Хоксмур - Питер Акройд

И все же, господин Гейес, сделать это необходимо, так как другого места нету.

В таком случае я вынужден дожидаться, пока заложат основания всех колонн, говорит он, а посему сделайте одолжение, соблаговолите мне сообщить, когда закончите.

Смотрели ли вы чертеж? спросил я, оскаливши зубы в ухмылке.

Да, он у меня в ящике.

Я был бы рад получить его обратно, господин Гейес, ибо копии у меня не имеется.

Тут он понял, что меня так просто не возьмешь. Направился к себе в комнату и, стоя ко мне спиною, промолвил, будто бы в пустоту: это третья церковь, верно, господин Дайер?

Будет тебе, щенок, будет, подумал я, а сам с него мерку на саван глазами снимаю. Да, говорю, да, третья.

Часть вторая

6

— Это третье?

— Да, третье. Мальчик в Спиталфилдсе, бродяга в Лаймхаусе, а теперь еще один мальчик. Третье.

— На этот раз в Уоппинге?

— Да.

Хоксмур поглядел в окно на улицы внизу, шум которых до него не доходил; потом глаза его расширились: он поглядел на само окно и заметил патину пыли, выплюнутой городом; затем он еще раз перевел взгляд, сосредоточившись на собственном отражении — или, скорее, на абрисе лица, висящем над лондонскими зданиями, словно галлюцинация. У него болела голова; наконец он закрыл глаза, чуть прижав пальцы к вискам, и спросил:

— А почему считают, что тут есть связь?

Молодой человек у него за спиной уже готов был сесть в небольшое кабинетное кресло, но снова неловко встал, задев рукавом комнатное растение, трепетавшее в потоке воздуха от вентилятора.

— Связь тут в том, сэр, что все они были задушены, все в одном районе и все в церквах.

— Да, загадка. Вы любите загадки, Уолтер?

— Загадка, и ее пытаются разрешить.

Хоксмуру и самому не терпелось в этом разобраться. Неоновые лампы в коридорах издавали неясный шум, который ему нравился, но, подняв глаза, он увидел наружную электропроводку, покрытую пылью; часть коридора была погружена в темноту, и они какое-то время ждали в потемках, пока перед ними не открылись двери лифта. А когда они с помощником отъезжали от Нью-Скотланд-ярда, он, указывая на улицы, пробормотал: «Тут надо ухо востро держать». И Уолтер рассмеялся, поскольку знал о привычке Хоксмура издеваться над коллегами, повторяя их слова. В голове у Хоксмура крутилась песенка: «Одна — к беде, а две — к удаче», — но вот к чему третья?

От реки, где они припарковались, была видна колокольня Св. Георгия-на-Востоке, странной формы: она словно прорывалась сквозь крышу, а не просто поднималась над ней. Когда они переходили Рэтклифф-хайвэй, направляясь к церкви, Хоксмур до крови прикусил изнутри губу; ему опять, как всегда при расследованиях такого рода, грозила неудача. Церковь и ее окрестности уже были оцеплены, и перед белой лентой собралась небольшая толпа — толпа, состоявшая в основном из жителей, пришедших из любопытства поглазеть на место, где произошло убийство ребенка. Хоксмур, быстро пройдя мимо зевак и нырнув под ленту, — в толпе зашептались: «Вот он!», «А кто это?» — зашагал в обход церкви к маленькому парку позади нее. Там, перед полуразвалившимся зданием, на котором по-прежнему виднелись буквы M З Й, выбитые над входом, присели инспектор и несколько молодых констеблей из местного отдела по расследованию преступлений — они осматривали землю вокруг. Инспектор записывал наблюдения на диктофон, но стоило ему увидеть Хоксмура, как он выключил его и поднялся, скривившись от боли в спине. Хоксмур решил не обращать на это внимания и, подойдя совсем близко, представился:

— Старший следователь Хоксмур, а это — мой помощник, сержант Пейн. Начальник отдела с вами уже связался по поводу моего участия?

— Да, сэр, связался.

Хоксмур, довольный, что ничего не надо объяснять, обернулся посмотреть на заднюю стену церкви и подумал: интересно, сколько времени ее возводили. Из-за ограды парка на происходящее смотрела группа детей, лица их были бледны на фоне темного железа.

— Какой-то чокнутый его нашел прошлой ночью, — говорил инспектор; не дождавшись от Хоксмура ответа, он добавил: — Может, какой-то чокнутый и убил.

— Время?

— Около четырех утра, сэр.

— Опознание было?

— Отец…

Не договорив, инспектор бросил взгляд на две фигуры: мужчину, сидевшего на скамье под дубом, и женщину-констебля, стоявшую и смотревшую на него сверху вниз, положив руку ему на плечо. Где-то вдали послышалась сирена. Хоксмур вынул из верхнего кармана очки рассмотреть этого человека повнимательнее. Лица, искаженные шоком, были ему знакомы, и это не отличалось от прочих; но тут отец поднял глаза и поймал его взгляд. Хоксмур, задержав дыхание, дождался, пока человек опустит глаза, а потом резко повернулся к инспектору.

