Золотой человек - Мор Йокаи

Первым, кого он встретил, выйдя из-под ареста, оказался г-н Качука. Тот поспешил поздравить Тимара с успешным исходом дела и крепко пожал ему руку.

— Друг мой! Это дело так оставить нельзя! — говорил Качука. — Теперь слово за тобой. Ты должен добиться полной сатисфакции. Представь, они посмели подозревать даже меня в том, что я был тобой якобы подкуплен! Немедленно отправляйся в Вену и требуй удовлетворения. Доносчика и клеветника должны примерно наказать, — сказал он громко, а потом шепотом добавил: — Теперь ты можешь быть вполне уверен, что тебя никому не выбить из седла, понимаешь? Куй железо, пока горячо!

Тимар заверил его, что так и поступит.

Встретившись с Бразовичем, Тимар и ему поверил свои планы.

Господин Бразович тяжело вздыхал, сочувствовал Тимару, выражая возмущение той несправедливостью, которая была допущена по отношению к его молодому другу. Кто он, этот злодей, так бессовестно оклеветавший Тимара?

— Кто бы он ни был, — с угрозой в голосе ответил Тимар, — но, клянусь, он свое получит! Даю слово, если этот подлец живет в Комароме и имеет свой дом, то он поплатится всем своим достоянием за сыгранную со мной шутку. Послезавтра я самолично еду в Вену и потребую удовлетворения от имперской канцелярии.

— Поезжай, конечно, поезжай! — живо откликнулся Бразович, а про себя подумал: «Я тоже там буду».

И отправился в Вену на день раньше Тимара.

В Вене, используя свои старые связи, Бразович заранее подготовил Тимару такую встречу (правда, это обошлось ему в копеечку, но что поделаешь?!), что стоило тому только вступить в бюрократический лабиринт, как он никогда бы оттуда не выбрался. Имперская канцелярия отошлет его в государственную палату финансов и коммерции, оттуда его дело перешлют в высший совет юстиции, который завяжет нескончаемую переписку с имперским цензурным и жандармским управлением, последнее, в свою очередь, направит Тимара в тайную канцелярию… Неосторожный и наивный истец постепенно придет в такую ярость, что необдуманно даст волю своему возмущению, а этого чиновникам и бюрократам только и надо — на него заведут новое дело в тайной канцелярии, и тогда пиши пропало. В конце концов искатель истины взвоет и будет умолять отпустить его восвояси, да еще даст себе зарок никогда в жизни не пытаться найти ключ к заветной правде. Пусть дурак ее ищет, эту правду!

Но Тимар уже вышел из этого возраста наивных правдолюбцев. Он давно уже понял задние мысли обоих своих «доброжелателей». Первый же шаг, который он сделал по приезде в Вену, избавил его от расставленных на его пути ловушек.

С тех пор как Тимар заставил себя совершить первый в своей жизни подлог и обман, он стал хитрым и прежде всего крепко усвоил одну истину: никогда не открывай свои карты врагу, никогда не говори врагу правды.

Это как девичий стыд. До первого падения девушка чиста и наивна, но стоит ей переступить порог невинности, как в ней просыпается опытная женщина, и она уже без всякого учителя знает, как должна поступать, — более того, она способна даже придумать нечто новое в этой области.

Талант авантюриста проявился у Тимара еще тогда, когда он мастерски обвел вокруг пальца следственные власти в Панчове. Но тогда он действовал в чужих интересах и не получал никакой личной выгоды: он лишь выполнил свой долг перед теми, за кого был в ответе.

Теперь же он боролся за себя, он действовал во имя собственного блага.

Скрывать свое богатство Тимару не хотелось, значит, он должен был найти какое-то официальное оправдание присвоенным им несметным богатствам, должен был как-то объяснить людям, почему он так быстро разбогател. Надо было создать впечатление, что он просто на редкость удачливый предприниматель: при первой же сделке ему посчастливилось заработать баснословный барыш.

Если будут думать, что он нажился, занимаясь контрабандой, — не беда. Доказать это все равно нельзя. От военных поставок продовольствия он не получил ни гроша прибыли — с трудом вернул вложенную сумму. Но так как после этой сделки он купил дома, баржи, причем за все платил золотом, все, естественно, полагали, что он разбогател на военных поставках.

Ему требовался лишь предлог, нужно было прослыть удачливым коммерсантом для того, чтобы пустить в оборот сокровища Али Чорбаджи.

С чего же он начал, прибыв в Вену?

