Золотой человек - Мор Йокаи

Вот кто был Карфагеном для Бразовича!

— Подумать только, что за дьявольскую штуку снова выкинул этот человек! Каждый честный хлеботорговец заслужил себе отдых зимой и радуется этому. А что делает он? Затевает новое дело, о котором раньше в наших краях и не ведали. Арендовал на зиму Балатон и ведет там подледный лов! Еще недавно его люди за один заход у мыса Кенеше вытащили триста центнеров рыбы. Ведь это же настоящий разбой! К весне они так очистят Балатон, что там не выловишь ни одного пескаря, не то что судака. И все отправляет в Вену. Для того ли родится рыба в Балатоне, чтобы ее немцы жрали? Проклятье! Нет, его надо схватить всем миром и прикончить! Ей-богу, рано или поздно я задушу этого человека собственными руками! Вот подкараулят его на мосту два матроса и столкнут в Дунай. Дам сто форинтов стражнику, чтобы тот ночью, будто ненароком, пристрелил его. Или вот что: заброшу-ка я к нему в сад бешеного пса, утром он выйдет во двор — тут ему и капут. На виселицу подлеца! Он заслужил ее больше, чем Банди Андьял или Марци Зёльд.[10] Марци забирает только то, что при мне, — мой кошелек с деньгами, а этот вор так и норовит оставить меня без крыши над головой. Вот увидите, велю поджечь его дом, пусть сгорит дотла! И таких людей еще в дворянство возводят! Назначают асессором на дворянских выборах! И этого новоявленного нувориша я должен еще терпеть. Подумать только — сидеть в одном ряду с таким подлецом! И кому? Мне, у которого еще дед был столбовым венгерским дворянином. Да попробуй он хоть раз сунуться ко мне в ресторацию, попробуй он показать там свое рыло, я подговорю своих людей и в два счета выброшу его со всеми потрохами на улицу, да не через дверь, а в окно, в окно его, в окно! Чтобы шею себе своротил! Окажись только он рядом со мной на каком-нибудь званом обеде, уж я ему поперчу суп отравой, так что он у меня зараз окочурится. А еще слухи ходят, будто он имеет наглость наведываться к благородным барышням, этот выскочка, прощелыга! Ишь каков! Шкипер с разбитого корабля! Ему только в болоте лягушек ловить! Эх, дал бы бог, чтобы он столкнулся в каком-нибудь благородном доме с этаким бравым офицером и тот вызвал бы его на дуэль, да и проткнул бы шпагой насквозь, как жабу! Вот так!

Говоря это, г-н Бразович довольно прозрачно намекал на г-на Качуку, но тот делал вид, будто не слышит своего будущего тестя.

А между тем он не только прекрасно все слышал, но и сделал вполне определенный вывод из страстного монолога хозяина дома: новоиспеченный миллионер, видимо, нанес немалый ущерб состоянию Бразовича, если тот в ярости сотрясает своды двухэтажного дома. Нужно сказать, что эта мысль не доставила большой радости жениху накануне свадьбы.

— А впрочем, зачем мне ждать, пока кто-то другой разделается с этим негодяем! — произнес после многозначительной паузы Бразович, поднимаясь из-за кофейного стола. Поставив чубук, он взял в углу тяжелую бамбуковую трость. — Ведь у меня тоже есть оружие — стилет. Я купил его в то самое время, когда в моем доме появился этот человек. Специально из-за него приобрел. — И чтобы не быть голословным, господин Бразович вытянул из трости острый кинжал. — Вот, смотрите! Стоит мне встретиться с ним наедине, я пришпилю его к стене, словно летучую мышь! Клянусь!

И как бы в подкрепление своей клятвы, г-н Бразович стал вращать налитыми кровью глазами.

Затем он хлебнул последний глоток кофе из чашки, набросил на себя шубу и вышел, объявив, что идет по делам, что означало — в игорный дом, и вернется домой рано, что означало — к утру.

Никто его не удерживал.

И вот, осторожно спускаясь по узкой винтовой лестнице, вовсе не предназначенной для такого грузного человека, как он, г-н Бразович вдруг увидел, что кто-то поднимается ему навстречу. То был Тимар…

Наконец-то враг в его руках! Вот он, совсем рядом! Два человека встретились на узкой дорожке, в темноте, где их никто не видит. Так совершается большинство убийств. К тому же у Тимара нет никакого оружия, даже палки, а у Бразовича в руках стилет, спрятанный в длинной трости.

Но что это? Увидев Тимара, г-н Атанас мгновенно сует трость под мышку и, сняв шляпу, громко приветствует гостя:

— Честь имею, господин Леветинци, ваш покорный слуга!

— Здравствуй, Атанас! — отвечает Тимар. — Ты что, за гешефтом идешь?

