперь мне связывают руки, на лицо надвигают колпак; а перед самой смертью я чувствую, как меня тянут за ноги. Так страх мой пробирался закоулками моих чувств; он оборачивался фигурами, льнул к звукам, приносил с собою запахи и пропитывался вкусами. И я сказал себе тихонько: о нет, приговор мой справедлив.

Но тут ко мне возвратился бодрый дух, и я укусил себя за руку до крови. В силе своей я уверен, говорю я себе, ибо она испытана, и коли я предвижу бури, мне ли их не предотвратить. С какой стати мне жаться перед каким-то негодяем, невежей и завистником? Отыскавши того, кто сие написал, я его уничтожу совершенно.

И тут в моих мыслях появилась ниточка, что провела меня через лабиринт страха: это пустое письмо, говорю я себе, намеренно писано неправильно, дабы сбить мои подозренья с толку. Так, этот малый пишет Вайтгил, тогда как всякому младенцу известно, что правильно будет Вайтгалл. А кто за мною следит и ведет разговоры против меня, как не те единственно, что в конторе? И кому же знать о моих намерениях, как не тому, кто украдкой залезает ко мне в каморку или же расспрашивает Вальтера Пайна по части моих дел? И кто надоумил Вальтера супротив меня, а не то еще и следовал за мною? Да, да, верно, есть один такой, кто ходит за Вальтером по пятам и ведет с ним смелыя речи, — некой Йорик Гейес, Инспектор по замерам, тот, который льстит себе мыслию, будто, коли меня выгонят из конторы, он сам на мое место вскочит. Возможно, что он и пишет; стану за ним наблюдать, выслежу и раздавлю, как вошь. Мысль о том, как я уберу его с дороги, наполнила меня радостью, побежавшей по моим жилам и заставившей меня расхаживать по спальне.

Расхаживая, я замыслил собственную наживку, чтобы поймать сию рыбешку, сего уродца в образе человечьем, и написал в ответ так: смысла письма Вашего я не разумею, объяснитесь в следующем и дайте мне знать. Имени своего я не подписал, но сверху поставил: г-ну Гейесу, за сим упрятал письмо в пояс своих исподников и позвал Ната; тот прибежал ко мне бегом.

Вы к говядине и не притронулись, говорит, и пить тожде ничего не пили; я уж госпоже Бест говорю, дескать, не знаю, что мне с Вами делать, Вы что тот человечек из сказки, который все меньше делается…

…Будет тебе, Нат.

Истинно так, говорит, а сам зевает.

Тогда я продолжал: Нат, ежели увидишь какого малого, лицом невидного, завидущего бездельника, ежели будет в здешних местах шататься такой, да и любой, кто тебя обеспокоит, то следи за ним и мне докладывай. Он посмотрел на меня удивленно и ничего более не сказал, только снова зевнул. За тем, насвистывая себе под нос, я оделся. Смелости мне было не занимать, однако, покуда я шел в контору, страхи мои возвратились. Каждый прохожий, что бросал на меня взор, заново внушал мне ужас; я сам себя не понимал совершенно и находился под воздействием столь многих страстей, что едва соображал, куда направляюсь. В Скотленд-ярд вошел я, словно виноватый, и, покружив, дабы убедиться, что за мною не следят, оставил письмо к господину Гейесу в уголке, где негодяй наверное должен был его обнаружить.

После, снова очутившись у себя в каморке, среди своих чертежей и бумаг, я собрался с духом и занялся переговорами касательно до своей работы. Не мешкая, написал я к Комиссии следующее:

Ваппингская церковь в Степнее растет. Стены уже достигают повсюду до высоты пятнадцати или шестнадцати футов; каменщику доставили порядошное количество Портландского камня, хоть он и не добился в работе того продвижения, кое от него ожидалось. Мороз весьма сильно повлиял на часть кирпичной кладки, каковая сделана была в начале Ноября; часть следует вынуть и положить новую. Однакожь я удовлетворен. Прилагаю также наброски картины, росписи весьма обширной и любопытной, какую надлежит разместить в западном приделе церкви: сие есть образ Времени, крыла развернуты. Под ногами у Времени лежит изображение скелета длиною около восьми футов, под коим расположена Слава в виде равносторонного треугольника, заключенного в большой круг. Эмблема сия для Христианской церкви является наиболее подходящей и употреблялась в Христианстве с ранних пор.

Картина эта есть единственная, что будет явлена перед Комиссией, моя же собственная работа остается скрыта — ибо здесь, в третьей из моих церквей, надлежит представить также фигуру огромного человека, темного, с красными глазами, держащего меч и в белом облачении, человека, держащего золотой шар и одетого в красное, и человека в колпаке темного полотна поверх головы и с воздетыми руками. Когда старина Мирабилис впервые познакомил меня с подобными вещами, я сказал ему, они-де наводят меня на воспоминанья об историях, слышанных в детстве. Как не наводить, отвечал он, ведь откуда, как не из детства, берутся наши печали? Да разве способен я позабыть то тело в яме?

В передней послышался шум, и я подошел к дверям, словно бы по случайности. Это оказался Гейес, входивший сюда, как я и предвидел, однако взглянуть на письмо, оставленное для него вместо приманки, я не осмелился. Мы с ним вполне любезно раскланялись, а за сим я поворотил назад, будто что-то позабыл. Однакожь у двери своей остановился и, слегка повернувши голову, уголком глаза приметил, что Гейес, пугало эдакое, взял письмо, распечатал его, быстро прочел и швырнул наземь, даже не взглянувши на меня. Не жить тебе, подумал я, ишь, дразниться вздумал.

И тут этот змий подает голос: господин Дайер, говорит, я исследовал местность подле Ваппингской церкви.

Обратили, стало быть, взор свой к праху земному, как велит нам проповедник?

Он улыбнулся было моей шутке, а после продолжал: сточную канаву там прокладывать будет весьма дорого и затруднительно, господин Дайер.