Тимару предстояло потребовать удовлетворения от государственной палаты торговли и коммерции. И тут он имел полное основание рассчитывать на поддержку военного ведомства. Его комаромские покровители снабдили Тимара рекомендательными письмами к самым влиятельным лицам в австрийской столице.

Но, приехав в Вену, Тимар оставил эти письма на дне своего саквояжа и с пустыми руками прямым путем направился прямо в канцелярию государственной палаты, добиваясь аудиенции у министра.

Министру импонировало, что этот человек даже не попытался влезть через окно, а сразу постучался в дверь. Он дал Тимару аудиенцию.

Министр был высоким мужчиной с гладко выбритым лицом, с внушающим уважение двойным подбородком, строгим взглядом проницательных глаз и пробивающейся лысиной на макушке. На груди у него сверкали многочисленные регалии. Взглянув на вошедшего посетителя — обычного смертного, к тому же с усами, — министр заложил руки под полы своего длинного фрака. Тимар был одет в простую черную венгерку.

Первым вопросом его высокопревосходительства было:

— Почему, сударь, являясь на аудиенцию, вы не надели сабли?

— Я не дворянин, ваша экселенция.

— Гм… Как я догадываюсь, вы явились просить удовлетворения за то, что вас несправедливо обвинили и держали под следствием?

— Я далек от этой мысли, ваша экселенция, — ответствовал Тимар. — Правительство лишь выполняло свой долг, подвергнув строгой проверке обоснованное подозрение, которое компрометировало не только меня, но и более высокопоставленных лиц. Поскольку я не дворянин, у меня нет оснований даже для того, чтобы обращаться с жалобой на нарушение прав «primae nonus»,[9] Более того, я, напротив, чувствую себя глубоко благодарным как заявителю, так и следственной комиссии за то, что в результате строгой проверки выяснилась моя абсолютная честность при выполнении порученного мне государственного заказа.

— О! Значит, вы не собираетесь возбуждать дело против подателя обвинительного рапорта?

— Нет, я считаю это неразумным и даже вредным, ибо в противном случае я мог бы отбить желание у честных людей сигнализировать вам о действительных злоупотреблениях. Моя честь полностью восстановлена. Что касается возмездия, то это не в моей натуре. Кроме того, у меня нет на это ни времени, ни настроения. Что прошло, то былью поросло.

При этих словах его высокопревосходительство вынул одну руку из-под крыльев фрака и дружелюбно потрепал Тимара по плечу.

— Ну что ж, это очень разумно с вашей стороны. Вы совершенно правы — вся эта процессуальная волокита не стоит потерянного на нее времени. Весьма, весьма разумно и… похвально. Что ж, в таком случае, привело вас ко мне?

— Одно деловое предложение.

— Предложение?

— Для которого мне крайне необходимо ваше покровительство, господин министр.

Его высокопревосходительство снова запрятал руки под фрак.

— Австрийской короне принадлежат земли на илирийской границе, в Леветинце.

— Гм!.. — промычал министр и нахмурил лоб. — Что же вы желаете?

— Мне часто приходилось ездить в те края в качестве закупщика пшеницы, и я прекрасно знаю тамошние условия. Эти имперские земли насчитывают тридцать тысяч хольдов, которые арендует у королевского правительства венский банкир Зильберманн по сорок крейцеров за хольд. Заключение договора на аренду находится в компетенции государственной палаты, в то время как арендная плата за землю поступает в распоряжение военного ведомства. Общая сумма составляет двадцать тысяч форинтов в год. Зильберманн разделил арендованную землю на три части и, в свою очередь, сдал эти участки в аренду трем предпринимателям, которые платят ему по одному форинту за хольд.

— Ну и что из этого? Ведь он тоже должен получать какую-то выгоду!

— Совершенно справедливо. Подарендаторы разделили свои участки среди местных жителей на еще более мелкие парцеллы и, разумеется, взимают с них высокую плату натурой. Сейчас, однако, после двух неурожайных лет и особенно из-за нынешней засухи с банатских земель не собрали даже того, что посеяли. Земледельцы не смогли уплатить подарендаторам, и тогда главный арендатор объявил себя банкротом, задолжав казне прошлогоднюю арендную плату.

Руки его высокопревосходительства выскочили из-под крыльев фрака. Он возбужденно заговорил:

— Еще бы, не нужно было людям пыль в глаза пускать. Ведь живет, бездельник, как князь! Помилуйте, да он восьмитысячных лошадей держит, на других и не ездит. Сейчас их с торгов продают. Я — министр, милостивый государь, но я и то не могу позволить себе держать такой выезд!