— Хе-хе! — заискивающе смеется г-н Бразович, словно напроказивший школьник. — А ты, Михай, не желаешь хоть разочек посидеть с нами?

— Нет. Если хотите выиграть у меня сотню-другую форинтов, так я могу их вам просто подарить. Но коптеть всю ночь за игральным столом, полагаясь на милость дьявола, — это забава не по мне.

— Хе-хе! Ну тогда ступай к дамам, они у себя наверху. Желаю хорошо поразвлечься. Сегодня я тебя уже не застану.

И они обменялись «сердечным» рукопожатием.

Угрозы г-на Бразовича никто всерьез не принимал. Грозными у него были лишь голос да внешность. Никто его не боялся, даже собственная супруга, Уж она-то и подавно!

Бразович превосходно знал, что Тимар часто бывает в его доме, и устраивался так, чтобы не встречать там своего гостя. Зофия как-то поделилась с мужем догадкой, что, по-видимому, Тимара прельщают в их доме прекрасные глаза Аталии. Но это уже касается г-на Качуки. Если он не проткнет шпагой Тимара, словно лягушку, пусть пеняет на себя. Намек был ему сделан, но, как видно, Качука не внял доброму совету. Тимар довольно часто встречается с Аталией, и тем не менее капитан не вызвал его на дуэль. Какое там! Они по-прежнему закадычные друзья!

Свет не видел более мирной и дружелюбной компании, чем обитатели и завсегдатаи этого дома!

Господин Бразович не только догадывался с самого начала, но благодаря своим связям с абсолютной точностью разнюхал, что самую первую дверь к нынешнему колоссальному состоянию Тимара ему открыл не кто иной, как капитан Качука. Более того, он даже смекнул, почему тот сделал это. Офицер собирался порвать с Аталией, поэтому он, видимо, только и мечтал, чтобы г-н Бразович поссорился с ним и выгнал его из своего дома. Да не тут-то было. Будущий тесть решил любить капитана наперекор всему и прижать его к своей груди, как родного сына, хотя бы ради того, чтобы проучить мерзавца: ведь податься Качуке все равно некуда, хочешь не хочешь — женись.

Во время своего затянувшегося жениховства Качука, конечно, не мог не заметить, что за Аталией ухаживает опасный соперник. Соперник этот богат, к тому же Качука обязан возненавидеть его хотя бы за то, что во время конфликта между военным ведомством и государственной палатой он принял сторону последней и, выходит, показал спину своим прежним покровителям. И тем не менее капитан так горячо любит своего старого друга, что готов простить ему все прегрешения, даже если бы он отбил у него, Качуки, невесту.

Аталия презирала Тимара, считала его и теперь слугой своего отца, но внешне обходилась с ним ласково. И хотя она была страстно влюблена в капитана, в присутствии Тимара вела себя так, чтобы во что бы то ни стало вызвать ревность в своем женихе.

Госпожа Зофия ненавидела Тимара и, видимо, поэтому всегда встречала его елейной улыбкой, словно желая когда-нибудь увидеть в нем своего любезного зятя, живущего под одной кровлей с родителями жены.

А сам Тимар дал себе слово погубить их всех: и хозяина дома, и хозяйку, и их красавицу дочку, и жениха, — всех до единого поклялся он выкурить из этого дома! И тем не менее он часто наведывался сюда, целовал руки дамам, обменивался рукопожатиями с мужчинами, старался быть учтивым.

И все здесь, в свою очередь, принимали его весьма приветливо: Аталия ради него садилась к фортепьяно, г-жа Зофия хлопотала у стола, угощала гостя кофе и вареньем. И Тимар с милой улыбкой пил кофе, подозревая, что в него, быть может, подсыпана крысиная отрава.

Когда накрывали на стол, в гостиной обычно появлялась Тимея, помогавшая хозяйке. И тогда Тимар уже не слышал ни того, о чем рассказывала Аталия, ни звуков фортепьяно. Тогда Тимар видел в этом доме лишь одно существо — Тимею.

Да, от Тимеи невозможно было отвести глаз!

Ей было уже пятнадцать лет, и она казалась настоящей девушкой. Только взгляд ее выдавал наивность и неопытность ребенка.

Тимея научилась говорить по-венгерски, хотя, разумеется, с иностранным акцентом, иногда коверкая слова и употребляя их не к месту, над чем у нас имеют обыкновение подсмеиваться (это случается даже в сейме, во время самых серьезных дебатов).

Аталии повезло с Тимеей. Она служила для нее забавой. Бедная девушка была предметом насмешек. Аталия отдавала ей свои старые, поношенные платья, давно вышедшие из моды. Ведь моды у нас, как известно, меняются с головокружительной быстротой: представляете, какой хохот поднялся бы сегодня на улице, если бы кто-нибудь появился среди бела дня в пышном кринолине, а между тем ведь совсем недавно кринолин был в моде.