Возмездие - Семен Цвигун

— Не так уж гладко… Простите, товарищ командующий, но, выполняя это задание, погиб один из лучших наших товарищей, немецкий антифашист Цвюнше, арестованы и подвергнуты жесточайшим пыткам подпольщики… Дорогой ценой нам достались сведения об этом проклятом квадрате…

— Да… — Ермолаев вздохнул. — Я знаю, что сведения о плане «Бисмарк» достались нам дорого, но ошибка в оценке этих сведений может стать намного дороже, генерал Елисеев.

Елисеев выпрямился.

— Так точно, товарищ командующий! Мы принимаем все меры…

— Федор Федорович, — мягко сказал Ермолаев, — еще раз внимательно просмотрите донесения Млынского о рейде по тылам группировки фон Хорна.

— Есть!

— По-моему, в последней радиограмме есть неуверенность в том, что этот район является только плаццармом для наступления… Новых данных от него еще не было?

— Пока нет, товарищ командующий.

Часть отряда майора Млынского возвращалась глухими лесными чащобами. Сырой весенний ветер свистел в ветвях еще голых деревьев. Оттаявшие болота и разбухшие от половодья лесные речушки бойцы переходили вброд. Самодельные носилки с ранеными несли на плечах.

Переходя одну из речек, вода в которой поднималась выше колен, Бондаренко оглянулся, поторапливая людей, и увидел на берегу Млынского и Ирину Петровну, только что подошедшую и в нерешительности остановившуюся перед высокой водой.

Ирина Петровна взглянула на Млынского, но он не успел ничего ни сказать, ни сделать, потому что сзади подошел Горшков и, не раздумывая, подхватил девушку на руки. Из-за его плеча Ирина Петровна смотрела на раздосадованного и немного растерявшегося майора, по-прежнему стоявшего на том же месте. Она улыбнулась, Млынский поправил шапку и спустился следом к реке. За ним — не отстававший ни на шаг связной майора Ерофеев.

На другом берегу Горшков аккуратно опустил Ирину Петровну на землю, что-то хотел сказать, но, увидев, что девушка смотрит на Млынского, смущенно пробормотал:

— Извините, доктор, — и пошел торопливо дальше.

— Спасибо, Леня! — крикнула вслед ему Ирина Петровна и, не дожидаясь, пока Млынский выйдет на берег, зашагала рядом с носилками, на которых лежал боец, раненный в том бою, когда был убит Юрченко.

На опушке леса, не выходя за кромку, остановились. Бойцы сразу стали переобуваться, выливая воду из разбухших сапог. Некоторые тут же легли и уснули.

Из авангарда вернулся Горшков, сопровождая кряжистого старика в треухе с эмблемой лесника. Старик снял шапку и поклонился Млынскому.

— Здравствуй, Иван Петрович!

— Солодов? Здравствуйте! — Майор протянул ему руку.

— Семиренко Николай Васильевич предупредил: проходить, возможно, тут будете…

— Где он сейчас? Нам надо срочно увидеться… — Млынский посмотрел на Ерофеева, который перематывал сырые портянки. — Людям бы вот только передохнуть и обсушиться немного…

— Секретарь сам придет до тебя, Иван Петрович, — сказал старик. — Где вас искать?

— Тут две деревни, — Горшков протянул майору планшетку с картой, — Смородино и Селищи…

— Спасибо, лейтенант, — отстранил Млынский планшетку. — В этих местах я без карты…

— В Смородине староста наш человек, — сказал старик, — а в Селищах… Знакомый твой там. Завхозом был в школе…

— Лукьяныч? — Млынский покачал головой, будто бы сомневаясь.

— Герасим Лукьяныч Павлушкин, — подтвердил старик. — Служит оккупанту, как пес цепной, и считает себя хозяином жизни.

— Передайте Семиренко — буду ждать его в Селищах, — сказал майор.

— Ясно, — кивнул старик.

Вечерняя деревня подремывала в сумерках. За окошками темно — берегли, видно, свет. Пустынно на улице, даже ребятишек нет. И только дымки, вытекавшие из труб, говорили о том, что деревня еще не вымерла.

На том краю, что был ближе к лесу, бабка поднимала воротом ведро из колодца. Увидела — кто-то идет. Щурясь, бабка приглядывалась к прохожему, который шел будто свой, не таясь, выбирая места посуше… В серой шинели, в шапке со звездой, с наганом сбоку… Бабка раскрыла рот, словно бы собираясь крикнуть, и тут же зажала его ладонью.

— Здравствуйте, — сказал Млынский и, не задерживаясь, зашагал по деревенской улице дальше.

Задыхаясь от злобы, рвалась с цепи с хриплым лаем собака.

Мальчонка лет тринадцати постучал в окошко одного из домов.

— Ну кто там? — спросил грубый голос.