— Где тело?

— Тело? Тело увезли, сэр.

Хоксмур внимательно рассматривал его форму.

— Вам, инспектор, никогда не говорили, что тело ни в коем случае нельзя трогать до прибытия следователя?

— Но отец же пришел, сэр…

— Тело ни в коем случае не трогать! — Помедлив, он добавил: — Куда увезли?

— На вскрытие увезли. К патологоанатому.

Значит, атмосферу убийства успели разрушить. Он подошел к отцу; тот начал было подниматься со скамьи, но Хоксмур жестом остановил его.

— Нет-нет, — сказал он. — Не двигайтесь. Сидите, где сидели.

Отец улыбнулся, словно извиняясь; лицо его было до того красным от горя, что казалось кровоточащим, бесформенным. Хоксмур представил себе, как отрывает слои кожи и плоти, пока не останутся лишь зияющие дыры рта и глаз.

— Такой добрый мальчик был, — говорил ему отец. — Всегда был такой добрый. — Хоксмур склонил голову. — Меня попросили что-нибудь из его вещей принести, — продолжал отец. — Это для собак? Из его одежды я ничего не мог взять — не мог, и все тут, понимаете, — зато принес вот что. — И он протянул перед собой детскую книжку. Хоксмуру хотелось прикоснуться к ее яркой обложке, но отец уже листал ее, вздыхая. — Он эту книжку все время читал, перечитывал. Столько раз.

Хоксмур наблюдал за тем, как рука переворачивает страницы, и тут случайно заметил гравюру: старик с посохом, а рядом с ним пиликает на скрипке ребенок. Еще не оторвавшись от нее, он вспомнил иллюстрации из своих собственных книжек: картинка, изображающая кладбище, где заяц читает надпись на одном из надгробий, другая, с кошкой, сидящей подле груды камней. Стихи под ними, казалось, шли без конца, строчка за строчкой, но слов он вспомнить не мог. Взяв книгу из рук отца и отдав ее женщине-констеблю, он мягко спросил его:

— Когда вы в последний раз видели сына?

— В смысле, сколько времени было?

— Да, время не помните?

И человек нахмурился от усилия, словно факт этой смерти не оставлял места для существования чего-либо еще. Как будто он всю жизнь сидел тут, в тени церкви Св. Георгия-на-Востоке.

— Наверно, около шести вечера. Да, точно — еще часы били.

— Не говорил ли он…

— Дэн. Дэном его звали.

— Не говорил ли Дэн, куда он собирается?

— Сказал, что гулять идет. Открыл дверь и вышел, и все. В последний раз.

Хоксмур поднялся и сказал:

— Мы делаем все возможное. Будем держать вас в курсе.

А отец встал рядом с ним, чтобы пожать ему руку, жестом едва ли не официальным. Уолтер, наблюдавший за всем этим, стоя посередине парка, пытался избавиться от комка в горле, когда Хоксмур подошел к нему со словами:

— Ну что, поехали, посмотрим.

К их приезду тело ребенка уже лежало, готовое к осмотру, в прозекторской. К левой лодыжке и обоим запястьям были привязаны бирки; голова была помещена в деревянный блок, шея покоилась в выемке. Патологоанатом, только что закончивший мыть руки, взглянул на мужчин с улыбкой; Хоксмур тоже заставил себя улыбнуться, однако на обнаженное тело, лежавшее в каких-нибудь двух футах, никто из них не взглянул.

— Вы времени не теряете, — сказал патологоанатом, вытаскивая из кармана диктофон.

— Время не ждет.

Не расслышав этого, патологоанатом склонился над телом и тихонько заговорил в диктофон:

— Осмотр внешней поверхности тела. Лицо налито кровью, посинело, глаза выпучены, веки и конъюнктивы покрыты мельчайшими точечными кровоизлияниями, что свидетельствует об асфиксии. Язык просунут между зубами. Небольшое количество крови просочилось из лопнувших сосудов в ушах, из носа — нет. Имеются свидетельства опорожнения мочевого пузыря и заднего прохода. Свидетельств сексуального насилия не имеется. Ищу вмятины от кончиков пальцев или ногтей по обе стороны шеи, приблизительно на уровне гортани… — После внезапной паузы он продолжал: — Ничего нет. Несколько царапин на шее — возможно, нанесены жертвой при попытке оторвать руки нападавшего. По ранениям можно заключить, что он был задушен, лежа на земле, убийца либо стоял на коленях, либо сидел на нем сверху. Тут сильная синюшность. Мелкие кровоподтеки под кожей головы и вдоль позвоночника указывают на то, что во время удушения давили на спину. Отпечатков лигатуры нет, следов укусов тоже. Небольшие отметины от зубов на внутренней стороне губ.