— Дяденька, Герасим Лукьяныч велел вас позвать, — сказал подросток.

— А, черт…

У дверей, прижавшись к степе, стоили Бондаренко и двое бойцов из его роты. Лязгнул засов, и на крыльцо вышел человек в накинутом полупальто с белой полицейской повязкой на рукаве. Резкий удар — и из рук полицая выпал карабин.

Двух других полицаев, коротавших время в сельской управе за самогонкой и картами, взял без лишнего шума Горшков. Когда он вошел, один было вскинулся, потянулся к винтовке, но опередивший его Горшков коротким ударом приклада отбросил полицая к стене. А тот, что сидел спиной к двери, так и остался сидеть не шелохнувшись и даже карты не положил. Рядом с ним на столе стояла коробка полевого телефона.

Горшков сел на место сбитого им полицая, поднял его карты, вздохнул и сказал спокойно:

— Если будут звонить, ответишь, что все в порядке. Ход твой? Ну ходи…

Бойцы Горшкова тем временем подобрали винтовки полицаев и, сбив замок со шкафа, вытряхивали из него бумаги…

…А на вечерней улице дремавшей деревни по-прежнему было пустынно и тихо.

Большой пятистенный бревенчатый дом стоял на отшибе от деревни, у мельницы. Рядом с домом — сарай с сухими дровами и стог сена. Между сараем и домом была натянута проволока, к которой цепью привязана собака. На двор, отгороженный плетнем, из раскрытого сарая был вытащен однолемешный плуг. Лошадь у коновязи, мирно пофыркивая, подбирала из ясель остатки сена. Рядом на колоде сидел пожилой, но крепкий еще мужчина в овчинной телогрейке и шапке и чинил сбрую. Справа, так чтобы сподручнее было взять, стоял карабин, прислоненный к колоде.

Собака глухо зарычала. Мужчина поднял голову, увидел человека, неторопливо шедшего к нему от деревни. Его одинокая фигура — подробностей в сумерках было не разобрать — не встревожила хозяина, продолжавшего, поглядывая на приближающегося человека, спокойно заниматься своим делом. Успокоилась и собака.

Когда хозяин понял свою промашку, было поздно: Млынский уже входил во двор.

Взгляд хозяина метнулся к карабину, к лошади, но он ничего уже не мог сделать, к тому же увидел еще двоих, которые стояли, облокотившись на жердины плетня, у сарая. Как они подошли, хозяин проглядел, отвлеченный появлением Млынского.

— Здравствуй, Лукьяныч, — сказал майор.

Павлушкин медленно поднялся.

— Здравствуйте. — И закашлялся.

Млынский отодвинул карабин и присел на колоду. Опустился на свое место и хозяин. Некоторое время сидели молча, потом Павлушкин полез в карман, но спохватился под взглядом Млынского.

— Закурить… можно?

— Кури.

Павлушкин достал кисет, из него — газету, сложенную для закрутки, оторвал от нее листок, стал насыпать табак… Руки дрожали, табак просыпался; ветер вырвал из разом ослабевших пальцев листок, и Павлушкин безвольно опустил меж колен руки с кисетом…

— Расскажи, — нарушил молчание Млынский.

— Охота душу себе травить?

— Ждал?

— Конечно. И гарнизон стоял. А вы все не шли…

— Дел было много…

Млынский поднялся, подхватил карабин.

— Не здесь, — сказал Павлушкин, как-то воровато оглянувшись на окна дома и продолжая сидеть.

— Что?

— Если можно, не здесь, — повторил Павлушкин.

— Не убивать я пришел, Лукьяныч. — Манор тоже невольно посмотрел в сторону дома. — Пусть односельчане судят тебя. Как приговорят, так и будет. Идем.

Павлушкин поднялся. И тут же раскрылась дверь и на пороге появилась женщина, простоволосая, в валенках на босу ногу.

— Герасим Лукьяныч, зови гостя ужинать, — предложила она.

Павлушкин с надеждой взглянул на майора.

— Спасибо, хозяйка, времени нет, — ответил Млынский, забрасывая карабин за плечо.

— Что ж… А тебя ждать, Герасим?

— Меня? — переспросил Павлушкин. — Нет, не жди. — И он зашагал со двора не оглядываясь.

Павлушкин сам толкнул дверь и вошел в комнату управы, освещенную двумя керосиновыми лампами. Здесь майора ждали Горшков, Бондаренко и Ирина Петровна.

Горшков, шагнувший навстречу, подхватил карабин, брошенный Млынским, который кивком указал на Павлушкина.

— Найдется старосту куда-нибудь до утра пристроить?

Горшков подкинул связку ключей на ладони.

— У них с этим делом налажено. Ну, иди сам теперь посиди. — И он подтолкнул Павлушкина стволом карабина к двери с железными скобами.